Романсы о короле Родриго

Легенда о последнем вестготском короле Родриго относится к числу древнейших исторических преданий Испании. Возникла она, по всей вероятности, вскоре после реальных драматических событий, приведших к завоеванию почти всей территории Пиренейского полуострова маврами.

В июле 711 года арабское войско под командованием Тарика сокрушило при реке Гвадалете (нынешняя провинция Кадис) армию вестготского короля Родриго. На стороне Тарика выступили и отряды сыновей Витицы, предшественника Родриго, умершего в 710 году. Победа Тарика открыла арабам путь на север. Согласно арабским историкам, быстрой победе арабов содействовал и некто Ольбан (Олиан, Ильян, Орбан), наместник Сеуты, дочь которого была обесчещена королем Родриго. Первое из дошедших до нас упоминаний об этой легенде содержится в «Хронике Муассака» (начало IX в.), откуда она перешла к арабским и христианским хронистам. Под пером последних Ольбан превратился в графа Хулиана, а его обесчещенная дочь — в Каву. Завершение свое легенда получила в «Сарацинской хронике» (или «Хронике короля дона Родриго») Педро дель Корраля, составленной около 1430 года. Эта хроника и явилась основным источником для цикла романсов о короле Родриго, опубликованных в собраниях середины XVI века.

Прослеживаются три фазы этой на редкость драматической легенды:

Дон Родриго проникает в заколдованный замок в Толедо — «жилище Геркулеса», куда никто не смел проникать. На стене замка были изображены арабские воины, а под ними надпись, гласящая, что Испания будет завоевана народом, здесь изображенным, едва лишь кто-нибудь нарушит запрет.
Ла Кава (Флоринда), дочь графа Хулиана, наместника Сеуты и Танжера, была обесчещена королем Родриго во время ее пребывания при королевском дворе в Толедо. Ла Кава (арабск. «Алакаба») поблекла от горя и позора. Она пишет письмо отцу с просьбой отомстить за бесчестье. Разгневанный Хулиан, получив дочернее письмо, вступает в сговор с маврами, чтобы сокрушить королевство дона Родриго.
После разгрома при Гвадалете король Родриго бежит в Португалию. Возле городка Визео он встречает монаха, которому исповедуется в содеянном. Монах накладывает на него такое покаяние: лечь в гроб со змеей о двух головах (последняя деталь возникла позже, вероятно, в конце XIV в., и является скорее всего португальским нововведением). В момент смерти Родриго колокола Визео зазвонили сами собой, и душа грешника обрела вечное блаженство.

Такова легенда. Как бы плохо ни согласовывались с ней исторические данные, они тем не менее проступают сквозь толстый слой поэтического вымысла. Так, в Толедском дворце была какая-то сокровищница. Полагают, что, готовясь к войне с басками, Родриго решил завладеть сокровищами, принадлежавшими церкви, и именно в тот час, когда он там находился, случилось известие о нападении отрядов мавра Тарика. Произошло это примерно за год до нашествия мусульман. В народной памяти события смешались, появились новые их сцепления.

Мотив предательства тоже подсказан реальными историческими фактами. После смерти предпоследнего готского короля Витицы в 710 году на престол самоуправно вступил правитель Бетики дон Родриго. Сыновья Витицы и их единомышлсшшкп выступили против Родриго. Граф Хулиан держал сторону сыновей Витицы. Он решил заручиться поддержкой мавров. Согласно договору было решено вторгнуться в Испанию и возвести на престол детей Витицы. Весной 711 года мусульманские полчища переправились через пролив и начали победоносное шествпе по полуострову, быстро разгромив Родриго, покинутого своими сторонниками.

Что касается заключительного эпизода, то дело обстояло примерно так: Родриго, согласно единственной хронике того времепи — «Анонимной кордовской хронике» («Cronica del anonimo de Cordova»), погиб в бою. Поэтический вымысел оказался более эффектным: Родриго бежал, решив искупить свою вину с помощью столь страшного покаяния. «Хроника Альфонса III Великого» («Cronica de Alfonso III el Magno», 880 г.) утверждает, что в Визео была найдена скромная гробница со следующей надписью: «Hie rеquiescit Rudericus ultimus Rex Gothorum» («Здесь покоится Родриго, последний король готов»). Согласно предполояшнпю Менендсса Пидаля, надпись эта появилась в результате искаженного перевода другой надписи, сохранившейся в старинной арабской хронике. Надпись сообщала всего-навсего о том, что в такой-то могиле был заживо погребен такой-то. Дело в том, что, согласно древнеримскому закону, с некоторыми изменениями воспринятому вестготским законодательством, отцеубийство наказывалось так: преступника зашивали в мешок и бросали в море либо сажали в яму со змеями.

Так или иначе, в Визео имеется могила, которую выдают за могилу дона Родриго. Отголоски сведений о покаянии, наложенном, согласно легенде, на короля Родриго, сохранились во многих позднейших романсах. В частности, один из таких романсов цитируется в XXXIII главе второй части «Дон-Кихота» Сервантеса: «Она грызет меня, грызет мое сердце — средоточие моих прегрешений, источник великого моего несчастья».

Помимо хроник и романсов, легенда о короле Родриго получила разработку в театре (у Луиса де Леон в «Пророчестве Тахо», у Лопе де Вега в «Последнем готе» и у ряда других драматургов). В XIX веке легендой воспользовались испанские романтики — герцог Ривас, Эспронседа и Соррилья. Из иностранцев вдохновлялись ею Вальтер Скотт, Саути, Лэндор, Вашингтон Ирвинг, Виктор и Абель Гюго. В России легендой о короле Родриго воспользовался для своего «Родрика» А. С. Пушкин, исходным материалом для которого послужила пространная (около 7000 стихов) поэма Саути.

Родриго открывает толедскую заколдованную пещеру. Перевод А. Ревича
Как король дон Родриго влюбился в Ла Каву, когда она мыла волосы в роднике. Перевод А. Ревича
Родриго и Ла Кава. Перевод А. Ревича
Говорят, влюблен Родриго… Перевод А. Ревича
Ла Кава оплакивает свой позор. Перевод А. Ревича
Граф Хулиан клянется отомстить Родриго за бесчестье дочери. Перевод А. Ревича
Потерянное королевство. Перевод Н. Горской
Плач о гибели Испании. Перевод А. Ревича
Покаяние короля Родриго. Перевод Н. Горской

Родриго открывает толедскую заколдованную пещеру

Перевод А. Ревича

Повелитель дон Родриго,
Чтобы трон прославить свой,
Объявил турнир в Толедо1.
Небывалый будет бой:
Ровно шесть десятков тысяч
Славных рыцарских знамен.
Но когда турнир великий
Открывать собрался он,
Появились горожане,
У его склонились ног:
В древнем доме Геркулеса2
Просят снять с дверей замок.
Рьяно взялся он за дело,
Как владыки всех времен,
Сбить замки и все засовы
Повелел немедля он.
В дом входя, он думал: клады
Геркулес оставил в нем,
Оказалось — в доме пусто,
Не хранил сокровищ дом.
Только надпись увидали:
«Встретишься, король, с бедой!
Кто проникнет в это зданье,
Тот погубит край родной».
Был еще сундук богатый
Вынут из одной стены.
Стяги в нем. На каждом стяге
Были изображены
Сотни мавров — как живые,
Их мечи обнажены,
Кони быстрые ретивы,
Лики всадников страшны.
Арбалеты, катапульты —
Устрашающий поток.
Дон Родриго отвернулся,
Больше он смотреть не мог.
Тут с небес орел спустился,
И сгорел немедля дом.
Армию король направил
В Африку прямым путем.
Графу дону Хулиану
Поручил команду он.
Но во время переправы
В море граф понес урон.
Двести кораблей погибло,
Сто гребных галер, и вот
Спасся граф с остатком войска.
Так закончился поход.

Как король дон Родриго влюбился в Ла Каву, когда она мыла волосы в роднике

Перевод А. Ревича

Чистой влагою хрустальной,
Родникового водою
Мыла волосы Ла Кава —
Это чудо золотое.
Оттеняет мрамор шеи
Нежных прядей позолота,
Взор притягивают к шее
Эти пряди, как тенета.
На воду, на отраженье
Смотрит девушка влюбленно
И боится стать несчастной,
Как Нарцисс во время оно.
На нее глядел Родриго,
Стоя в заросли зеленой.
Был Родриго околдован
И промолвил, восхищенный:
«Что там Троя! Что Елена
Рядом с этой красотою,
Всю Испанию, пожалуй,
Я бы сжег в огне, как Трою».

Родриго и Ла Кава

Перевод А. Ревича

С приближенными своими,
Шаловлива и лукава,
Из дверей дворцовой башни
Выходила в сад Ла Кава.
Девушки в кружок уселись
На траве зеленой сада,
Под ветвями пышных миртов,
Под листвою винограда.
С ними в круг Ла Кава села,
Ей на ум пришла забава:
Лентою стопы обмерить
Повелела всем Ла Кава.
Все измерили. Последней
Измерять Ла Кава стала.
Оказалось: меньше ножки
И прекрасней не бывало.
Но откуда знать Ла Каве,
Что судьбе жестокой надо?
Увидал Родриго деву,
Отвести не в силах взгляда.
Задрожал Родриго. Случай
Выпустил на волю пламя,
Короля любовь объяла,
Широко взмахнув крылами.
Во дворец ушли девицы,
Опустела вдруг поляна.
Был пленен король Родриго
Самой нежной и желанной.
Он призвал ее назавтра
В свой покой и молвил: «Право,
Мне сегодня жизнь постыла,
О прекрасная Ла Кава!
Если ты мне дашь спасенье,
Ждет тебя тогда награда,
Я готов принесть корону
На алтарь твой, если надо»,
Говорят, она сердилась,
Королю не отвечала,
Но потом обрел Родриго
Все, о чем просил сначала.
Сорван был цветок прекрасный.
Что раскаянье! Немало
Из-за прихоти Родриго
Вся страна потом страдала.
Нынче спорят, кто виновней
И кого судить по праву:
Женщины винят Родриго,
А мужчины все — Ла Каву.

Говорят, влюблен Родриго…

Перевод А. Ревича

Говорят, влюблен Родриго,
Ходит грустный, замечали.
Лишь Ла Каве он поведал,
В чем секрет его печали.
На красавицу глядел он
Восхищенными очами,
Руки белые он славил
Восхищенными речами.
«Ты пойми меня, поверь мне,
Я души в тебе не чаю,
Быть хочу твоим до гроба,
Сердце я тебе вручаю».
Хоть Родриго честью клялся,
Нe поверила Ла Кава,
То смеялась, то винилась,
То упрямилась лукаво.
Этот смех притворный слыша,
Стал король еще печальней.
После трапезы полдневной
Скрылся он в опочивальне,
А пажа послал за Кавой,
И послушная девица,
О беде не помышляя,
Не замедлила явиться.
Лишь узрел король Ла Каву,
Обнял он ее мгновенно,
Дал ей сотню обещаний,
О любви моля смиренно,
Но не верила Ла Кава
Обещаниям и лести,
И тогда Родриго силой
Взял ее, забыв о чести.
В свой покой ушла Ла Кава,
Обеспамятев от горя,
Как ей быть? Кому поведать
О несчастье и позоре?
Что ни день, она рыдала,
Красота ее увяла,
И одна ее подруга
Слезы Кавы увидала.
И рыдающей Ла Каве
Вот что дама та сказала:
«Я теперь, Ла Кава, вижу,—
Ты не веришь мне — иначе
Ты бы честно мне призналась,
Отчего исходишь в плаче».
И несчастная Ла Кава,
Хоть противилась вначале,
Все подруге рассказала,
Излила свои печали
И сказала, что об этом
Помолчать бы не мешало.
Но совет дала ей дама,
Вот что ей она сказала:
«Напиши отцу всю правду,
Обо всем поведай прямо».
Все исполнила Ла Кава,
Что советовала дама.
Отдала гонцу посланье,
И, покорствуя приказу,
На корабль он сел в Тарифе3
И в Сеуту отбыл сразу,
Там вручил посланье графу,
Гордому отцу Ла Кавы.
Мать ее, узнав о горе,
Зарыдала: «Боже правый!»
Граф жену свою утешил,
Дал графине обещанье,
Что сочтется он с Родриго
За позор и поруганье.

Ла Кава оплакивает свой позор

Перевод А. Ревича

Слезы градом льет на землю,
В воздух стоны исторгая,
Нет, не зря, не без причины
На сердце печаль такая
У Ла Кавы горемычной:
Вся страна поет ей славу,
По красе считают первой
И по горестям Ла Каву.
От любви — ее печали,
От презрения — страданья.
Охлаждение Родриго
Тяжелее поруганья.
«Ради прихоти минутной
Ты замыслил шаг коварный,
Честь, достоинство Ла Кавы
Ты попрал, неблагодарный.
Нет, из-за самой потери
Я б не стала убиваться,
Горько мне, что за бесчестье
Не могу я расквитаться.
За обман я мстить не в силах,
Спор с тобой веду напрасно:
Ты презрел меня, ославил,
А была я так прекрасна.
Да, к речам твоим коварным
Я была глуха когда-то,
Ибо им не доверяла,
Знала, что придет расплата.
Разве я могла представить.
Что увенчанный короной
Припадет с мольбой смиренной,
Словно юноша влюбленный.
О своей твердишь ты мести,
Но и в этом правды мало,
Ибо кровь моя причиной
Славного отпора стала».

Граф Хулиан клянется отомстить Родриго за бесчестье дочери

Перевод А. Ревича

Говорит сеньор Тарифы;
«О, позор моим сединам.
Отомщу я, оскорбленный
Королем и господином».
Старец рвет власы седые,
Стонет в исступленье диком
И серебряные нити
По ветру пускает с криком.
Благородный лик изранен,
И видны на этом лике
Два источника. Струится
Горести поток великий.
В гневе граф не видит неба,
Руки вскинул к звездным высям.
Там его беды свидетель,
От кого мы все зависим.
«О судьба, о жалкий жребий,
Ты в холодном безразличье
Так безжалостно караешь
Благородство и величье.
О король наш безрассудный,
Ты расплаты не предвидел,
Красотою ослепленный,
Ты меня и дочь обидел.
Даст бог, сил во мне достанет,
Отплачу я, не взыщи ты.
Я взываю к правосудью,
У небес молю защиты.
Люди, вы меня за эти
Речи строго но судите.
Если сам король предатель,
Что взять с подданных, скажите.
Боже правый! Превратится
Вся Испания в руины,
Потому что нечестивец
Оскорбил мой род старинный.
Невиновные заплатят
За неистовства владыки.
Если сам король бесчестен,
Ждет страну позор великий.
Прикрываясь божьей волей,
Деспоты жестокой каре
Предают людей невинных,
Словно Сулла или Марий.4
Видит бог, когда бы мог я,
Я б не стал вредить отчизне,
Лишь тирану отомстил бы,
Не губил бы столько жизней.
Но иной мне выпал жребий:
Полонили сарацины
Мой удел, мою Тарифу,—
Всюду пламя и руины.
На несчастье иль на счастье
Грозная явилась сила.
Кость — в игре, а где та воля,
Чтоб ее остановила?
Слава богу! Наш властитель
Должен скоро расплатиться,
Скоро с честью и короной,
Скоро с жизнью он простится.
Так неужто же, безумцы,
Потакать ему должны мы?
Неужели злость и подлость
Тех, кто правит, несудимы?
Небо, небо, все ты взвесишь,
Всем воздашь ты за могилой,
Так взгляни на горе старца,
Пожалей его, помилуй».
Так дон Хулиан несчастный
Сетовал, читая строки
Горького письма Ла Кавы,
Чьи печали столь жестоки.

Потерянное королевство

Перевод Н. Горской

Войска короля Родриго
Позиций не удержали:
В восьмой решительной битве5
Дрогнули и побежали.
Король покидает лагерь
Один, без охраны и свиты,
И едет прочь поскорее,
Тягчайшим горем убитый.
Дороги не разбирая,
Плетется конь еле-еле,
Король опустил поводья
И едет вперед без цели.
Усталость, голод и жажда
Совсем его доконали,
Сломило его бесчестье —
Оправится он едва ли.
Покрытые кровью вражьей,
Багровыми стали латы,
В бою затупилась пика,
Зазубрился меч булатный,
И шлем от многих ударов,
Подобно скорлупке, лопнул,
И согнутое забрало
Вонзилось до кости лобной.
К холму подъехал Родриго,
Взошел на его вершину,
И взглядом, полным печали,
Окинул король равнину.
Еще никогда Родриго
Не знал такого урона —
Отряды его разбиты
И втоптаны в грязь знамена,
Прославленные штандарты
Постыдно лежат во прахе,
Храбрейшие полководцы
Бежали в позорном страхе;
Все поле покрыли трупы,
Окончился бой без славы,
Ручьи окрасились кровью,
И красными стали травы.
И, плача, сказал Родриго
Себе самому с укором:
«Вчера я носил корону,
Сегодня покрыт позором;6
Вчера владел городами.
Командовал войском огромным,
Сегодня без слуг остался.
Сегодня я стал бездомным.
В тот день и час посмеялась
Судьба надо мной жестоко,
Когда я на свет родился
И волею злого рока
Наследовал сан королевский.
Мне было дано так много.
Так мало теперь осталось!
Лишь смерти прошу у бога —
Не медли, приди скорее,
Свершится благое дело,
Когда мою грешную душу
Возьмешь из бренного тела!»

Плач о гибели Испании

Перевод А. Ревича

Оглянитесь, дон Родриго,
Где ваш край и ваша слава?
Всю Испанию сгубили
Ваша прихоть и Ла Кава.
Поглядите — ваши люди
Полегли в бою кровавом.
Нет, отчизна не виновна.
Может, кровь ее нужна вам?
О Испания!.. Погибла.
А виной всему — Ла Кава.
Где добытая веками
Наших гордых дедов слава?
Королевство, жизнь и душу
Вы внезапно потеряли,
Ваше кончилось блаженство,
Наши множатся печали.
Честь всегда от злобы гибнет,
Погибает жизнь и слава.
О, Испания погибла.
А виной всему — Ла Кава.

Покаяние короля Родриго

Перевод Н. Горской

Несчастный король Родриго,
Лишившись всего, что имел,
Бежал в неприступные горы —
Такой ему выпал удел.
Один, без друзей и близких,
Он едет, тоской гоним,
И только горькое горе
Плетется следом за ним.
Все выше мрачные горы,
Тропинка крута и глуха,
Но вот он встречает стадо
И старого пастуха.
Промолвил король несчастный:
«Ты видишь беду мою,
Меня пожалей, дружище,
И путь укажи к жилью».
«Пустынны дикие горы,—
Пастух ему говорит,—
Здесь нет ни за́мка, ни дома,
Один только бедный скит.
Живет там старик столетний,
Отшельник, святой человек…»
«В скиту, — подумал Родриго,—
Окончу свой грешный век».
Король, завершив беседу,
Лишился последних сил,
И он попросил напиться,
И хлеба он попросил.
Пастух развязал котомку,
И все, что имел он сам —
Краюху хлеба и мясо,—
Пастух разделил пополам.
Но жилистым было мясо,
А хлеб — из темной муки,
И горько король заплакал
В порыве глухой тоски,
И вспомнил пиры былые,
И вспомнил былые дни…
И снял цепочку и перстень —
Ему не нужны они.
«Бесценные эти вещи
В подарок возьми от меня»,—
Сказал пастуху Родриго
И снова сел на коня.
Пастух указал дорогу,
Сказал, где надо свернуть,
И бывший король Родриго
Опять отправился в путь.
За горы скатилось солнце,
Последний отблеск пропал,
И скит он тогда увидел
Среди неприступных скал.
Навстречу вышел отшельник,
Вериги были на нем.
И молвил ему Родриго:
«Всесильным я был королем,
Свое королевство предал
Из-за проклятой любви,
Отец, я великий грешник,
И руки мои в крови.
Я богом прошу, отшельник,
Покаяться мне дозволь
И дай грехов отпущенье…»
Вот так говорил король.
Дрожа, ответил отшельник:
«Я исповедь слушать готов,
Но душу спасти не смею
И дать отпущенье грехов».
Пока они говорили,
Послышался божий глас:
«Тебе велю, исповедник,
Чтоб ты заблудшего спас.
Живым этот страшный грешник
Сойдет в могильную тьму
И примет там покаянье,
И все простится ему».
Король благодарный заплакал,
И богу воздал хвалу,
И сам безо всякого страха
В могилу лег, под скалу.
А страшная та могила
Была глубока и темна,
И змей с семью головами
Поднялся с черного дна.
«Молись за меня, отшельник,
Я знаю — близок конец».
Закрыв могилу плитою,
Молился святой отец.
Остался король Родриго
Со страшным змеем вдвоем.
«Что чувствуешь ты, несчастный,
На смертном ложе своем?»
«Грызет меня змей ужасный,—
Король говорит в ответ,—
Грызет мое бедное сердце —
Источник грехов и бед…»
Но вот над землей испанской
Поплыл колокольный звон:
Душа вознеслась на небо —
Покаявшийся прощен.

1. Толедо — столица тогдашнего вестготского государства.
2. В древнем доме Геркулеса… — К сказанному выше следует добавить, что, согласно легендам, Геркулес (Геракл) почитался основателем Толедо.
3. На корабль он сел в Тарифе… — Тарифа — город и крепость на юге Испании, неподалеку от Гибралтара. В XIII в. Тарифа была военным форпостом против мавров.
4. Словно Сулла или Марий. — Римские полководцы, прославившиеся жестокостью и деспотизмом.
5. В восьмой решительной битве. — Согласно «Всеобщей хронике», битва при Гвадалете длилась восемь дней.
6. «Вчера я носил корону, // Сегодня покрыт позором… — — Этот стих Сервантес вкладывает в уста маэсе Педро («Дон-Кихот», II, 26). Цитирует его и Виктор Гюго («Восточные стихотворения», XVI).