Ф. П. Ключарев. Басни

По изд.: Поэты ХVIII века. В двух томах. Том второй. — Л.: «Советский писатель», 1972

 

144. ПОДСОЛНЕЧНИК И ГВОЗДИКА

В саду подсолнечник с гвоздикою цвели
        И спор друг с другом завели:
            Подсолнечник гордился
            Своею высотой
                И красотой;
        Цветок хвалиться не стыдился,
            Что он душист родился.
            Во время распри той
Ребята глупые на первого напали
                И расщипали;
    Другая часть с гвоздикою была:
    Красавица гвоздику сорвала
Для украшения своей прелестной груди.
Различье их сии показывают люди.

<1795>


145. ПАСТУХ И КОЗЕЛ

Кем от рождения безумье овладело
            Или в ком нет пути,
        С таким нимало не шути,
    А паче берегись иметь с ним дело.

Какой-то был пастух, с козлом играть любил:
        Козел его рогами бил,
А он его в рога отталкивал рукою;
Но лоб в накладе стал с игрушкою такою.
Однажды пастухом сон сладкий овладел,
Когда у стада он под деревом сидел.
    Сидяща пастуха дрема шатает;
        Козел, увидев то, считает,
            Что биться он хотел,
        И вдруг сражаться полетел —
И треснул пастуха так сильно в лоб рогами,
        Что полетел он вверх ногами.

<1795>


146. ВОЛК ПРИ СМЕРТИ

            Волк смерти ожидал
                И рассуждал,
    Как жизнь свою на свете провождал,
Лисице, у него которая сидела.
«Я много, — говорит, — наделал злого дела:
            Немало накутил,
Немало в тот я свет овечушек пустил;
            Но и добру немало
        Мое сердечушко внимало.
            К добру я склонен был;
            Совсем алчбу забыл,
        Когда ягненок в лес замчался
        И там со мною повстречался.
            Во страхе он тонул;
Однако я его в то время не трону́л...»
Лисица прервала: «Велика добродетель!
    Я этому сама была свидетель,
                Как ты лежал
            И костию давился;
        Ягненок пред тобой явился
            И целый убежал».

<1795>


147. ДВЕ ДИКИЕ КОЗЫ

    Полезла дикая коза на гору,
            На гору, страшну взору;
                Толико та
                Гора крута,
        Что кажется глазам стеною;
Сверх этого она ужасна вышиною.
        Взлезает на гору коза
        И, обратив назад глаза,
                Сама дивилась,
Что вдруг на вышине такой она явилась.
        Однако надобно сказать:
            Пора козе слезать —
            Слезать еще труднее —
            Но, смелости полна,
            Спустилася она
И дело сделала и первого чуднее.
                Коза сия,
    С другою встретясь, говорила:
                    «Я
Теперь лишь действие преславное свершила:
                Была на той
                Горе крутой,
На кою только я одна еще взлезала».
                — «А для чего
                Туда лаза́ла?» —
        Попавшася коза сказала.
«Хотя и не нашла я тамо ничего,
        Сие меня не огорчает.
            Хоть пользы мне и нет,
            Но то узнает свет,
            Что смелость я имею
        И лазить высоко умею».
        А та сказала вопреки:
        «Нет, свет мой, это пустяки!
                Оставь мысль эту;
Те глупы все дела, в которых пользы нету».

<1795>


149. БЕЛИЗА

    Белиза, с Дафнисом в саду гуляя,
        Прекрасну розу сорвала.
Пустила алу кровь, ей руку уязвляя,
        На розовом кусте игла.
        Рука у девушки немеет;
        Она об этом не жалеет
И говорит: «Ведь я цветка б не сорвала,
Когда б уколота иглою не была».

<1795>


150. ПРЕСТАРЕЛЫЙ ЛЕВ

            Ко льву приходит старость:
Лишился силы он, его простыла ярость,
        Зверей терзать уж перестал,
                Не страшен стал.
            Никто его не трусит;
            Он боле не укусит.
            В кону́ру лев засел
    И никуда из оной не выходит.
                    Осел
                К нему приходит;
Но не почтение льву тамо отдает,
            А льва копытом бьет,
За прежние его тиранства отомщая.
                    Лев,
            Душою поболев,
Бесчестие себе такое ощущая,
                Сказал, стеня:
                «Осел меня
                Толкать уж смеет;
        Какую участь лев имеет!»

<1795>


151. ТАЙНА

Чтоб тайну соблюсти — велика добродетель!
        Болтливость — вре́днейший порок.
Читатель узрит то из следующих строк.
        Не ведаю, какой владетель
        Имел на голове рога —
                Не те рога,
            Какие есть у многих,
        Имеющих супруг не строгих;
    Супруга у него была строга.
        От всех таил рога владетель;
            Но некто был сему
            Нечаянно свидетель.
                    Ему
            Царь тотчас приказал,
    Чтоб тайну ту он вечно сокрывал.
            Он тайну сохраняет,
    Но таинство его обременяет.
Крепится умолчать — веленью изменяет,
    Припал к земле и пошептал траве:
«У нашего царя рога на голове».
                Он, верно, чает,
Что никому тех слов земля не провещает;
Но скоро выросла на месте том трава,
На коей были те написаны слова.

<1795>

 

Биографическая справка

Федор Петрович Ключарев (1751—1822) происходил из «обер-офицерских детей», то есть был сыном дворянина по выслуге. Начал он свою службу в 1766 году с низших должностей, копиистом в конторе Берг-коллегии (Управление горных заводов) в Москве, в 1767 году произведен в подканцеляристы, в 1776 году — в канцеляристы с переводом в канцелярию белорусского губернатора.

В конце 1770-х годов Ключарев сблизился с масонами; некоторое отражение этические идеи масонства получили в его трагедии «Владимир Великий» (1779). Белорусский генерал-губернатор, видный масон, З. Г. Чернышев, к которому его направил С. И. Гамалея, масон и ближайший друг Н. И. Новикова, выхлопотал Ключареву в 1782 году должность прокурора в Московском губернском магистрате. Затем Ключарев служил некоторое время в Вятке, с 1782 по 1792 год был секретарем вице-президента Адмиралтейств-коллегии И. Г. Чернышева, а с 1795 года до самой своей отставки в 1821 году он служил в почтовом ведомстве, где был попеременно астраханским, тамбовским, а с 1801 года московским почт-директором, и где дослужился до чина действительного тайного советника. В 1812 году был удален из Москвы по распоряжению генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина, но в 1816 году совершенно оправдан и произведен в сенаторы.

Ключарев был одним из самых преданных Новикову и всем его начинаниям членов московского масонского кружка. Он участвовал в «Собрании университетских питомцев» — масонской ложе, созданной И. Г. Шварцем в 1781 году. В «Ложе святого Моисея» Ключарев быт «мастером стула», в «Магазине свободных каменщиков» (1784) напечатал речь, произнесенную им в этой ложе. Ключарев был также членом «Дружеского ученого общества» и на открытии этого общества прочел 6 ноября 1782 года свою оду. Когда московские масоны стали самостоятельной, восьмой «провинцией» европейского масонства, Ключарев вошел в состав «директории» из пяти человек, которую возглавлял Новиков.

Разгром новиковского кружка в 1792 году на Ключареве не отразился. Он продолжал служить в почтовом ведомстве, оставаясь масоном по убеждениям и поддерживая связи с теми, кто остался, как он, верен их прежним идеям.

По выходе из Шлиссельбургской крепости Новиков сначала заехал в деревню к Ключареву, а затем уже к себе в Тихвинское.

Весь последний период своей жизни, проведенный в Тихвинском, Новиков, почти никуда не выезжавший, часто бывал у Ключарева, в любви и преданности которого был уверен.