Фридрих Дедекинд. Гробиан, или О простоте нравов
«Фридрих Дедекинд (ум. в 1598 г.) – поэт и церковный деятель, магистр (Виттенберг, 1550 г.), пастор в Нейштадте и Люнебурге, инспектор всех церквей епископства Любек. Автор дидактической поэмы в трех книгах «De grobiano et grobiana», переведенных на немецкий язык в 1708 г., ямбического «Катехизиса» и различных стихотворений» (Ю. Ф. ШУЛЬЦ, с. 395).
По изд.: Неолатинская поэзия: Избранное. – М.: ТЕРРА – TERRA, 1996 (Сокровища мировой литературы).
Фрагменты из поэмы
Перевод с латинского Михаила Гаспарова
Книга I. Вступление
Кто приобык восхвалять простую жизнь и такие
Нравы, какие живут в селах среди мужиков,
Тот эту книгу прочти и последуй тому, что увидишь,
Ежели мой показ будет тебе по душе.
Я не люблю таких, кто живет, чтобы нравиться людям,
Я не хвалю людей, ищущих всюду похвал, –
Мне гораздо милей, кто с презреньем глядит на людское
Мненье и только себя ставит примером себе,
Кто полагает, что всем он хорош и все ему можно, –
Вот в ком дух высок, вот кому свет не указ!
Ты, деревенский Сильван, сосновым венком увенчавший
Голову, благослови это начало мое!
Я за великое дело берусь: простеца и невежу
Ныне хочу научить нравам, какие нужны.
Этот труд я вершу, твоей лишь покорствуя воле,
Сердце мое в груди внемлет веленьям твоим.
Рядом с тобой да предстанет Приап, садов покровитель,
И вдохновеньем дохнет в эти напевы мои!
Будьте со мною и вы, о Фавны, крестьянские боги,
Будьте со мною и вы, наглых сатиров толпа!
Простонародная Грубость, богиня нашего века,
Верный путь укажи песням певца твоего!
Трудное дело – вложить в людей постыдные нравы,
Пусть же помощь от вас вечно пребудет со мной.
Книга I. Глава 2
<ВИД И ПОВАДКА>
Только утро взойдет и сон твои очи покинет,
Требуй прежде всего перекусить поутру.
Только еду принесут – запусти в нее жадные руки,
Чтобы по пальцам потек всенасыщающий жир.
К этой первой еде довольно пяти твоих пальцев,
А уж как завтрак придет – пользуйся хлебным ломтем.
Завтрак – важная вещь, и завтракать нужно толково;
Как – об этом тебе вскорости все расскажу.
Но для начала хочу тебе дать кой-какие советы –
Не пожалеешь о них, если чуть-чуть подождешь.
Речь пойдет о том, чтобы взглядом, лицом и осанкой
Быть точь-в-точь таким, как того требует свет.
Прежде всего, прошу, отгони ненужную скромность,
Чтобы ничем не стеснять нрава в привольном житье.
Ни на кого не смотри, как люди, спокойно и прямо –
Искоса взгляды бросай, важно глазами вращай.
Скромные взоры оставь тому, кто влюблен в добродетель
И за примерную жизнь ищет ненужных похвал.
Твой же девиз – простота, а она всего откровенней,
Если скучающий взгляд бродит туда и сюда.
Далее, пусть твой лоб морщинится хмуро и грозно,
Пусть по всему лицу тяжкие складки идут.
Словно как пахотный бык, под бичом напрягающий силы,
Из-под жестокой руки мрачно взирает на свет,
Или драчун записной, выходя на важную драку,
Пышет яростью злой, гневом кипит и бурлит, –
Так держись и ты, коли хочешь гордиться породой,
Так напрягай лицо, чтобы могучим прослыть,
И по угрюмым твоим чертам догадается каждый,
Сколь велика душа, скрытая в этой груди.
Нос приметней всего. Иные его украшают
Златом, свисающим вниз, блеском индийских камней.
Так как в богатстве, увы, Фортуна тебе отказала, –
Пусть из твоих ноздрей виснет природная слизь.
Ведомо: зимней порой свисают с крыши сосульки
И украшают собой недоукрашенный дом, –
Точно так же сопливая слизь, из ноздрей вытекая,
Служит украсой тому, чей образец –простота.
Это не стоит трудов, а приносит немалую пользу:
Очень хорош и пригож вечно сочащийся нос.
Мера, однако, нужна во всем, и даже в хорошем:
Чтобы ее соблюсти, вот тебе добрый совет.
Ежели сопли, скользя, дотекут до губы и повиснут –
Это знак, что пора досуха их утереть.
Лучше всего – рукавом: коли носом потянешься к локтю.
Все, кто видят тебя, скажут тебе: молодец!
Можно сморкаться в колпак, а можно – в полы одежды –
Всякая вещь хороша, чтобы блеснуть простотой!
Или же в руку сморкнись, да так, чтобы слышалось всюду;
Высморк наземь швырни, но не спеши растереть.
Пусть растирает тот, кому это видеть противно, –
А ведь тебе нипочем грязь на священной земле.
Видел я модных мужчин, которые с зеркальцем ходят,
Вшив его в сгиб рукава, чтоб любоваться собой;
А у тебя рукав да будет украшен соплями –
Право, сверкают они тоже не хуже зеркал.
И не забудь, что храпеть и сопеть в носовые завертки –
Тоже знак для всех: вот ты каков молодец!
Если же хочешь чихнуть – повернись, чихая, к соседу, –
Это удобней всего, в этом отменный расчет:
Пусть он будет учтив и тебе пожелает здоровья –
Видя и слыша твой чих, трудно об этом забыть.
Стыдно быть стыдливым, краснеть от недоброго дела:
Кто стыдится, тот, видно, душою нечист.
Если срамные слова вокруг тебя раздаются,
Тоже не выдай себя жарким румянцем ланит.
Вместо этого сам то и дело бранись непотребно,
Чтобы на людях себя лучшим лицом показать.
Если же просто идет разговор, тебя не касаясь,
И не дается в рассказ вставить словцо от себя,
То разевай пошире свой рот и оскаливай зубы,
Словно собрался ловить неповоротливых мух.
А коли кто-то сказал что-нибудь достойное смеха,
Раньше всех хохочи первый, у всех на виду,
Чтоб раскатился твой смех далеко по улице людной
И услыхали тебя все, кто спешат по делам.
Главное – рот до ушей, и пусть он зияет, как бездна,
Через которую – путь до преисподних глубин,
Чтобы увидели все твои щербатые зубы
И похвалили тебя за нестеснительный смех.
Эту повадку тебе сама предлагает природа –
Мы ведь привыкли у псов видеть зубов полон рот,
Так почему и тебе не брать с зубастых примера?
Мать-природа не зря так уж устроила нас.
Если я первый смеюсь, а ты смеешься за мною,
Люди могут решить, будто ты вовсе дурак;
А коли вдруг ни с того, ни с сего закатишься в смехе –
Тотчас все тебя живо похвалят за ум,
Ибо они решат, что над ними-то ты и смеешься, –
Этого ты и хотел, этого ты и достиг.
Если порою тебе захочется врать до упада
(Правде – краткий час, лжи – неизмеренный срок), –
После каждых двух слов прикашляни дважды и трижды,
Эта повадка для нас очень удобна в речах.
Вдруг у тебя на губах не окажется нужного слова –
Кашляя, быстрым умом можно любое найти;
И никому не понять, что в словах твоих только неправда
Столько ума в голове у собеседников нет.
Если же впрямь раскашлялся ты, – пожалуйста, помни:
Нужно распахивать рот прямо соседу в лицо –
Пусть почувствует он твое хрипящее горло:
Право, он должен быть рад, это ведь так хорошо!
Если же он начнет ворчать, что ему неприятно, –
Вот рассужденье, каким можно его осадить:
«Что за гордыня такая взбрела тебе в глупую душу?
Что за чванство в тебе вздуло надменную грудь?
Если из легких моих излетает на волю дыханье,
То почему тебе в нем чудится пагубный яд?
В теле моем и теле твоем состав одинаков, –
Как ты себя ни цени, сам ты не лучше меня.
Стало быть, ты и не спорь, от лица моего отвращаясь:
Вздох мой приняв лицом, право, ты хуже не стал».
Если в твоем животе утробные вздуются ветры,
Ты не удерживай их: пусть вылетают, звуча!
Их нелегко удержать, когда они рвутся на волю,
И для тебя самого эти усилья во вред.
Кто напрягает свой зад, запирая кишки и желудок,
Тот вызывает в себе всякую боль и болезнь:
Воздух, оставшись внутри, разольется по целому телу,
Горькой ценою тебе этот оплатится стыд:
Члены твои и твоя голова пропитаются смрадом,
Будет вся твоя плоть мерзостной вонью вонять,
Ветры, неведомо как, в груди отравят дыханье,
Будет из губ вылетать преотвратительный дух, –
Вот потому-то, желая не впасть в такие недуги,
Ты нипочем не трудись сдерживать воздух в кишках.
Выйдя гулять и собой щеголять на улицах людных,
Не надевай напоказ чистую шляпу на лоб.
Лучшее в нас – простота, а кто не в меру изыскан,
Тот на каждом шагу встретит заслуженный смех.
Точно так же тебе мой совет: выходя на прогулку,
Не очищай с башмаков густо присохшую грязь.
В самом деле, зачем, коли вновь она скоро налипнет?
Этот сизифовский труд, право, не стоит забот.
Длинный твой кафтан пускай ниспадает до пяток –
Это тоже завет древней велит простоты.
Пусть за тобой заметают следы твои длинные полы,
Чтобы никто не узнал, где и куда ты прошел.
Если же это тебе не по нраву, то можно иначе –
Новым под стать временам новые нравы грядут:
В самый короткий оденься кафтан, длиною до бедер,
Чтобы и зад у тебя не был полою прикрыт.
Этот любят наряд служители Марсова чина
Или тщеславцы, кому хочется вырваться в знать;
Вот потому и тебе, коли хочешь прослыть дворянином,
Лучший совет – носи короткополый кафтан.
Хоть и болтает молва, что всюду надобна мера,
Только в кафтанных делах это, должно быть, не так.
Молвил мудрый Эразм: «Не заботься, юнец, о нарядах», —
А уж такой человек, верно, тебе не солжет.
Ты положись на эти слова и вовсе не думай,
Что тебе к лицу или тебе не к лицу.
Руки, к примеру, держи за спиной, сцепляя их пальцы,
Ежели важно стоишь или же важно идешь.
Впрочем, что говорить? Не надобны долгие речи –
Все советы мои вложатся в несколько слов:
Так сумей поставить себя на верную ногу,
Так устраивай жизнь, так обнаруживай нрав,
Чтобы взглянув на тебя, все поняли с первого взгляда:
«Вот образец простоты! Вот он, прямой гробиан!»
Книга I. Глава 4
<ЗАВТРАК>
Вот, наконец, пора утолить накопившийся голод
И приготовить себя к утренней сытной еде.
Если твой живот перетянут поясом строгим,
То распусти его: пусть легче глотается снедь.
Чтобы никто не посмел тебя за это порочить,
Будь постепенен, не все сразу узлы распускай.
Можешь сперва развязать одну или пару завязок,
А остальные потом: время еще впереди.
Руки мыть до начала еды – пустое занятье:
Не допускай на ум этот недолжный соблазн.
Точно так же отнюдь не нужно обрезывать ногти,
Ибо в длинных ногтях юноше многая честь.
Коршун и ястреб недаром сильны кривыми когтями,
И у знатнейших князей эта примета в чести.
Если с тобой за столом есть кто-то почтенный и важный,
Лучшего места ему не уступай нипочем.
Даже если прикажут тебе уступить ему место,
Не повинуйся, сдержись: это великий позор.
Пусть об этом в тебе не будет ни тени сомненья:
Это и грех и срам – лучшее место отдать!
Всякий почет за столом тебе одному предназначен;
Кто сказал, что ты вовсе не стоишь его?
Все мы, люди, в мир пришли от единого предка,
Все мы, как молвил поэт, будем лишь тени и прах.1
Даже если ты опоздал к застолью и если
Ни одного за столом места свободного нет, –
Не оставайся стоять, ведь кушать полезнее сидя,
Каждый знающий врач это тебе подтвердит.
Стало быть, смело сгоняй со скамьи любого соседа,
Ежели он не силен сопротивляться тебе.
Кто не уходит добром, того выталкивай в шею:
Учит сам Катон место другим уступать.
Если столовый нож облепили вчерашние крошки
Или, хуже того, он повалялся в грязи,
Этому можно помочь башмаком на толстой подошве –
Скинь его, в руки возьми, это тебе оселок:
Обороти подошвою вверх и точи себе ножик:
То-то он заблестит, то-то он будет остер!
Если кого удивит за столом такая работа,
Ты отвечай свысока: «Нравам моим не перечь!»
Вот уже подан поднос и поставлен на видное место –
Поторопись же схватить первый и лучший кусок:
Что ни приглянешь, к тому и тяни свою цепкую руку,
Чтобы никто не урвал лучшее раньше, чем ты.
Ежели толк в голове, не забудь, о чем говорю я:
Этот усвоив совет, будешь доволен и сыт.
Если же кто на тебя поглядит осуждающим взглядом.
Ты говори: «Никто сам себе в людях не враг!»
Может случиться и так, что кусок, который по нраву,
На поднесенной доске с дальней лежит стороны,
И никого нельзя попросить, чтобы взял бы и подал, –
Но не стесняйся и тут: сам перегнись и хватай!
Мало ли что, коли он обращен к другому застольцу,
Если ты знаешь: судьбой он предназначен тебе?
Можно круглый поднос повернуть вокруг середины,
Чтобы желанный кусок прямо смотрел на тебя,
А на упрек отвечать таким оправданьем ученым
(Ибо тебе к лицу самый изысканный слог):
Ходят в горней выси кругами небесные звезды,
Ни у единой из них места стоячего нет, –
Пусть же твой сосед на примере твоем и запомнит
Этот обычай светил и расположенность сил.
Если же вдруг сосед и приятель возьмет да захочет
Сам поделиться с тобой неким хорошим куском,
Выхвати вмиг и съешь целиком, ничего не оставив,
Только поторопись, чтоб не успел отобрать.
Ни о какой благодарности нет и не может быть речи,
Он дает, ты берешь: невелика ему честь!
Можешь прямо сказать: «Твоей мне услуги не нужно –
Я и сам без тебя мог бы забрать, что хочу».
Сделай так и раз и другой, и сразу увидишь:
В третий раз о тебе не похлопочет никто.
Не пожелает никто делиться с тобою кусками,
А оттого тебе польза и выгода есть:
Можешь сам себе брать с подноса все, что угодно,
И самому себе полным хозяином быть.
Прежде, чем брать кусок, остальные куски перепробуй:
Все перевороши, выбери лучший и съешь.
Часто ум людской бывает жертвой ошибки,
И невнимательный глаз часто вдается в обман.
То, что пленяет на вид, что кажется вкусным и жирным,
Если взять на зубок, часто не стоит гроша.
Стало быть, все проверяй на вкус, с пристрастным разбором
Ежели видишь поднос с пищей, ласкающей взгляд.
Если язык и небо тебе ручаются: славно! –
То и советы мои будут тебе не нужны.
Если же скажут они, что нет здесь жданного вкуса, –
Выслушав песню мою, делай, как я укажу.
Хочешь бросить кусок обратно на общее блюдо –
Брось: зачем тебе есть то, что желудку претит?
Хочешь что-то отъесть – пожалуйста, сколько угодно:
Этого права отнять тоже не может никто.
Стисни ногтями кусок и грызи, челюстей не жалея –
Будешь примером для всех, будешь доволен и сыт.
Хочешь, отъев, что хотел, швырнуть остальное обратно –
Тоже отлично: кому нравится, тот и доест.
Разве это не щедрость и разве это не светскость –
Дать возможность друзьям твой недогрызок догрызть?
Пусть, кто хочет, возьмет и будет тебе благодарен,
Что и за званым столом не забываешь друзей,
Пусть почувствует он, что нет никого тебе ближе,
И что ему одному – дружба твоя и любовь,
А доказательство – в том, что ты с ним делишь по-братски
Собственный свой кусок, даже его не спросив.
Что до питья, то держи под рукой все чарки и кубки,
Чтобы никто без тебя не проглотил и глотка:
Сам выпивай, не жалей, а кто завидовать будет,
Тем говори, чтобы всяк сам о себе порадел.
Первою сменою блюд до отвала наполнив желудок
И примечая умом: вот и вторую несут! –
Ты распусти на своем животе последние петли,
Чтобы с удобством вместить все, что захочешь вместить.
Если в зубах у тебя застряли мясные волокна,
То чтобы их удалить, пользуйся общим ножом.
Всем ведь известно: когда крокодил пресытится мясом,
То на подмогу ему птичка-малютка спешит.
Он раскрывает рот, обрекая себя на молчанье,
И очищает она клювом зубастую пасть.
Ну, а тебе и того не нужно удобнее в деснах
Шарить ножом, чем терпеть эту пернатую тварь.
Что извлечешь изо рта, сперва рассмотри хорошенько
И проглоти опять – не пропадать же еде.
Или, не вытерев нож, протяни его снова к подносу,
Чтобы поглубже воткнуть в новый хороший кусок,
А как воткнешь, поднеси тот кусок в угощенье соседу:
Пусть он вместе с ним съест и объедки с ножа.
Если все за столом увидят твое обхожденье –
Скажут: «Не это ли есть истого вежества знак?!»
Знаю, что есть и такие, что нож обтирают заране
Ежели просто хотят хлеба отрезать себе.
Право же, это зря: гораздо умнее, напротив,
В хлеб для очистки воткнуть густо засаленный нож.
Вот и еще мой совет, и тоже на благо утробе –
Пусть не смущает тебя, если он очень нечист.
Могут поставить на стол и такие вкусные яства,
Что пожелаешь их съесть, не поделившись ни с кем.
Хочешь их все получить? Сморкнись основательно в руку;
А как сморкнешься, тотчас, не отирая руки,
Все, что налипло на ней, стряхни на желанную пищу
Или же хоть притворись, будто сморкнул и стряхнул.
Это соседям твоим такое внушит отвращенье,
Что вожделенная снедь будет без спору твоей.
Именно так поступил за столом один пресловутый
Муж, которого свет «Совьим зерцалом» прозвал, –
И оттого-то у всех на устах его имя и дело,
И оттого-то ему слава, и честь, и хвала.
Вот с него и бери пример изысканных нравов,
Чтобы прослыть молодцом точно таким же, как он.
Все на свете имеет конец – и даже застолье.
Хочешь узнать, когда надобно встать от стола?
Кончи завтрак тогда, когда переполнишь желудок
И возымеешь страх, как бы не лопнул живот.
Многого я не успел досказать про обычаи пира, –
Как себя вести за хлебосольным столом;
Время, однако, бежит; пускай же кончается завтрак, –
Будет продолжен урок в час, как начнется обед.
Книга II. Приложение
<«ГРОБИАНА»>
Много я говорил, – боюсь, не слишком ли много:
Даже разумный совет меру имеет свою.
Но подступают ко мне красавицы с ласковой речью,
Просят на пользу себе тоже урок преподать.
Как мне быть? Ужель пренебречь законною просьбой
И на свое чело вызвать их праведный гнев?
Нет, никогда! Склоните же слух, прекрасные сонмы:
Вашим жадным мольбам будет достойный ответ.
Кратко я вам опишу потребные женщинам нравы –
Кратко, но в малых словах многое будет добро.
Долгих не нужно речей, чтобы вас вразумить наставленьем:
Грубость нравов и так больше у вас, чем у нас.
Если природа сама вложила женскому полу
Склонность к дурному, – зачем лишние тратить слова?
Но разверзает уста Аполлон, вдохновитель поэтов. –
Вслед я за ним поведу полный и верный рассказ.
Вас, девицы, зову, кому добрые нравы постылы,
Вас созываю, для вас предназначаю урок!
Если по улице ты городской горделиво шагаешь
(Как разодета – молчу, здесь не о том разговор) –
Быстрые взоры бросай, не стыдясь, то влево, то вправо,
Чтобы и взад и вперед все примечать на ходу.
Ежели ты никакой вины за собою не знаешь,
То для чего потуплять смелые долу глаза?
Пусть себе тупится та, у которой нечистая совесть,
Ты же смотри в упор, прежде всего – на мужчин.
Если на улице грязь, подыми осторожной рукою
Юбку, чтоб низкий подол не замарался в грязи.
Пусть любуется всяк, заглядевшись на стройные ноги:
Лишь бы не выше колен, все остальное пустяк.
Может быть, это пленит молодых любопытных прохожих,
Может быть, кто-то из них станет тебе женихом!
Даже если ты белые ноги забрызгаешь черной
Грязью – не все ли равно? Ты и такая мила!
Это для всех, кто не глуп, есть знак твоего трудолюбья:
Не покладая-де сил, вечно в заботах живешь,
Так уж прилежна, что роздыху нет ни на малое время:
Видит воочию всяк – некогда ноги помыть!
И постарайся открыть свою грудь – чем больше, тем лучше:
Если она хороша – надо ли это скрывать?
Белую шею свою обнажи, и ниже, и ниже:
Для женолюбцев-мужчин это любезнейший вид!
Я не настолько невежлив и глуп, не настолько я варвар,
Чтобы тебя не пускать на люди в виде таком.
Помни: что у людей на виду, то люди и любят,
Что неприметно, о том и не вздыхает никто.
Далее: если случится тебе на улице людной
Встретить знакомку твою, точно такую, как ты,
То не теряй минут на пустые слова и приветы:
Мигом остановись и начинай болтовню.
Жалуйся, как нелегко вам, девушкам, в вашей-то доле:
Бедным, приходится вам столько всего выносить!
Эту отец и мать допекают суровым надзором,
Только и слышно кругом громокипящую брань;
Этой досадно терпеть помыканья суровой хозяйки,
Перед которой невмочь шею крутую клонить;
Эту, и эту, и ту обманул жестокий любовник,
Лживо пообещав верность во веки веков;
Словом, природа сама дает вам предмет для беседы –
Лишь оглядись, и вдвоем вы нагорюетесь всласть.
Та же природа сама говорливостью вас наделила:
Это божественный дар, всякой он женщине люб!
Вот потому-то легко ни о чем вам вести разговоры,
И толковать ни о чем, и узнавать ни о чем.
Так-то, начавши болтать, ты десять часов проболтаешь:
Право, раньше того грех возвращаться домой!
Если ж окажется так, что и плакаться не на что будет,
И разговор о себе не оправдает себя,
Можно начать говорить о других, и дальних и ближних:
Здесь уж заведомо нет для пересудов конца!
Переберите своих соседей, их нрав и обычай,
Кто как с женою живет, кто как хозяйство ведет,
Сколько добра в сундуках, и сколько денег в шкатулке,
Что у кого на столе, что у кого в погребу.
Стоит только начать, хватило бы сил да желанья, –
Кто посмеет сказать, будто болтаете вздор?
Все, что угодно, про все, что угодно, тверди, не стесняясь:
Женщинам этот закон бог и природа дают.
Ну, а уж если начнешь кого не хвалить, а злословить, –
Я умолкаю: не мне в этом тебя поучать!
Впрочем, всему бывает конец, и даже беседе
Женской. Захочешь и ты путь свой направить домой;
Но не забудь по пути купить себе груш, или яблок
Или орехов, каких много на каждом лотке:
Три гроша им цена, ни искать, ни медлить не надо,
А коли хочется есть, лучше добра не найти.
Вот и ешь по дороге домой, на глазах у прохожих:
Кто посмеет тебе слово худое сказать?
Не на заемное ешь – на свое: ни медной полушки
Ни у кого не взяла – не в чем тебя упрекнуть.
Будешь идти – примечай по пути, как сбегаются люди,
Ежели там или тут скачет для них скоморох.
Все от него без ума, а он за малую плату
Тешит уменьем своим жадный до зрелища люд
И говорит такие слова, которые стыдно
Слышать в пристойном кругу даже меж добрых мужчин
Только ты, девица, прошу, ничем не смущайся,
Шире открой глаза, не упускай ничего,
Чутким слухом лови его похабные шутки,
Чтобы вернуться домой, в нужных вещах поумнев.
Если у девушки вдруг на щеках появился румянец –
Думают люди, что ей стыдно на что-то смотреть;
Если ее лицо багровым вспыхнуло цветом –
Кажется, что у нее грех затаен на душе;
А у тебя ведь всегда одинаково розовы щеки –
Это лучше всего: жди от людей похвалы:
Каждый решит, что ты еще молода и невинна
И непонятно тебе грязных значение слов.
Даже ежели ты зальешься безудержным смехом
В знак, что по нраву тебе эти срамные дела,
Каждый поймет, что ты с умом прочла мою книгу
И научилась тому, как себя нужно вести.
Не избегай, прошу я тебя, и веселых застолий,
Где молодые шумят и постарелые пьют.
Если доверилась ты ученым моим наставленьям,
То из пирушек таких не упускай ни одной.
Здесь, меж хмельных юнцов, не просохших от пьяного пота,
Многое можно узреть, многое можно узнать,
Что пригодится потом в пример для желаемой жизни:
Вот где грубость царит в виде дурацком своем!
Только здесь и можно узнать настоящие нравы
Всех молодых людей, тайные в недрах сердец.
Так уж ведется: вино побеждает природную скрытность,
И предстает человек всею душой напоказ.
Может быть, здесь ты найдешь жениха, которого хочешь:
Здесь и удобней всего в сердце его заглянуть.
Чтобы получше узнать, каков его нрав и обычай,
Ближе к нему подсядь, зорче на друга смотри
И примечай, каков он в словах, каков он в повадках,
Много ли льет в стакан, жадно ли тянет вино.
Вакх раскрывает сердца: а вдруг, подсевши, добьешься,
Что посулит он тебе руку, и сердце, и брак?
Чем веселей и чем горячей пылает в нем похоть,
Тем откровенней и ты будь, обещая любовь.
Полную чару вина за его осушая здоровье,
Ты разожжешь и его добрым примером своим.
Выпей единым глотком твою заздравную чашу –
Тотчас увидишь: и он вчетверо станет хмельней.
Нежно его попроси, чтобы он тебе сразу ответил –
Тотчас будешь иметь нужный любовный залог.
Ежели он протянет бокал, чтоб ты выпила тоже, –
Не уклоняйся, возьми, твердой рукою сожми,
И по примеру его опрокинь в охочую глотку –
Это как раз под стать юным девичьим годам.
Видя такое в тебе, твой друг возликует душою,
Всчувствует в сердце своем нетерпеливую боль
И обнаружит палящей любви несомненные знаки –
Той, которую он долго скрывал от тебя.
После, наверное, он потянется жадной рукою
Нежные груди помять, глубже за пазуху влезть, –
Что ж, и на это тебе от меня не будет запрета:
Мне ль осуждать свысока то, что приятно тебе?
Я не в убытке, но ты берегись, чтоб не вышло убытка
Доброй славе твоей: с этим опасно шутить.
Ах, как бывает легко потерять свое доброе имя,
А потеряв, тяжело восстановить его вновь!
Нет греха и в том, чтобы голосом вкрадчиво милым
Пьяного друга просить что-то тебе подарить,
Если уже и вино разожгло ему падкую душу
И, ослепляя глаза, в сердце бушует любовь.
Пусть обещает и пусть одаряет, чем больше, тем лучше:
Сколько с него ни взяла, снова и снова бери.
Скажут: «Много берешь!» – но «много» не значит «довольно»:
Пусть не робеет рука, чувствуя меру сама.
А для того, чтоб верней получить, чего ни попросишь,
Ты ему тоже дари тот или этот пустяк.
Я не хочу пересказывать здесь уроки Назона,
Ибо у песни моей цель несравненно скромней:
Если приятно тебе забавляться, дурача влюбленных,
В этом вряд ли моя книга поможет тебе –
Лучше сама прочитай, что писал сульмонский наставник:
Он тебе скажет о том многажды больше, чем я.
Есть для девичьих кудрей украшенье – венок розмаринный,
Крепко сплетенная вязь самых душистых цветов.
Только не думай носить его попросту, так, как другие, –
Глупо его надевать просто на лоб и виски.
Эта была простота хороша в стародавние годы,
Нынче же время не то: новые нравы у нас.
Что в обиходе у всех, того мы и в грош не поставим,
Что необычно, тому нынче и честь и хвала.
Мой тебе совет – надвигай его к самому носу,
Чтоб меж цветков и листков еле виднелись глаза!
Спросишь, глупая, ты: с какой это надобно стати?
Если тебе невдомек, вот тебе умный ответ.
Этот венок, которым себя ты хочешь украсить,
Ведь не задаром сплетен из ароматных цветов:
Благоуханьем своим ласкает он чуткие ноздри,
Благоуханье его нежит и пользует мозг.
Стало быть, этот венок на носу гораздо уместней,
А надо лбом ни к чему праздный его аромат.
Знай: хорошо бывает водить с собою собачку –
Как для забавы она, так и для пользы нужна.
Может статься, в твоем животе испорченный воздух
Вздуется вдруг взаперти, больно терзая кишки,
И прилучится тебе неслышимо выпустить ветры,
Чтобы в себе не таить эту досадную боль.
Распространившийся смрад ударит в ноздри соседям
И обесчестить грозит доброе имя твое.
Тут-то собачка твоя и сослужит пользу хозяйке –
Смело вали на нее свой нежелательный грех
И говори, что это она испортила воздух:
А бессловесная тварь вряд ли тебе возразит.
Часто женскую плоть терзают кусачие блохи,
Женский с блохами род вечные войны ведет.
Малые блохи, таясь в местах опасных и темных,
В скрытых засадах сидят, едкое жало востря,
Чтобы в желанный срок вонзиться в нежное тело,
Тонкую кожу просечь, жесткою пастью припасть.
Эта несносная боль до того докучает девицам,
Что позабыв обо всем, рвутся с злодейками в бой.
Так и ты готовься к борьбе воинственной дланью:
Темный почуяв укус, тотчас стремительно мсти,
Будь это дома иль будь за порогом на улице людной, –
Всюду, где тайный враг вдруг на тебя нападет.
Пусть не смущает тебя, что слева и справа соседи
Могут увидеть тебя в эту минуту борьбы:
Скинь рубаху с плеча, преследуй блох до победы,
Пусть кровожадная тварь кровью омоет вину!
В дальних складках поймай, а поймавши, вынеси к свету
И да не сдержит ничто праведно мстящую длань.
Пусть жестокая казнь для всех послужит уроком,
Кто помышляет тебе впиться в живот или в бок:
Нет примиренья с врагом иначе, как властной рукою
Гнусную душу его ввергнуть в обитель теней.
Ну, а теперь расскажу я тебе поучительный случай:
Это для жизни твоей небезразличный пример.
В некоем городе был совет по важным предметам,
Где заседали мужи, чинно решая дела.
В этот почтенный совет зашла, любопытствуя, баба
И что хотела узнать, то и сумела узнать.
Между тем, пока неспешно делалось дело,
Чувствует женщина резь в полном своем животе:
Тяжким бременем лег в нем груз переваренной пищи
И распирает кишки, грозным бурчаньем бурча.
Но оторваться она от слушанья дела не хочет –
Так занимателен ей недовершенный рассказ.
А у нее в руках случилась книжная сумка, –
Благочестиво она книги любила читать.
Вот она и схватила ее и в нее испражнилась,
Чтобы дослушать рассказ, не отходя ни на миг.
Эта находчивость пусть тебе послужит уроком,
Если настанет такой непредусмотренный час.
Впрочем, полно! Зачем неразумно растрачивать речи,
Ежели все сказать можно в немногих словах?
Все, что я уже мужскому высказал полу,
Перенеси на свой женский испытанный пол.
Если не все подойдет, то ты уж сама разберешься,
Что не к лицу и к лицу в ваших насущных делах.
Помни одно: не старайся понравиться важным и умным
И не ищи похвал строгих седых мудрецов,
А поручи воспитание мне, доверься урокам
И наставленьям моим благоговейно внимай.
Я укажу тебе жизнь как раз такую, как нужно,
Сам пойду впереди, – лучше вождя не найдешь.
Много я мог бы еще преподать полезных советов,
Каждый из них, поверь, был бы тебе по душе,
Но указует мне Муза моя распрячь колесницу
И утомленным коням дать на пути отдохнуть.
Значит, прощай! И если мои пригодятся советы,
То не забудь помолить Бога за здравье мое!
- 1. Все, как молвил поэт, будем лишь тени и прах… – См. Гораций, Оды, IV, 7, 1. Сульмонский наставник – Овидий, родившися в г. Сульмоне в области сабинян (ныне Сульмона), автор «Науки любви».