К. Гоцци. Из «Чистосердечного рассуждения и подлинной истории происхождения моих десяти театральных сказок»
По изд.: Хрестоматия по истории западноевропейского театра / Под ред. С. С. Мокульского. М.-Л.: Искусство, 1939. Часть II.
Напечатано в книге К. Гоцци «Сказки для театра», т. I, изд. «Всемирная литература», П., 1923, стр. 61-64.
Перевод Я. Н. Блоха.
Я не боюсь утверждать, что, если бы когда-нибудь случилось, что публика в своих театральных развлечениях, необходимость которых признается властями, единогласно пришла к соглашению слушать и наслаждаться только культурными, возвышенными произведениями, презрительно отбросив капризно-шутливые и доступные каждому пьесы, властям пришлось бы опасаться, что их народы будут более развращены, чем воспитаны, и соответственно с этим усилить свою бдительность...
Синьору Милициа и его неосторожному панегиристу, который хотел бы изгнать из наших театров грубые народные шутки, коварно называя политическим тиранством держание народа в невежестве, я отвечу, что не тирания, а человеколюбивая и мудрая предусмотрительность заставляет по возможности воспитывать народы в той простоте, которую я не стану называть невежеством. Напротив, обезумевшим тираном является тот, кто, стараясь пробудить их софизмами и опасной отвлеченностью, делает их беспокойными и подвергает неизбежным тяжким наказаниям со стороны правителей...
Мы никогда не должны забывать, что театральные подмостки служат всенародной школой. Я не защищаю варварства, но презираю ложную возвышенность науки, воспринятой нами с той стороны гор.
Простое высказанное мнение, что слезные мещанские драмы не слишком подходят для театра и что недурно приберечь слезы для трагедии, не может пресечь поток слезных драм, и если они будут нравиться, поток этот не остановится до тех пор, пока у них хватит пороха.
Между тем в их обманчивой возвышенности скрыта змея, заставляющая ссылками на волнение души вводить новые слезные мещанские драмы с благородными страстями, переводимые и защищаемые в наших театрах людьми лицемерными по слепоте, продажности или хитрости, как орудие здравого нравственного воспитания.
Искусная и хорошо построенная защита естественного права, изображение живыми, красноречивыми чертами представителей власти, обманутых дурными советами и ставших вследствие этого деспотичными и неверными своему слову, называние предрассудками непоколебимых семейных устоев и законов, подчеркивание несправедливого распределения прав, бесчеловечной жестокости отцов, поощрение свободы мысли и действии, наконец, распространение скрытого и остроумного вольнодумства, вызывая волнение души игрой благородных страстей, — вот та возвышенность, которую я презираю, и то народное воспитание, которое я считаю нежелательным. Именно эта возвышенность народного воспитания, применяемая в театрах искусными писателями, вызывающими волнение души путем живых впечатлени заставляет людскую жадность и необузданность судить самих себя, возбуждает против подчинения мудрым законам, продиктованным долгим опытом; уничтожает необходимую суборнацию в дочерях, сыновьях, женах, слугах и подданнях; разрушает возвышенный и полезнейший образ религии и страх перед невидимым карающим судьей, вызывает неравные, непредвиденные браки, расшатывающие основы семейственности, прискорбные самоубийства, убийства и даже участившиеся в наше время отвратительные покушения на священную жизнь судей и монархов.
Неужели для того, чтобы убедить глупых лицемеров «с благородными страстями», указывающих Италии на новые виды слезных мещанских драм, мне придется собрать те из них, в которых особенно ярко отражаются пламенные чувства, направленные к ниспровержению всех законов божественного промысла, к тому, чтобы сделать общество коварным и подозрительным, держать властителей в постоянном напряжении, заставить их всегда иметь наготове палачей, исказить великий образ католической веры и ввергнуть человечество в страшный хаос старинного варварства, — и все это под предлогом вернуть ему прежнюю чистоту...
Воспитание низших классов, которым в видах осторожности разрешаются власть имущими невинные театральные развлечения, заключается в религии, усердном и честном занятии своим ремеслом, слепом повиновении своему государю и преклонении главы перед прекрасным порядком общественной субординации, а вовсе не в пропаганде естественного права, не в провозглашении законов злоупотреблением власти большинства, жестокой тиранией, а всего лучшего, что установилось в глубоко несчастном человечестве, — варварским игом и ярмом.