Б. Пуришев. СЕБАСТИАН БРАНТ И ГАНС САКС

С конца XV века, наряду с другими европейскими странами, Германия вступила в ту «великую эпоху», которую, по словам Ф. Энгельса, немцы обычно называют «реформацией, французы — ренессансом, а итальянцы — чинквеченто и содержание которой не исчерпывается ни одним из этих наименований».1 Подошло время большого духовного подъема. Молодой немецкий гуманизм быстро приобретал европейскую известность. В XVI веке здесь начали появляться «титаны по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености», столь характерные для эпохи Возрождения.

Этот замечательный подъем культуры и литературы был прежде всего обусловлен быстрым подъемом немецких городов, а также могучим размахом освободительного антифеодального движения, захватившего Германию в первые десятилетия XVI века. Не следует упускать из виду того, что именно в Германии в XVI веке разыгрался первый акт европейской буржуазной революции, имевшей огромное международное значение. По словам Ф. Энгельса, «реформация — лютеранская и кальвинистская — это буржуазная революция № 1 с крестьянской войной в качестве критического эпизода».2 И хотя революция в Германии окончилась неудачей, в значительной мере благодаря нерешительности бюргерства, а также разобщенности всех оппозиционных сословий, она все же до основания всколыхнула страну, поставив перед немецким обществом ряд важнейших политических, социальных и идеологических задач.

Что же представляла собой Германия накануне Реформации? В XIV и XV веках значительного подъема достигла немецкая промышленность, главным образом горная, металлургическая и текстильная. Городское цеховое ремесло, обслуживавшее широкий рынок, заняло место феодальных местных сельских промыслов. Земледелие выходило из своего примитивного средневекового состояния. Больших успехов добилась торговля. Несмотря на великие географические открытия, торговый путь из Индии на Север все еще проходил через Германию. В начале XVI века в Германии было немало богатых и могущественных городов.

Однако экономическое развитие Германии было крайне неравномерным. Общий подъем национального производства Германии отставал от экономического роста других стран. Население Германии продолжало оставаться довольно редким. Цивилизация в стране «существовала лишь местами, сосредоточиваясь вокруг отдельных промышленных и торговых центров», интересы которых были далеки друг от друга.

Огромного могущества достигли имперские князья, среди которых было много католических прелатов. Почти независимые от императора, они обладали большинством суверенных прав. Они вели войны, созывали ландтаги, чеканили монету, облагали население налогами и т. п. И чем сильнее становились князья, тем слабее становилась Германия. Их успехи неизбежно являлись успехами феодального партикуляризма, несовместимого с историческим прогрессом. Последующие несчастья Германии в значительной мере обусловливались ее политической раздробленностью.

По мере того как укреплялась мощь крупнейших феодалов-князей, заметно ухудшалось положение мелкого дворянства — рыцарства. Прогресс в области военного дела лишал рыцарство его былого военного значения. Развитие товарно-денежных отношений подрывало его материальную основу. Мелкое дворянство беднело и с раздражением относилось к привольной жизни откормленных католических епископов и аббатов, владевших обширными земельными угодьями. Разбой на больших дорогах, к которому рыцари охотно прибегали, не мог, конечно, вернуть им былого положения. Поэтому рыцарство с каждым годом все более усиливало эксплуатацию зависимого крестьянства. Положение народных масс стало совершенно невыносимым. В стране накопилось такое множество горючего материала, что достаточно было одной искры, чтобы вспыхнул гигантский пожар.

Огромную роль в подготовке решающих событий сыграла также и ненависть широких общественных кругов Германии к католической церкви. Пользуясь политической слабостью Германии, папский Рим, алчность которого в эпоху первоначального накопления безмерно возросла, открыто хозяйничал в стране. В ход были пущены разнообразные средства, чтобы вырвать у населения последний пфенниг и умножить доходы церкви. Такое положение дел восстанавливало против католической церкви и ее феодальной верхушки самые различные слои тогдашнего немецкого общества. Дворянство надеялось за счет церковных владений поправить свои дела, пришедшие в крайний упадок. Народ имел все основания горячо ненавидеть князей католической церкви и ораву тучных монахов, выжимавших из него семь потов. Бюргеры тяготились чрезмерно «дорогой» церковью и даже часть имперских князей примкнула к оппозиции католицизму. К тому же патриотические элементы Германии, стремившиеся к политическому объединению страны, видели в папском Риме врага немецкого единства, иноземного хищника, прямо заинтересованного в ослаблении германской державы.

Атмосфера быстро накалялась. И достаточно было выступления Лютера в 1517 году, чтобы вспыхнула реформация, которую Ф. Энгельс рассматривает, как первую из трех крупных решающих битв, в которых «великая борьба европейской буржуазии против феодализма дошла до высшего напряжения…».3

Таково было в общих чертах положение Германии в начале XVI века. Было оно очень сложным и противоречивым. Наряду с экономическим подъемом и ростом городов в стране все больше усиливалась феодально-крепостническая реакция, а также возрастал гнет римско-католической церкви. Церковная реформа была только частью более широкой социально-политической реформы, к которой стремились разнородные силы, принимавшие участие в реформационном движении. В сущности, важнейшей исторической задачей, которая стояла перед Германией в XV и XVI веках, являлась задача национально-политического объединения страны. А так как в раздробленности, а следовательно в политическом ослаблении Германии, был заинтересован папский Рим, то борьба против папского Рима приобретала глубокий патриотический смысл.

Это своеобразие исторической обстановки в Германии объясняет, почему именно в Германии, экономически более слабой, разыгрался первый акт европейской буржуазной революции. Однако те причины, которые поощряли в Германии борьбу за единство, порождали слабость немецкого бюргерства. Оно не смогло возглавить борьбу всех бунтарских элементов: плебеев в городе, низшего дворянства и крестьян в деревне. Тем большее значение в развитии освободительного движения приобретали народные массы, которым удалось придать Реформации могучий революционный размах. Именно крестьянское восстание, образующее критический эпизод Реформации, являлось, по словам Ф. Энгельса, «высшей точкой революционного движения того времени».

Феодальные власти еще в начале XV века хорошо понимали, какую огромную опасность может представить для них мятежное крестьянство, если оно выступит не изолированно, но в тесном контакте с другими элементами оппозиции.

Тревога властей росла по мере того, как углублялся кризис германской феодальной монархии, и в городах и в рыцарских кругах ширилась оппозиция против территориальной системы. Тревога эта не была напрасной. Развитие событий показало, что борьба за свободу народа в Германии неизбежно превращалась в борьбу против княжеского самодержавия, которое являлось в империи основным оплотом феодально-крепостнической реакции. Оппозиционные круги все настойчивее выдвигали идею политического объединения Германии. Они призывали к коренной реконструкции имперских порядков: к устранению территориальной системы и феодальной раздробленности, а следовательно, к уничтожению «паршивого княжеского суверенитета», к усилению центральной государственной власти, которая должна прежде всего опираться на имперские города, к уничтожению всякого рода феодальных вольностей и привилегий, в той мере, в какой эти вольности и привилегии противоречат общегосударственным интересам, к упразднению крепостного права и, наконец, к обузданию католической церкви и конфискации церковных владений.

Итак, Германия стояла на пороге больших событий. Понятно, что немецкая литература конца XV и начала XVI веков не могла оказаться в стороне от жизни страны. Сложность и противоречивость социальной обстановки, широкие народные движения, углубление кризиса феодальной империи — все это накладывало на нее характерный отпечаток.

В начале XVI века немецкая литература была преисполнена творческих сил. Она все более приобретала воинствующий антикатолический и антифеодальный характер. В ней слышались голоса самых различных социальных группировок, принимавших участие в религиозно-политической борьбе того времени.

Это было время больших масштабов, больших дерзаний, больших надежд. Всеобщее внимание было приковано к судьбам отчизны. Рушились вековые устои средневековья. Поэтому комнатно-интимная поэзия не отвечала требованиям времени. Литература искала для себя обширного поприща. Писатели охотно выходили на площадь и обозревали многолюдную толпу людей. Они любили на страницах своих творений устраивать шумные сатирические карнавалы, участниками которых являлись представители всех сословий. Они звали на суд правды все существующее.

Такая литература не могла пройти мимо народа, тем более что и к жизни она была вызвана прежде всего подъемом демократического движения. Многие произведения немецкой литературы XV-XVI веков не только прямо обращались к демократическому читателю, но и отражали воззрения, чаяния и вкусы многочисленных простых людей, наполнявших города и села Священной Римской империи. Поэтому литература, которую обычно называют бюргерской, нередко являлась собственно народной в широком смысле этого слова. Она и создавалась при непосредственном участии скромных тружеников, подчас представляя собой литературную обработку различных фольклорных произведений. Даже ученые-гуманисты, гордившиеся тем, что они пишут на классическом языке Цицерона и Квинтилиана, прислушивались к голосу народа. В их произведениях то и дело возникали образы и мотивы, почерпнутые из народного обихода.

Это свидетельствует о том, что в эпоху Реформации в Германии демократические массы играли огромную роль не только в политической, но и в эстетической сфере, что именно они были главным застрельщиком прогресса, а посему любое значительное произведение, созданное прогрессивным автором, в той или иной мере становилось народным. Отсюда и устойчивость литературных жанров, возникших в свое время в демократической среде (шванк, фастнахтшпиль4 и др.); и пристрастие к площадной буффонаде, скоморошескому комизму, к карнавальным маскам; и плебейский задор «народных книг»; и грубоватый лубочный реализм многих произведений.

Все это позволяет рассматривать немецкую литературу XV-XVI веков (при всех ее слабостях и недостатках) как выражение культуры эпохи Возрождения, которая своими корнями прочно уходила в толщу народной жизни.

К числу наиболее ярких и самобытных представителей немецкого Возрождения несомненно принадлежали автор популярной сатиры «Корабль дураков» (1494) ученый-гуманист Себастиан Брант и трудолюбивый башмачник Ганс Сакс, написавший множество стихотворных произведений на различные темы, воплотивших в себе дух немецкого бюргерства периода Реформации.