А. А. Ржевский. Притчи

Один из видных писателей и литературных деятелей XVIII века, примыкавший к группе писателей, объединявшихся вокруг Сумарокова, Алексей Андреевич Ржевский родился в 1737 году в старинной дворянской семье. Он рано начал свою служебную и литературную карьеру. Являясь в молодости представителем аристократической фронды, недовольной неограниченной властью царя, в дальнейшем он, сам стал одним из видных деятелей екатерининского царствования. В 1767 году он принимал участие в работе Комиссии сочинения Нового Уложения. С 1771 года А. Ржевский в течение нескольких лет был вице-директором Академии Наук, а в 1775 году был назначен президентом медицинской коллегии. Умер он в 1804 году в чине тайного советника, будучи отставным вельможей прошедшего века. Видную роль играл он начиная с 80-х годов в истории русского масонства. Отдельного издания басен и стихов А. Ржевского не имеется. В качестве члена Российской Академии А. Ржевский принимал деятельное участие в ее работах, но наибольшую известность принесли ему его поэтические произведения. Свои стихи, среди которых большое место занимают басни, А. Ржевский печатал в журналах 60-х годов — «Ежемесячных Сочинениях», «Трудолюбивой Пчеле», «Свободных Часах» и в особенности в «Полезном Увеселении». «Все стихотворения, — отмечал в своем словаре Н. Новиков, — а особливо его оды, притчи и сказки, весьма хороши и изъявляют остроту его разума и способность к стихотворству». В своих «притчах», относящихся к 60-м годам XVIII века, А. Ржевский выступал как ученик и последователь А. Сумарокова.1

По изд.: Поэты ХVIII века. Л., 1972; Русская басня XVIII—XIX века — Л.: Советский писатель, 1949

 

 

«Полезное увеселение», 1761, № 4, с. 115. В эту же подборку включены притчи «Смиренная вдова», «Муж, черт и жена» и «Ссора у сестер».

МУЖ И ЖЕНА

В стихотворении представлены образцы всех применявшихся тогда в русской поэзии разновидностей ямбического стиха (от одностопного до шестистопного) .

Муж некогда жену зато свою бранил,
Что дома не сидит и всякий день гуляет.
Поступок женин был весьма ему не мил,
И для того вот так жену свою щуняет:2

   «Нет,
Мой свет,
Неложно
  То, что с тобой
И жить не можно,
   Как с доброю женой.
С двора всегда ты ходишь;
   Тебя по вся дни дома нет.
Не знаю, с кем приязнь ты водишь;
Нельзя ужиться нам с тобой, мой свет.
Гуляй, да только меру знать в том должно;
  Похвально ль приходить на утренней заре?
По всякий день гулять тебе жена, не можно,
  Лишь то льзя похвалять, что есть в своей поре.
Ты худо делаешь, жена, неложно,
  А ходишь только, чтоб тебе гулять,
И дом пустой ты оставляешь.
  Хожу и я, да торговать;
А ты всегда лытаешь».3
  «Как мне бы не ходить,
Где ж хлеб достати?
  Тебе так жить
Некстати:
  Не всяк
   Так

живет, как мы с тобою;
Иной не ссорится по смерть с своей женою».
Сем мужу своему, жена мнит, угожу;
Что слушаюсь его, ему то докажу,
И буду поступать всегда по мужней воле,
С двора уж никуда ходить не стану боле.
На завтрея домой как с торгу муж пришел,
И дома он свою хозяюшку нашел.
Жена, увидевши вдали его, встречает;
Муж очень рад: жена приказы наблюдает.
Пришел, ей говорит: «Хозяюшка, мой свет,
Пора обедать нам». — «У нас обеда нет, —
Жена ответствует, — я есть ведь не варила».
— «Да для чего?» — спросил. «С двора я не ходила».
— «Да для чего?» — «Ты сам мне не велел ходить;
Сидела дома я, кому же есть купить?»
Нельзя, чтоб тот когда наукой пременился,
Несмыслен кто родился

<1761>

 

СМИРЕННАЯ ВДОВА

Что, видя мы в других, пересмехаем,
То ж сами делая, себя мы извиняем
Пороков мы своих
Не видим, как чужих.
Кто глазом крив, того приметить всем удобно;
А кто душою крив, приметить неспособно.
Смеялась всем вдовам смиренная вдова,
Что и́дут за других, мужей своих лишася;
И говорила так: «Нет, я не такова,
С своим я мужем разлучася,
Вовеки не хочу второй принята брак»
То сама истина, да только лишь не так:
Не для того вступить она в брак не желала,
Чтоб верность к первому супругу сохраняла,
А для того, что был любовник уж у ней,
Но прежде, как в нее влюбился,
Он на другой женился,—
И выйти за него не можно было ей.

<1761>

 

«Полезное увеселение», 1761, № 6

ДУБ И ВЕТЕР

На холме превысоком
Великий дуб стоял,
Превозносясь над роком,
Он вихри презирал.
Далёко простирался
Обширностью корней,
И ветров не боялся
Он в гордости своей.
Надежда обольстила:
Жестокий ветр настал,
Ослабла дуба сила,
Ветр этот дуб сорвал.
О гордый! опасайся,
Услышавши сие,
Отнюдь не полагайся
На счастие свое:
Оно тотчас обманет,
В нем постоянства нет;
Когда ж оно отстанет,
Так ветр тебя сорвет.

 

МОДНЫЙ ДОКТОР

Что худо жить по моде,
А лучше по природе,
Хотя и прежде я слыхал,
А нонча сам узнал
Вдруг новый доктор появился,
Всем доктор полюбился.
Горазд лечить,
Всяк хочет жить;
Хоть болен кто, хоть нет, но всяк лечился;
А доктор богатился.
Пословица лежит: куда де конь с ногой,
Туда и жаба со клешней.
Посадский не́какий с боярами равнялся,
Затем что откупов держался.
Умел он торговать,
Умел он деньги собирать.
Нередко то бывает,
Когда кто деньги собирает,
Того и всякий почитает.
Одна дочь у него любимая была;
А девушка чахоткой немогла.
Отец ее крушится,
И смерти дочерней боится.
Тотчас по нового он доктора послал
И дочь лечить его призвал.
Дочь вылечить отцу сей доктор обещает,
А доктора отец обогащает.
Мой доктор не ленив,
Весьма трудолюбив:
Всечасно девушку больную посещает,
Не стал и денег брать, — он славы лишь желает.
Чрез по́лгода больную излечил,
Однако же болезнь другую приключил:
Неизлечимый ей припадок приключился,
Такой, от коего никто не излечился.
Не можно и лечить,
Натура лишь сама ей может пособить.
Что ж сделалось потом, уж я того не знаю,
А басню тем мою кончаю,
Что худо жить по моде,
А лучше по природе.

 

МОРЕ И ПЛОВЕЦ

Пловца в пространном море,
Не зряща берегов,
Терзает страх и горе
Среди крутых валов;
Надежда лишь питает
Смущенный дух его:
Он бед не ожидает
От рока своего.
Как берег показался,
Мнит, больше страха нет;
Но тщетно он ласкался,
Что к брегу приплывет.
Жестокая судьбина
Бедой ему грозит,
У берега пучина
Погибелью сразит.
Он пристани не тронет,
Хоть близко приплывет;
В пучине он потонет,
Ее не перейдет.
Так тот, который чает,
Что грусть его прешла,
Что та его уж знает,
Которая мила.
Начало то напасти,
Мученью нет конца:
Знакомство в тщетной страсти —
Пучина для пловца.

 

ПАСТУХ И ВОДА

Пришед на берег речки,
У вод пастух стоит,
Текущие струечки
Он стоючи делит.
Вода не разделялась,
Напрасно труд терял:
Струя к струе сливалась,
Как он ни разделял.
Алцып так убегает,
Климены чтоб не зреть;
Но суетно он чает
Любовь преодолеть.
Красавиц хоть довольно
Он сыщет на полях,
Но сердце в нем невольно
В Климениных цепях.
Она одна прельщает,
Для ней рожден он жить,
О ней он воздыхает
И будет век любить.

 

«Полезное увеселение», 1761, №8

ФОРТУНА

Фортуну ты слепой хотя и называешь,
Однако же не знаешь,
Какой
Причиной сделалась она слепой.
Фортуна красотой во днях младых блистала
И многих молодцов прельщала.
Женился Рок на ней,
Имеет в свете всё во власти он своей.
В Фортуну он влюбился,
Влюбясь, на ней женился.
Женясь, он был ревнив,
И был в том справедлив,
Фортуна всех прельщала,
Ко многим и сама любовию пылала,
И страстию за страсть взаимной награждала.
Кому была мила,
К тем гордой не была.
Рок, сведавши сие, был огорчен женою.
Озлился на жену, — вредна его гроза!
И за неверность ей он выколол глаза.
Спознавшися с неверною такою,
Возможно ль на нее надежду полагать!
Любовников она привыкла пременять.
Фортуна хоть любовь к кому свою являет,
Не льститесь: верности она не наблюдает.

<1761>

 

«Полезное увеселение», 1761, № 9

ПРИТЧА О САТИРЕ

Как истину изгнали
Из града люди вон,
Пороку власть отдали,
Ему восставя трон;
Насильство и обманы
Власть стали разделять.
Когда сии тираны
Всех начали терзать,
То истина святая
В изгнании от них,
На хищну власть взирая
Губителей своих,
Пошла просить у музы,
Защитницы своей,
Чтоб разрешила узы
Несчастливых людей.
Тогда еще имели
Власть музы во сердцах,
Когда Гомеры пели
Героев на полях.
Как греков прославляли
Они в стихах своих,
И жар тем зажигали
Во юношах младых.
Та склонность показала
Любимице своей,
Сатиру ниспослала
Она в защиту ей.
Порок стал в утесненье
От справедливых муз,
Нашел и он спасенье
От сих тяжелых уз.
Он сам родил сатиру,
На зависти женясь,
И стал вторично миру
Владетель он и князь.
Так неотменно должно
То всем нам наблюдать,
Писать чтоб осторожно
И первой подражать.
Пороки утесняти,
Сатира чтоб была,
Чтоб правду защищати
Без зависти и зла.

<1761>

 

«Полезное увеселение», 1761, № 12

СОБАКА И СЕНО

Из короба не лезет,
А в коробе не едет,
И короба не отдает, —
Пословица у нас идет.

Собака сено охраняла,
На всех она брехала
И к сену не пускала никого;
Не ела и сама его.

Так все завистники собаке подражают,
Хоть нет в чем нужды им,
Однако ж не хотят владеть отдать другим.
На свете худо жив, всем прочим жить мешают.

<1761>

 

СНЕГИРЬ И ЧЕРВЯК

Поймавши червячка, снегирь клевал,
А ястреб, налетев, снегирика задрал.
То ж самое и свет разумный совершает:
Коль кто кого сильняй, так тот и поражает.

<1761>

 

КОНЬ И МУЖИК

Хотя приятный взор меня твой и прельщает,
Хотя он тысячу утех мне обещает,
Но я боюсь в обман ему себя отдать,
Чтоб после не страдать.
Я к этому скажу здесь басню небольшую,
Вот слушайте, какую:
Конь по лесу ходил,
Конь вольный этот был;
А как то было, я не знаю,
И верить вам и нет я в этом дозволяю.
Мужик дрова рубить пошел,
В лесу Коня нашел.
Конь мил стал мужику, мужик Коня ласкает.
«Дай, Конь, себя поймать, — мужик Коню вещает, —
Я стану всякий день овсом тебя кормить,
Под убранным седлом ты будешь, Конь, ходить»,
Но Конь тот думает: «Меня ты не обманешь,
Хоть буду убран я ходить,
Да буду я тебя, мужик, возить,
И для того меня ты убирати станешь.
А вольность милая приятнее всего,
Свободы лучше нет на свете ничего».

Но так любовники хотя и рассуждают,
Однако власть свою неволею теряют.
До тех лишь только пор свободу он хранит,
Покамест он свою возлюбленну не зрит.

 

ОСЕЛ, СВИНЬЯ И ЛИСИЦА

Осел Лисицу обмануть хотел;
Однако не умел,
Затем что был Осел.
Или ясней сказати,
Без всех обиняков,
Чего жалети дураков?
Не будет совесть угрызати,
Когда скажу: Осел
Затем не обманул, что смысла не имел.
Еще глупей того Осел мой начинает,
К воспоможению Свиньи он прибегает,
И говорит он ей: «Свинья,
Я
Перед собой тебе в обманах уступаю,
И разум своему я твой предпочитаю.
Пожалуй, помоги Лисицу обмануть,
Мне хочется ее с горы долой столкнуть;
Да только не умею».
Ответствует Свинья:
«Я
Всё дело поверну то головой моею».
Тотчас к Лисе пошла.
Как будто умная скотина выступала,
Но только хрюкать начала,
Лиса тотчас узнала,
Почто Свинья пришла.
Хвостом своим вернула,
С горы Свинью столкнула
И так сказала ей:
«Нос бойся поднимать на умных впредь зверей»

 

КОЗЕЛ И ЛИСИЦА

Козла Лисица полюбила,
И вместе завсегда с Козлом она ходила.
Дивились, для чего она всегда с Козлом:
Какой утехи быть разумной с дураком?
Однако дивом вы того не почитайте.
Я диво ваше развяжу,
Когда вам расскажу.
Послушайте и знайте:
Затем Лисица любит быть с Козлом,
Что весело шутить над дураком.

Я этаких козлов довольно в свете знаю.
А кто? Читателю приметить оставляю.

 

ЛУКАВАЯ СОБАКА

Случилось прошлой мне весной гулять ходить,
Чтоб время проводить
И чувства воздухом весенним усладить.
Собака, подошед ко мне, ласкалась,
Собака хороша мне показалась.
Не знав ее ни умысла, ни дел,
Погладить я хотел,
Она тут ласку пременила:
Лишь руку протянул, она и укусила,
И побежала прочь.

Так ты в друзья к себе льстецов не прочь,
Читатель! знай, что все льстецы ей подражают
И нас кусают.

 

ЛИСИЦА И ВОРОН

Нередко собственны глаза нас облыгают,
Хотя мы верим больше им,
Как нежели друзьям своим,
Они в погибель нас нередко повергают.
Лисице Ворона хотелося поймать,
Чтоб после перье ощипать.
Вся вымаравшись в кровь, Лисица повалилась
И мертвой притворилась;
А где она легла, тут Ворон тот летел,
До крови ласков он, — и на Лисицу сел.
Лисица Ворона поймала,
И тотчас ощипала,
И после стала хохотать
И Ворона ругать.

 

СОСЕД

Один что похваляет,
Другой то похуляет,
Всяк следует в том вкусу своему,
Противно многим то, что мило одному,
И если станем мы всегда другому верить,
И вкусом не своим дела на свете мерить,
Так очень будет скучно жить
И будем, живучи на свете, мы тужить.
Вчерась случилось то со мною,
Обманут похвалой вчерась я был одною.
Хвалили мне соседа моего,
Что весело с ним знаться.
Я стал о том стараться,
И был вчерась я у него;
Но дай мне боже с ним на стречи не встречаться!
Приехал я к нему, меня он посадил
И вдруг про лекарей заговорил
Я речь чтоб перебить, — никак, он продолжает.
Уж вечер наступает;
А он не престает всё то же говорить,
Потом стал и меня лекарствами поить.
Кому приятно их без нужды пить?
«Ей-ей, не болен я», — ему я стал божиться,
Однако я никак не мог отговориться.
Скажите, весело ли с ним водиться?
С ним знаясь, надобно здоровому лечиться.

 

ПРАВДА, ПОРОК И ОБМАН

Когда Порок судьею сел
И стал вселенной всею обладати,
Тогда Обман стал Правду утесняти:
Он ссору с ней давнышнюю имел.
Как Правда меж людей святая обитала,
Всеобщего врага Обмана утесняла;
Но как Порок судьею сел,
Обман с Пороком дружество имел,
Друг друга истинно они любили
И так, как братья, жили;
Обман нашел случа́й, чтоб Правде отомстить
И Правду погубить.
На Правду ложное прошение составил;
А что в нем написать, Порок его наставил:
Подьяческих крючков в прошенье начинил,
Понежеми4 везде прошенье испестрил.
В суд Правда позвана, пришла, к суду предстала.
Надежно шла на суд, вины она не знала.
Порок стал Правду вопрошать,
Обман стал Правду уличать;
А Правда начала им отвечать,
И просто говоря, крючков она не знала,
И в оправдании понеже не сказала.
За то судья тут Правду обвинил,
И приговор он так скрепил:
«Понеже де она понеже презирает,
Так тем она весь штиль приказный наш ругает».
И то вина, когда нельзя другой найтить:
Винна она иль нет, да надо обвинить.

Нередко не дела нас обвиняют,
И правость не дела, судьи нам причиняют.
Скажу вам прямо я:
На дело не смотри, смотри лишь, кто судья.

 

КРОТ, ГОРНОСТАЙ И ЯСТРЕБ

Зимою Горностай весьма оголодал;
А пищу как сыскал,
И начал он за пищу приниматься.
Увидел Крот,
Разинул рот
И, ноздрю раздувая, сей урод
За пищу с Горностаем начал драться;
Но Ястреб, налетев, тотчас их помирил:
Оставил драться их, а мясо ухватил.

Читатель! при́клад сей
Тебе изображает
Завистливых людей:
Нередко с ними так бывает.

 

СВЕРЧКИ И КЛЕВЕТНИКИ

Мешают часто мне сверчки писать:
Лишь я писать,
Они летать,
Кричать
И мне писать мешать.
Хоть всё сие не больно,
Однако же от них досады мне довольно.
Хотя б казалося и жалко тварь губить,
Но скучно с ними жить.
Так все клеветники сверчкам сим подражают
И весело нам жить мешают.
Так, как сверчков нельзя не бить,
И их нельзя щадить.

<1761>

 

«Полезное увеселение», 1762, № 6

ВОЛК-ОТКУПЩИК

Притча направлена против системы откупов, процветавшей при Елизавете Петровне и очень разорительной для страны: частные лица платили государству определенную сумму, сохраняя за собой право получать доход со взятой на откуп отрасли. Возможно, что Ржевский имел в виду и конкретный факт: в 1761 г. П. И. Шувалову (1711—1762) были отданы на откуп Гороблагодатские заводы, а также табачный и винный откупы в Тобольской и Астраханской губерниях.

Волк денег накопил
И шерсть у пастуха овечью откупил;
Дороже пастуху за шерсть он заплатил,
Лишь только б по своей он мог овец стричь воле,—
При откупе он в договоре положил.
Пастух тот думает: чего ж желати боле?
Считает откуп сей за клад,
И волк не меньше рад.
Пастух обманутым продажей волка числит,
А волк: «Обманут мной пастух, конечно», — мыслит.
Как ты себя, пастух, ни нудь,
Волк сам ведь у себя, его не обмануть.
Он дело всё уж смыслит
И лучше твоего свои прибытки счислит.
Я бьюся об заклад,
Что ты напрасно рад;
Где деньги волк заплотит,
Тут вдвое поворотит.
Волк сам ведь не дурак,
Когда он откупает,
Знать, в откупе прибытка чает.
Конечно, это так,
И деньги он свои хотя тебе заплотит,
С тебя ж их поворотит.
Послушайте, что было наконец:
Волк летом откупных два раза стриг овец,
Его то не смущает,
Что тем овец он сокрушает,—
Карман лишь смотрит свой.
О пользе общества совсем он не трудится,
Лишь был бы он богат, весь свет хоть разорится!
Он пользу общества чтит пользой не своей.
Настали лютые морозы,
Все овцы померли, одни остались козы,
А с коз ведь шерсти нет,
О том известен свет.
Пастух откупщику в обмане упрекает,
А откупщик ему вот тако отвечает:
«Мой друг, я шерсть на то и откупал,
Чтоб я разбогател, а ты бы беден стал.
Я ту-то откупом и пользу получаю,
Что сам я богачусь, а прочих разоряю.
Не будешь шерсти ты теперь уж продавать,
Так я уж впятеро за шерсть-то буду брать».

 

ПТИЦЫ И ЛОВЕЦ

Пошел мужик в поля сетями птиц ловить:
Обман употребляет,
Пшеницу рассыпает,
Чтоб птичек обольстить.
Он манит кормом птиц под утаенну сетку
И хочет запереть, поймав, навек во клетку.
Летят со всех сторон,
Кричат все: «Кормит он».
Мужик пшена для птиц и более таскает
И кормом птиц ласкает.
Но как несмысленных потом он обольстил,
Под сетку приманя, птиц сеткою покрыл.
Иных он в клетку птиц сажает,
Иных на торг несет продать, и убивает.
Хороших перьем птиц стремится ощипать,
Чтоб перья распродать.
Познавши птицы лесть, раскаялись, да поздно:
Сначала отвращать потребно время грозно.

Приятной лести вид потребно презирать,
Покрытый медом яд не надобно вкушать.
Когда льстецы приятный вид являют,
Брегитесь: самым тем они вас уязвляют.

 

ОСЕЛ В БОГАТОМ СЕДЛЕ

В ж. «Полезное увеселение» под загл. «Осел в седле», с разночтениями. Печ. по СЧ, 1763, № 5.

По виду одному о всем не можно мыслить,
Нас видом иногда и лютый змей прельстит,
А, сердцем злобен, он и всякого язвит.
Хоть кто лицом хорош, однако льзя ли числить,
Что он во всем хорош
И на лицо свое душою он похож?
Не всё полезно то, что нежный вид являет;
Яд вред нам причиняет,
Хотя из золота его кто выпивает.
Иной язы́ком льстит, а в сердце злость скрывает.
Льстец более всегда старается ласкать.
По виду ни о чем не можно рассуждать.
Что вид нас облыгает,
Пример случился сей с ослом.
Осел богатым убран был седлом.
Седло, всё золотом покрытое, блистает,
Осел на то глядит, осла то утешает.
И мыслит сей осел:
«Я счастие нашел.
Конечно, мой меня хозяин обожает,
Что тако наряжает».
Несмысленный, не ври, то всё не для тебя,
Хозяин рядит так тебя
Твой для себя.
Устав под седоком, осел не то уж мыслит,
Богатый он убор погибелию числит.
Узнал, что весь убор и он для седока,
Когда седок набил за лень ему бока.
Безумно сей осел нарядом веселился,
Наряд его ему в напасти обратился.

 

СОБАКА И ТЕНЬ

Сюжет басни восходит к Эзопу (басня «Собака с куском Мяса») и Федру («Собака и ее отражение»).

Чужого кто себе имения желает,
Свое нередко тот теряет.
Я это вам примером докажу,
В пример вам басню расскажу
Чужую,
Послушайте какую.

По берегу собака шла,
И мяса краденый в роту кусок несла.
Вода ее в себе изображает,
Величину ее и с мясом умножает.
Свербит собакин ус,
Приятен кажется в воде ей мнимый кус.
Собака в мнении своим кусок сей числит,
Насилием его отнять у тени мыслит.
И с жадностью своей
Прыгнула в воду к ней,
Прыгну́ла и не зрит уж прелести своей,
А из роту кусок с задору упустила,
Вода кусок тот поглотила,
И так она
Осталась голодна.

 

СВЕРЧОК И МЕДВЕДЬ

В деревне живучи, я по лесу гулял,
Гуляньем скуку прогонял.
В лесу нашел сверчка, а я сверчков боюся.
Не знаю, как
Зашел сверчок туда, однако ж было так,
Хоть я тому и сам дивлюся,
И сбыться, кажется, нельзя тому никак,
Да было так.
Но это рассуждать другому оставляю,
Нет нужды до того,
Как занесло туда его.
Я басню вот о чем свою вам предлагаю:
Сверчок меня тот испужал,
Хотя не вреден он, да прочь я побежал.
Бежавши, на медведя я попал.
Медведь и пуще испужал:
Медведь ведь не сверчок, и шуток он не знает,
Тотчас он изломает.
Старался от него, спасаяся, уйтить,
Ушел, и больше в лес не стал потом ходить.

Но сем оставим мы химеры,
И в городе сему мы часто зрим примеры:
Незнанием себя несчастью мы вдаем,
Спасаясь от беды, в сугубую идем.

 

ЛИСИЦА, ОСЕЛ И МЕДВЕДЬ

Лисица и Осел когда-то подружились,
Все звери этому дивились,
Что сделались друзья разумный и дурак.
Однако ж было это так,
Хотя и чудом почитали.
Все сча́стливым Осла сей дружбой называли.
Лисице хочется Медведя обмануть,
Да только к этому немножко труден путь.
Однако же Лиса на это не взирает,
На свой Лисица смысл надежно уповает.
К Медведю подошла, и производит лесть.
Пред ним погоду похваляет,
Из лесу погулять Медведя вызывает,
Чтоб в сеть его завесть.
Медведь мой догадался,
Медведь в обман ей не отдался.
Лисице сделать он за вымысл хочет месть,
А попросту сказать, Лисицу хочет съесть.
Лисица плутовством себя спасает,
За то, чтоб отпустил,
Осла Медведю обещает;
Медведь Лису простил.
Лисица данных слов своих не пременила,
Осла гулять подговорила;
Подговоря гулять, к Медведю привела
И друга своего на жертву отдала. Читатель! надобно и нам льстецов бояться;
Лукавые и с нами так дружатся.

 

ВОЛК И ЛИСИЦА

Лисица с Волком побранилась,
Лисица очень осердилась
И хочет Волку мстить,
Лукавством хочет Волка погубить.
Охотников она послыша близко в поле,
«Теперь-то, — думает, — злодей в моей уж воле».
Пошла к охотникам, о Волке чтоб сказать
И где он, указать.
Из лесу только лишь к собакам появилась,
То выдумка совсем ее переменилась.
Ее
Собаки самое
Поймали
И растерзали.

Рва недругу не рой, в ров сам ты попадешь,
Искав другим беды, беду себе найдешь.

 

СПЕСИВЫЙ ДУРАК

Я некогда спесивого увидел,
Иль так его я почитал
За то, что он молчал
И тем меня обидел,
Что на вопросы мне не отвечал.
Однако ж то не так,
Спесивый не спесив, а только был дурак.
От глупости всему он улыбался,
И тем спесив мне показался.
Не для того молчал, что молвить не хотел,
А для того молчал, что молвить не умел.

 

ОСЕЛ-САМОХВАЛ

Был некакой Осел,
И прыгать он умел;
Иль нет, он чаял так, что прыгать он умеет:
Всечасно прыгает, и прыгавши потеет.
За то никто Осла на свете не хулит,
Затем что про Осла никто не говорит.
Про глупых говорить — терять слова напрасно.
Презрен Осел, о нем никто не хочет знать,
И некому дурачиться мешать.
Он прыгает всечасно.
Стал сам хвалиться он:
«Куда как я умен!
Всё сделать я умею,
Всё в свете разумею».
То слушая, дивятся простаки,
Такие же ослы, такие ж дураки,
Такие ж дураки Осла все почитают.
За что?
Про то
Не знают.

Нередко видывал подобных я ослов;
А попросту сказать, таких же дураков.

 

КОЗА И ЛЬВИЦА

Коза козляток родила
И лучше всех детей чужих их почитала:
«Вот то-то родила я деток!» — всем болтала.
Как некогда в поля гулять их повела,
Навстречу ей попалась Львица;
А Львица не Козе сестрица:
Получше, кажется, Козы она была,
И львенка за собой вела;
А львенок красотой козляток превышает.
Увидевши Коза тут львенка, рассуждает
И так от зависти болтает:
«Куда годится он?
И гадок и смешон.
Когда бы я таких родила,
Я всех детей своих бы била.
Хоть он моих детей и перерос,
Однако ж он курнос.
К тому же он без рог, и шерсть на нем клочками,
Козляточки мои и гладки и с рожками,
Да он же и дурак».
Престань ты с зависти, Коза, болтати так.
Козлятам век твоим Льва лучше не бывать.
Все Львом Льва, а Козла Козлом век будут звать.

<1762>

 

«Свободные часы», 1763, № 2, с. 93, 95. В этой же подборке притча Ржевского «Минерва, злость и зависть».

СКАЗКА

Я сказочку хочу теперь вам рассказать,
Не помню, где-то мне случилося читать,
Не помню, где, когда и как то приключилось,
Лишь помню только то, что это впрямь случилось.

Приметя жены все, что худа им дожить,
Когда из города догадки не избыть:
Догадка находить утехи им мешает,
Догадка дома быть одних их заставляет,
Догадка долго им в гостях сидеть претит,
Догадка ничего им делать не велит,
Догадка в том виной, что к ним мужья ревнуют,
Свекрови иногда не ласково целуют.
Собравшися, пришли просить они в приказ;
Велите выгнать вон догадку вы от нас.
Судьи прошения от них не принимают:
От челобитчиков посулов ожидают.
Чтоб выбить от себя злодея своего,
Догадку скучную, не жаль им ничего.
В случае таковом наряды презирают,
И серьги из ушей и перлы с шей сбирают.
Идут к судьям они с дарами на поклон,
Чтоб только выгнать им скоряй догадку вон.
Чего не сделаешь на свете через злато?
Лишь кстати не жалей, прося, дарить богато.
Судьи́ прельстилися ценой подарков сих,
Сулят им отогнать догадку прочь от них,
И на прошении вот тако подписали:
Понеже де мы все судящи предузнали,
Что в городе грозит догадка всем бедой,
Чтоб не было от ней и язвы моровой.
В предосторожности того определили
Догадку выгнать вон, и тако закрепили;
Однако был старик в приказе прокурор,
Любя догадку, он вступил с судьями в спор:
Затем что сам имел жену он молодую,
Красавицу собой иль паче таковую,
Для коей надобно догадочку иметь,
Коль под рогами он не хочет попотеть.
Прочтя сей приговор, главою покачая,
Он предлагает им, парик свой поправляя:
«Всем лучше, — говорит, — на свете помереть,
А нежель при себе догадки не иметь.
Иль вы не хочете вовеки быть мужьями?
Иль хочете, женясь, сертети под рогами?
Пусть будет два года здесь хлеба недород
И челобитчиков не будет у ворот;
Лишь только бы жила всегда догадка с нами,
А без нее нельзя и сладить нам с жена́ми.
Несносно, господа, женою не владеть,
Жениться и жену не для себя иметь».
Судьи на то ему согласно говорили:
«Да как же, де, нам быть: нас жены подарили».
Ответствовал на то искусный прокурор,
Что лучше всё отдать, и начался раздор.
Тут взятками ему судьи так упрекали:
«Как ты, де, взятки брал, так мы дела скрепляли,
А ты для нас теперь не хочешь подписать».
Услыша, секретарь спор и́дет разбирать,
И так им говорит: «Вы прибыль получили,
А дела спорного еще не совершили.
О чем же вам теперь осталось хлопотать?
Ведь это не беда, взяв деньги, отказать».
Судьи́ и прокурор совет сей похвалили
И дело по его совету учинили.
Отказано жена́м, клянут свой случай злой,
Но способ от беды сыскался и другой:
Догадка же и им в час оный послужила,
Что в свете от нее увертка есть, открыла.
Утешила она и жен тем и мужей,
И жены и мужья благодарят все ей.
Уж тщетно там мужья к догадке прибегают,
Где жены при себе увертку собрегают.

<1763>

 

ВОЛК-ПЕВЕЦ

Невежа захотел письмом разбогатеть,
Однако надобно немного попотеть;
Не только чтоб хотеть
Письмом разбогатеть;
Когда ж не хочет кто, трудяся, попотеть,
Бесплодно без труда хотеть
Письмом разбогатеть;
А как отведаешь, учася, попотеть,
Не будешь ты хотеть
Письмом разбогатеть.
Случилось Волку захотеть,
Чтоб нежно голосом запеть
И оной лестию ко стаду подлететь,
Чтоб волчьей до́бычью чрез то разбогатеть;
Но чуть разинул пасть, чтоб сладостно запеть,
Да не запел, а стал по-волчьему реветь.
Узнал пастух, что Волк овечку стибрить ладит,
Дубиной Волка гладит.
Отнюдь не надобно хотеть
Искусством не своим разбогатеть.
Коль не отведал ты, учася, попотеть,
Брегись и ты хотеть
Письмом разбогатеть,
Чтоб и тебе, как Волку, не запеть.

 

УЧЕНЫХ СПОР

Случилося двоим
Ученым ехати в дороги;
А по дорогам тем случились рвы, пороги.
Так скучно ехать им:
Спешить никак не можно;
А если поскакать, так то не осторожно:
В минуту упадешь,
И тут толчок найдешь;
А ехати не спешно,
Так очень неутешно,
А чтобы скуку им промчать,
Так лучше не молчать,
И стали
Говорить,
Чтоб скуку заморить.
Ученые умы в минуту возблистали,
Пошло учение учению в упор,
Дово́ды сильные дово́дами встречали,
Вошед ученые в горячность, воскричали,
И начался тут спор.
Один вещает тако:
«На равный все конец сотворены,
Все твари меж собой соравнены,
И люди и скоты взаимно сплетены,
Служить друг другу все осуждены».
Другой инако
Рассуждает
И мнение свое примером утверждает:
«Смотри, — он говорит, — что конь для седока,—
Толкнул коня в бока,
Конь, чувствуя толчки, во все пустился ноги,
И не взирает он на ямы и пороги.
Седок поводья дал, а конь всей прытью нес;
А впереди коня случился лес:
Не остерегся мой седок, беды не видя,
Медведю встречу он попал;
Медведь его, поймав, немного потрепал;
Медведь ли для тебя иль сам ты для медведя?»
А я скажу вам так: коль кто кого смога́,
Так тот того в рога.

 

«Свободные часы», 1763, № 4

КУПЕЦ ВО ДВОРЯНАХ

Купчина,
Иль иначе купец,
Дворянского добился чина,
Да то и не великая причина,
Когда скажу: купец
Был не скупец
И не глупец;
Да притча-то не в том, что мой богат купчина
И что дворянского добился чина:
Железом режется лучина,
А серебром — препятство чина.
Напала на него незапная кручина,
Понравилась ему прекрасная девчина;
А он уже боярин, не купец,
Так надобна ему того ж невеста чина,
Сей выбор удался: дворянка та девчина.
А мой богат купец,
И не скупец,
И не глупец.
Подбился к бабушке, склонилась и девчина:
Женился мой купчина;
Да сделалась причина:
Ошибся мой купец,
Ему слывет женой девчина,
А муж у ней прямой сторонний молодец.
К тому же, что ему женитьба дорога,
Он за издержки взял в приданые рога.
Не приобщайтеся жиды ко самарянам,5
А вы, посадские, к дворянам.

<1763>

 

«Свободные часы», 1763, № 8, с. 481. Вольное переложение басни Ж. Лафонтена «L'Amour еt lа Folie».

ЛЮБОВЬ СЛЕПАЯ

Как сделалась слепою
Любовь, я сам не знал,
Но притчей вот какою
Фонтен6 мне то сказал
Со Глупостью играла
Любовь, резвясь, мечем
И в Глупость меч метала,
Она — в Любовь потом.
А Глупость, ведь неложно,
Глупа так, как коза:
Швырнув неосторожно,
Ей вышибла глаза.
Пришла Любовь просити
На Глупость ко богам;
Чем то ей заплатити,
Не знал Юпитер сам;
Но боги рассудили
Обиду наградить:
Повинну осудили
Вовек Любовь водить.

<1763>

 

КЛОП

Я лёг вчерася спать.
Клоп ночью к сонному ко мне влез на кровать
И стал меня кусать
И спать мешать;
Хотя не больно он кусает,
Да очень дурно он воняет.
Вонь часто больше нам и боли докучает.
У нас таких клопов довольно здесь бывает.

1761

 

 

МЕДВЕДИ И ПЧЕЛЬНИК

«Полезное Увеселение», 1761, т. I.

Случилось некогда медведям двум ходить 
На добычу, чтобы к обеду что найтить.
    Не тщетно труд теряли,
    Пчельник они сыскали.
Заживной7 где-то жил в деревне там мужик,
И ульев сотнях в двух мужичий был пчельник. 
    Ста два ульев сыскалось;
    Довольно бы, казалось,
Медведям обоим на ужин и обед,
И долго б было1 им есть мед; однако ж нет, 
    Глаза их завидущи,
    А лапы загребущи.
Обоим хочется, чтоб только был один 
И без товарища над медом господин.
    Никто не уступает,
    Своим всяк мед считает.
Один, тут рассердись, другому отвечал:
«Поди, чтоб я тебе костей не изломал».
    Другой не уступает,
    И в щеку оплетает.
А тот, схватя его, и смертно стал топтать; 
Однако ж и другой его сам начал драть.
    До смерти передрались,
    И оба покончались.
    
Читатель, знаешь ли к чему сей приклад мой? 
    Он зависти пример людской.

 

ХОЗЯИН И БАТРАК

Мы часто по себе о прочих рассуждаем, 
А в состояние отнюдь их не вникаем. 
Жил негде некогда заживной мещанин, 
Как будто господин.
И много у него работников служило,
За тем, что денег много было. 
Случилось множество муки ему купить, 
Велел он батраку муку переносить,
Хоть не хотелося тому с мукой возиться,
Но быть таскать, нельзя освободиться.
Когда он деньги взял,
На целый год уж стал 
Служить ему обязан,
Как будто чем привязан.
Пошел — муку 
Таскает,
Кули насилу поднимает.
Не взмилились уже и деньги батраку,
Хотел бы он тогда от денег отступиться,
Чтобы муку носить освободиться, —
Да быть муку таскать,
Нельзя коль избежать.
Кряхтит он, гнется, а таскает,
И только лишь вздыхает.
Себя хоть надорвал,
Однако всю муку домой перетаскал.
Пришел домой и спать он повалился.
Да как же и не так?
Ведь он не слон, хоть и батрак!
И слон бы лег, когда так много утомился.
Хозяин был в гостях и ночь всю просидел,
С любовницей своей он забавлялся,
В забавах бывши, спать он не хотел.
И всякий бы с своей любезной не расстался,
Ведь это не муку носить.
Известно,
Что всякому прелестно 
С своей любезной вместе быть, —
То знает всяк, кому случалося любить.
Он, ночь всю просидев с ней, к свету уж простился 
И после как домой он возвратился,
Пришел,
И батрака он сонного нашел.
За то он рассердился,
Подобно как взбесился.
«Куда ленив! — кричит, — лишь только чтобы спать, 
Диковинка ль ему меня бы подождать?
Где твари этаки родятся?
Лишь спать, да есть бы им, да пьяным напиваться; 
Я ночь не спал — да жив, могу еще не спать;
А он меня ленился подождать!»
Однако же иначе рассуждает 
Батрак.
С веселием его он труд свой не равняет,
В забавах ночь не спать, мнит, и я могу, и всяк.

 

ЛИСИЦА И ЗАЯЦ

Пословица идет: с богатым не тягайся,
А с сильным не сражайся 
И дружбы не своди с собой неравных мер.
О зайце басенку скажу к сему в пример.
Лисица с зайцем подружилась 
И в век в согласии с ним жить договорилась. 
Не нужен был им дом,
Как жили летом.
Не думали об этом,
Что как зимою жить.
Как лето миновало 
И холодно уж стало,
Стал заяц помышлять, как им в морозы быть. 
«Построим мы домок», — лисице он вещает. 
Лисица отвечает,
Поднявши ус:
«Ну как ты не стыдишься,
Куда какой ты трус,
Что стужи ты боишься.
Ненадобен мне дом,
Я греюся хвостом».
Ин быть так, — заюшка один пошел трудиться, 
Однако не забыл он с ней уговориться,
Чтоб не ходить зимой к нему.
Пришла зима: лисица озябает,
И хвост не согревает;
Лисица помышляет:
«Пойду я к другу моему,
Неужто он меня пустить к себе откажет,
И ласки другу не покажет».
Пришла и просится. Как друга не пустить,
И в нужде как не пособить?
Пускает он на час лисицу обогреться;
Дом нравится лисе, в ней злое в мысли трется, 
И мыслит: «Сём-ка дом к себе поприберу;
А если спорить он посмеет,
Так я с него тогда и кожу обдеру:
Ведь силы меньше он меня имеет».
Гостит лисица час, гостит уж и другой.
Ну, не пора ль теперь уж, лисанька, домой? 
Лисица говорит: «Ну, заюшка, домой 
Ступай; а это дом ведь мой».
Он, чтобы как ее; ан заюшку и в шейку,
Толчка ему, и вон.
Пошел, заплакал он.
И дом свой потерял ни за копейку.

 

ХВАСТЛИВЫЙ ГРАЧ

Всяк хочет, живучи на свете, величаться;
Но славой редкому случается промчаться: 
Кто хочет похвалу от света заслужить,
Тот должен наперед учиться в людях жить, 
И должен он свои пороки отложить.
Но мы в пороках утопаем;
А похвалу себе не тем мы покупаем:
Чрез хвастовство свое, обманы, подлу лесть 
Стараемся себя к великим мы причесть. 
Хотя нас презирают,
Хотя нас все ругают,
Мы сказываем всем: мы в свете почтены.
Однако редкого обманешь,
Как лживую читать историю ни станешь;
Но к посмеянию лжи будут прочтены.
Грач славу приобресть когда-то захотел, 
По славу из лесу в деревню полетел. 
Поймали простака ребята волосками,
Или, по их сказать, поиман был силками. 
Поймав, ему беды большие натрясли,
В боярские его хоромы отнесли.
Боярский был дитя грачу так рад, как рою. 
Поиманный дурак ребячей стал игрою.
Ребенок, с радости, грача, играя, мнет,
В игре грача он обнимает И перья в нем ломает.
Уже грачу терпеть и силы больше нет,
От муки жизнь грачева тает,
Он между мертвыми почти себя считает 
И, помощи прося, по-своему кричит.
Нет помощи ему, всяк, слыша то, молчит. 
Ребенок, внемля крик, тем криком веселится 
И больше мнет его; а жизнь грачева тлится. 
Потом и всем смешон глупец уж становится.
Однако, наконец, не знаю как,
С сей славой вырвался на волю сей дурак,
И, полетев домой, иное помышляет,
Обманы соплетает;
А прилетев, он сел в лесу и закричал, 
Рассказывати всем другим грачам помчал: 
«Куда как все меня в деревне похваляли 
И, видячи меня, себя все удивляли,
В деревне обо мне везде носился слух,
Не раз дивился мне там и пастух,
И если бы возмог тому я научиться, 
Чтобы без горести с детьми мне разлучиться, 
То век бы я в деревне жил 
И, славу там нося, вовек бы не тужил,
Ни для чего бы я с деревней не расстался». 
Однако грач один немного догадался 
И так сказал ему:
«Не сказывай сего, пожалуй, никому,
Чтобы не полетел другой там полюбиться 
И славы от людей, как ты, себе добиться». 
Остерегитеся, то слыша, хвастуны:
Не все вить глупыми на свет нарождены,
В храм славы хвастовство ваш образ не поставит, 
Коль по делам 
Сам
Сей свет вас не прославит.

  • 1. Русская басня XVIII—XIX века — Л.: Советский писатель, 1949
  • 2. Щуняет — укоряет, пилит.
  • 3. Лытаешь — бездельничаешь.
  • 4. В притче обыгрывается слово «понеже», характерное для канцелярского стиля.
  • 5. Не приобщайтеся жиды ко самарянам. Противопоставление иудеев и самарян как соседних народностей, живущих в отчуждении и по-разному относящихся к Христу (самаряне сердечно, иудеи — с враждой), подсказано Евангелием от Иоанна (IX, 4).
  • 6. Фонтен — Лафонтен.
  • 7. Заживной — зажиточный.