Жан Ануй. Три льва

Жан Ануй (1910—1987)

По изд.: журнал «Звезда», номер 12, 2008 (Из французских баснописцев)
Перевод с французского Владимира Васильева

Курили три льва на террасе кафе.
Один произнес, развалясь на софе:
“А вы обратили вниманье, что летом
Становятся женщины краше? При этом
У них из подмышек сияют гало
Сквозь легкие блузы от капелек пота.
Их запах так мил, и в душе так светло!”
Второй возразил: “А вот мне отчего-то
Пастушки милей горожанок, ей-ей!
Напал я на стадо во время былое,
И все же барашка оставил в покое,
Чтоб только деваху обнюхать скорей.
Но так как сегодня живу я в Париже,
Где ум с элегантностью в ногу идут,
Мне женщина света становится ближе,
Заманчивей дичи не сыщется тут”.
Тогда третий лев, молчаливый, как инок,
Сказал: “Я люблю только жирных блондинок”.
А выведать больше друзья у него
        Уже не смогли ничего.
И два первых льва стали громко и рьяно
        Вопросы решать философского плана.
Забыты чиновный по улице марш
        И легкая поступь газелей,
Любительниц опер, любимиц панелей:
Был час манекенщиц и час секретарш.
Шесть вечера было, когда за красоток
Сойдут и дурнушки, коль норов их кроток,
Коль тушь под рукой и помада. Но двум
Заспорившим львам знать хотелось до боли,
Что в жизни важней — красота или ум,
Где есть постоянство, где нет его боле.
Они рассуждали, в затылках скребя,
Об “я”, что в себе, и об “я” вне себя
И что привлекательной делает славу,
Что есть достоверность, что вир, что фемин.
“Я Сартра поклонник”, — воскликнул один,
Другой заявил: “Мне же он не по нраву”.
И много философов было других
Затронуто в умных баталиях их.
        А третий был лишним в их споре,
                И вскоре
Он с жирной блондинкой ушел подшофе,
Оставя друзей на террасе кафе.
Друзья же свой спор продолжали так жарко,
Что вызван был к ним полицейский наряд.
А срок увольнительных из зоопарка
Истек у них в полночь. И это стократ
Вину умножало. Тут стражи порядка
С гривастыми действовать начали гадко:
Двух львов затолкнули в машину, хотя
Философы ни на террасе, ни в зале
        Когтей ни в кого не вонзали,
                И страшно светя
Мигалками синими, с воем сирены,
        Вернули их в благословенный
Зверинец к уснувшим гориллам, слонам,
Песцам, крокодилам, верблюдам, жирафам.
        Директор наказан был штрафом.
И он, разъяренный, к философам-львам
Велел не носить корма четверо суток,
А к третьему льву был достаточно чуток,
Поскольку вел тихо себя вертопрах:
Всю ночь наслаждался любовью в кустах
С блондинкой; под утро он эту блондинку,
Почувствовав голод, уплел под сурдинку,
И в свой зоопарк возвратился он сам
К жирафам, гориллам, верблюдам, слонам.
Директор простил его, так как не знала
Общественность о рандеву каннибала.

Дано в этом мире лишь то, что дано.
Полученным распоряжайтесь умно.