Клеман Маро

Клеман Маро (Переводы В. Васильева)

Клеман Маро (1497— 1544) — один из крупнейших французских поэтов раннего Возрождения, автор лирических стихотворений, сатирических произведений, шутливых посланий, рондо, эпиграмм.

По изд.:
Французская классическая эпиграмма. Переводы Владимира Васильева — М.: Худ. лит. 1979,
…острый галльский смысл. Пять веков французской фривольной поэзии. – СПб.: ЛИК, 2003,
Французская басня и эпиграмма — СПб.: Наука, 2014

 

НА СУДЬЮ ПАРИЖА МАЙАРА

Когда судья Майар, толпой зевак
И молчаливой стражей окруженный,
Вел Самблансе2 на Монфокон3, то как
Держались сей судья и осужденный?
Был взор судьи так мутен и тяжел,
Как если бы ему грозила кара,
А старый Самблансе так бодро шел,
Что всем казалось: он казнит Майара.

 

НАДПИСЬ К МРАМОРНОЙ ВЕНЕРЕ, ПРЕПОДНЕСЕННОЙ ФРАНЦИСКУ I

Взгляните на мое прекраснейшее тело:
Я та, что яблоком раздора овладела.
Но чтобы сохранить божественную стать,
Обильных яств и вин не смею я вкушать.
Простите, сир, что я бесчувственна сверх меры:
Венера холодна без Вакха и Цереры.

 

ОБ ОДНОМ СНОВИДЕНИИ

Приснилось мне полуночной порой,
Что будто ты пришла в мои объятья.
А пробудясь, был одинок опять я.
И к Фебу обратился я с мольбой:
«О, сбудется ли сон волшебный мой,
Феб Аполлон, поведай мне скорее!»
Но нежной красотой твоей пленен,
«Не сбудется!» — изрек ревниво он.
Любовь моя, ты проучи злодея
И докажи: обманщик Аполлон!

 

ОБ ОТВЕРГНУТОМ ПОЦЕЛУЕ

Амур, когда я мучился без сна,
Мне так сказал, приникнув к изголовью:
«Хотя Мадлен с тобой была скромна
И поцелуй отвергла, но она
Смягчится, тронута твоей любовью».
«Ах, нет, Амур, все для меня мертво,
И милости ее напрасно жду я.
Холодным будет ложе у того,
Кому от милых губ ни одного
Не удалось добиться поцелуя».

 

ЭПИТАФИЯ ЕПИСКОПУ ЖАНУ

Служитель культа по призванью,
Здесь погребен епископ Жан,
Епископ вовсе не по званью,
А по прозванью прихожан.
Страдая сифилисом тяжко,
На небеса был взят бедняжка.
Ах, только не занес бы он
К святым и к ангелам заразу!
Помолимся, чтоб был он сразу
В отдельный номер помещен.

 

НА АББАТА И ЕГО СЛУГУ

Толстяк аббат с упитанным слугой
И вкусом и характерами схожи:
Один из них — остряк, и шут — другой;
Один — чудак, другой — чудило тоже;
Один от вин хороших сам не свой,
Другой — заклятый враг вина плохого.
Отличье в чем? Не спится одному,
Коль на ночь он не припасет спиртного;
Сон ни в какую не берет другого,
Коль есть хоть капля винная в дому.

 

* * *

Ты хочешь убедить меня, что чисто
Звучит мой голос, что смогу я петь
В церковном хоре, если только впредь
Уроки буду брать у вокалиста.
Какого черта ты ко мне пристал —
Ре, ми, фа, соль — с наукою своею?
Я лучше, чем монах, тянуть умею,
Когда передо мной стоит бокал.

 

* * *

Из-за вина сколь многим я рискую!
Ослабло зренье. Вот уже не раз
Мой врач меня бранил напропалую:
«Пойми, безумец, истину простую:
Так ты совсем останешься без глаз».
Ах, милый врач! Уразуметь не мог он:
Как только распрощаюсь я с вином,
Так жизнь моя окончится на том.
Пускай уж лучше дом стоит без окон,
Чем полностью отправится на слом.

 

* * *

Разведал брат Симон к девице путь,
Повел ее к себе и ночкой темной
В окно через решетку стал тянуть:
Вот голова прошла, пролезла грудь,
Уж руки здесь… Но зад ее огромный
Меж прутьями застрял. И брат Симон
Воскликнул: «Вашей грудью я пленен,
Ваш лик пригож. Однако, чаровница,
Просуньте зад иль убирайтесь вон:
Наш праздник без него не состоится».

 

* * *

Жан был наедине с подругой милой…
Узрев его орудие труда,
Подруга всполошилась: «Ах, беда!
Ну и махина, Господи помилуй!
В живых мне не остаться никогда!»
Попридержав тревог первопричину,
Жан с милой не спеша повел игру,
Орудие вогнав наполовину.
«Жан, глубже! Ничего, что мир покину:
Ведь все равно когда-нибудь помру».

 

* * *

– О женихах мы часто тужим, –
Сестра поспорила с сестрой, –
Но тошно жить с немилым мужем:
По мне уж лучше спать одной.
– Ах, замуж выскочить резонней.
А если станет жизнь тяжка,
То от бесчувственного сони
Лекарство есть – найти дружка.

 

Синьоре из Пьемонта, которая не пожелала продаться поэту за шесть экю, требуя от него десять

Со мною были вы неумолимы
И отказали мне на этот раз.
Хотя греха вкусить и не смогли мы,
Синьора, я не сетую на вас.
Вы спросите тогда: «Но почему же?»
Да потому что в кошельке моем
Шести экю лежать никак не хуже,
Чем в логове, вы знаете каком.

 

Надпись под статуей спящей Венеры

Я сплю, но моему покою
Не верь и лучше здесь не стой:
Ведь если я свой взор открою,
То как бы не затмился твой.

 

Эпитафия Эразму Роттердамскому

Путник, Эразма угасший здесь пламень.
Кто не знаком с этим именем, тот
              Слышит как камень,
              Видит как крот.

 

<ПОСЛАНИЕ ДРУГУ И ВЛИЯТЕЛЬНОМУ ВЕЛЬМОЖЕ ЛЕОНУ ЖАМЕ,
сочиненное в тюрьме, куда был заключен автор, подозреваемый в принадлежности к протестантизму>

4

Я не пишу, что страсть — источник бед,
Ты знаешь сам, где польза в ней, где вред;
Я не пишу о воинстве, решив:
Ты знаешь сам, кто храбр, а кто труслив;
Я не пишу и о Фортуне, ты же
Сам знаешь, кто к ней в наши дни всех ближе;
И о пороках не пишу: ты знаешь,
Кто в них погряз, а сам их избегаешь;
Я не пишу о Боге потому,
Что сам душой ты тянешься к нему;
Молчу и о парижских дамах я —
Ты больший их знаток, чем их мужья;
Я не пишу юля или лютуя, —
Всего лишь басню рассказать хочу я,
В которой два героя: мышь и лев.

Однажды, в мышеловке углядев
Бедняжку мышь, которая на сало
Позарилась и пленницею стала,
Лев, обладавший силой и сноровкой,
Расправился в два счета с мышеловкой.
Тут крошка мышь, избавившись от плена,
Вмиг преклонила предо львом колена,
Сняла чепец и сто, и двести раз
За то, что он ее от смерти спас,
Царя зверей вельми благодарила,
А бога всех мышей и крыс молила
Впредь за добро воздать ему добром.
И бог воздал. Но вот с чего начнем:
Лев за добычей вышел из пещеры
И по беспечности не принял меры
Предосторожности — и сам попался в сеть.
Он мог бы, как от пытки, умереть,
Настолько туго был к столбу примотан.
«О горе мне!» — подумал лев, но вот он
Увидел: крошка мышь к нему спешит,
И у нее веселый, бодрый вид.
Она клянет сначала всё семейство
Кошачьих, а закончив это действо,
Хвалу мышам и крысам воздает.
И вслед за ними льва настал черед:
«Ах, потерпи немного, сударь милый,
Освободить тебя мне хватит силы.
Согрета я была душой твоею —
Теперь своею я тебя согрею.
Мне жизнь на свой ты лад вернул, на львиный,
А я тебе верну на свой, мышиный».
У льва от удивления полезли
Глаза на лоб: «Как жизнь вернешь ты, если
Нет у тебя, чтобы разрезать сеть,
Ножа или пилы? Ну как? Ответь!
Ступай домой скорее, мелкота,
Пока не нарвалась ты на кота!» —
«Ах, сударь, сударь, — отвечала мышь, —
Своею речью ты меня смешишь.
Ножи с собой во рту я принесла.
Их лезвия зубастей, чем пила.
Я все ремни перепилю умело».
И крошка мышь тотчас взялась за дело.
Пришлось ей всё ж изрядно попотеть,
Но наконец была разъята сеть.
Лев вылез из нее, проговоря:
«Видать, добро не пропадает зря».

Вот и закончен стихотворный сказ.
Его сюжет в ходу был сотни раз:
Эзоп — свидетель, и не только он.
Так стань мне львом. Отвешу я поклон
И очень постараюсь в день твой черный
Стать мышью благодарной и проворной.
Бог даст (и в это верить я хочу):
Тебе твой подвиг будет по плечу.

 

НА СТАРИКА,
покрасившего бороду

Ты бороду покрасил. Но она ли
Того способна сделать молодым,
Кого мы белым лебедем считали,
Кого теперь мы черным враном зрим.
А смерть — как на лице заметит грим,
Так и на редких волосинках краску,
Она, счет подведя годам твоим,
Тотчас сорвет с тебя любую маску.

 

НА ПРИОРА

Приор дородный целовал внучка
И нежился в постели, — ждал, пока
На завтрак не поспеет куропатка.
Поспела. Встал он, потянулся сладко,
Зевнул, прочистил нос, размял бока,
Затем взялся за жареную снедь;
Кувшин с вином опустошив на треть,
Он рек, не расставаясь с винной чашей:
«О Господи, во имя веры нашей
Дай силы мне все муки претерпеть!»

  • 1. Морис Сев — французский поэт первой пол. XVI в.
  • 2. Жак де Бон, барон де Самблансе — королевский казначей; был обвинен королем Франциском I в расхищении казны и 12 августа 1527 г. повешен.
  • 3. Монфокон — парижское предместье, где стояла виселица, сооруженная в XIII в., предназначенная для казни государственных преступников.
  • 4. Леон (или Лион, что по-французски означает «лев») Жаме — один из самых преданных друзей Клемана Маро. Воспользовавшись хорошими связями в высшем обществе, он добился сначала перевода поэта из застенков парижского замка Шатле в город Шартр с более мягкими условиями тюремного содержания, а вскоре и выхода его на свободу. После смерти Маро, которая случилась в Турине, Жаме позаботился о погребении своего друга в соборе Св. Иоанна и о сооружении ему там памятника, сочинив надгробную надпись. Во время случившегося в соборе пожара памятник погиб в огне.