2. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АРНОЛЬФО ДИ ЛАПО ФЛОРЕНТИЙСКОГО АРХИТЕКТОРА

Обсудив во «Введении к жизнеописаниям» некоторые постройки в манере старой, но не древней, и, умолчав, не ведая о них, об именах зодчих, их воздвигших, упомяну во введении сего жизнеописания Арнольфо о некоторых других зданиях, построенных в его времена или немногим раньше, имена мастеров которых также неизвестны, а затем и о тех, что были воздвигнуты в те же времена, но о коих известно, кто их строил, либо на основании того, что манеру этих произведений можно очень легко опознать, либо благодаря надписям и иным памяткам, оставленным ими в самих постройках. И это не будет некстати, ибо, не отличаясь ни красивой, ни хорошей манерой, а лишь грандиозностью и великолепием, и они, тем не менее, заслуживают некоторого внимания.

Итак, во времена Лапо и его сына Арнольфо в Италии и за ее пределами было воздвигнуто много значительных построек, имена зодчих коих найти я не мог, и таковы: Монреальское аббатство в Сицилии, Неаполитанское епископство, Чертоза в Павии, Миланский собор, Сан Пьетро и Сан Петронио в Болонье и многие другие, кои строились по всей Италии с огромными затратами. Все эти постройки я видел и осматривал, равно как и многочисленные скульптуры тех времен и в особенности в Равенне; но нигде не нашел ни малейшего упоминания о мастерах, а часто даже и о времени, когда они были построены, и могу лишь подивиться простоватости и малому честолюбию людей тех времен.

Возвратимся, однако, к нашему предмету; после сооружений, упомянутых выше начали появляться мастера, исполненные духом более возвышенным, кои если и не нашли, то хотя бы пытались найти нечто хорошее. Первым был Буоно, ни родина, ни прозвище коего мне не известны, ибо, упоминая о себе в некоторых своих творениях, он не оставил там ничего другого, кроме простого имени. Будучи скульптором и архитектором, он раньше всего построил в Равенне многочисленные дворцы и церкви, а также исполнил некоторые скульптуры в 1152 году после Рождества спасения нашего. Благодаря этим вещам он приобрел известность и был вызван в Неаполь, где заложил Кастель Капоано и Кастель дель Уово, которые, впрочем, как об этом будет сказано, закончены были другими, а позднее, во времена Доменико Морозини, дожа Венеции, заложил весьма осмотрительно и разумно колокольню Св. Марка, укрепив на сваях и фундаментах основание этой башни настолько прочно, что она с тех пор не дала ни одной трещины, чего, как мы видели и видим, никак нельзя сказать о многочисленных зданиях, строившихся до него в том же городе. Быть может, от него и научились венецианцы закладывать фундаменты тем способом, что применяется и ныне для тех прекраснейших и богатейших зданий, кои с таким великолепием воздвигаются повседневно в сем благороднейшем городе. Правда, сама по себе эта башня не отличается ничем хорошим: ни манерой, ни украшениями, ни в общем чем-либо другим особо похвальным. Завершена она была при папах Анастасии IV и Адриане IV в 1154 году.

Равным образом принадлежит Буоно архитектура церкви Сант Андреа в Пистойе; его же работы скульптуры мраморного архитрава, что над дверью, заполненного фигурами в готической манере; на этом архитраве высечено его имя и время выполнения этой работы, каковым был 1166 год. Затем он был вызван во Флоренцию, где составил осуществленный проект расширения церкви Санта Мариа Маджоре, находившейся тогда за городом и почитавшейся потому, что освятил ее за многие годы до того папа Пелагий, и потому, что по своим размерам и расположению она была весьма толково воздвигнутой церковной постройкой.

Приглашенный после этого аретинцами в их город, Буоно построил старую резиденцию синьоров Ареццо, а именно дворец в готической манере, а рядом с ним колокольню, каковая постройка, разумно сооруженная, была сравнена с землей в 1533 году, ибо была расположена насупротив и слишком близко от крепости этого города.

Позднее искусство несколько улучшилось благодаря работам некоего Гульельмо, по национальности (как я полагаю) немца, и были выстроены некоторые здания с величайшими затратами в несколько улучшенной манере. Так, этот Гульельмо, как говорят, заложил в Пизе в 1174 году совместно со скульптором Бонанно кампанилу собора, где сохранилось несколько высеченных на камне слов, гласящих: A.D. MCLXXIV Сатрапile hос fаit fапdаtuт тепзе Аиgиst. (Кампанилла эта была заложена в августе месяце 1174 года.).

Но так как оба эти архитектора не имели большой практики при закладке зданий в Пизе и не укрепили основания, как надлежало, то, еще прежде чем они дошли до середины сооружения, оно наклонилось на один бок с более слабой стороны, и, таким образом, кампанила эта отступает от своего отвеса на шесть с половиной локтей, то есть настолько, насколько фундамент осел с этой стороны. И если снизу это мало заметно, то наверху настолько сильно, что нельзя не дивиться тому, как это возможно, чтобы она не обрушилась и не давала трещин; причина же этому та, что сооружение это круглое и внутри, и снаружи и устроено наподобие полого колодца, сложенного из камней таким образом, что разрушиться ему почти нет возможности; главным же образом помогает фундамент, выложенный над землей на три локтя, что, как это видно, было сделано для поддержки колокольни уже после ее склонения. И уверен, что, если бы она была квадратной, она не стояла бы ныне, ибо углы квадрата, как это часто случается, настолько бы ее расперли, что она бы рухнула. А если не обрушивается Каризенда, квадратная и наклонная башня в Болонье, то это происходит потому, что, будучи тонкой и не имея такого наклона, она не отягощается таким грузом, как названная кампанила, каковая достойна похвалы не за свой замысел или прекрасную манеру, а лишь за свою необычность, ибо всякому, кто ее видит, кажется, что так удержаться она никаким образом не может. Вышеназванный же Бонанно, работая над этой колокольней, выполнил в 1180 году бронзовые царские двери для Пизанского собора, на коих мы видим следующую надпись: Епо Вопаппиз Рis, теа аrtе hanc рогtam ипо аппо реrfeci, teтроrе Вепеdicti ореrаrii. (Я, Бонанно, пизанец, искусством своим дверь сию в один год завершил, во времена попечителя Бенедедикта).

Судя по каменотесным работам, выполненным затем в Риме из античных остатков в Сан Джованни Латерано при папах Люции III и Урбане III, когда Урбаном был коронован император Фридрих, можно видеть, что искусство продолжало улучшаться ибо некоторые храмики и часовенки, выстроенные, как сказано, из руин, обладают весьма разумным рисунком и другими вещами, сами по себе достойными внимания, как между прочим и тем, что своды, дабы не перегружать стен этих построек, выведены с небольшими отверстиями и с кессонами из стука, что для тех времен заслуживает большой похвалы; по карнизам же и другим членениям видно, что художники помогали друг другу в поисках хорошего. Затем Иннокентий III повелел воздвигнуть на Ватиканском холме два дворца, по-видимому, в прекрасной манере, но так как они были разрушены другими папами и главным образом Николаем V, уничтожившим и перестроившим большую часть дворца, другого об этом не скажу, кроме того, что одна часть этих дворцов сохранилась в круглой башне, а другая – в Старой сакристии Сан Пьетро.

Упомянутый Иннокентий III, занимавший престол девятнадцать лет и весьма любивший строить, воздвиг в Риме многочисленные здания, и в частности по проекту Маркионне Аретинца, архитектора и скульптора, башню деи Конти, названную так по фамилии папы, принадлежавшего к этому роду. Тот же самый Маркионне закончил в год смерти Иннокентия III строительство приходской церкви в Ареццо, а также и кампанилы, изваяв на фасаде названной церкви три ряда колонн, расположенных друг над другом с большим разнообразием не только в форме капителей и баз, но и в стволах колонн, ибо одни из них толстые, другие тонкие, иные же спарены по две и по четыре. Равным образом некоторые из них скручены наподобие винта, иные превращены в поддерживающие фигуры, покрытые различной резьбой. Он выполнил там также много разного вида животных, несущих тяжесть колонн на своих спинах, и все эти странные и необыкновенные выдумки далеки не только от доброго порядка, установленного древними, но и от всякой правильной и разумной соразмерности. При всем том, однако, всякий, кто хорошенько рассмотрит целое, увидит, что он пытался работать хорошо и, быть может, думал, что нашел хорошее именно в таком способе работы и в таком прихотливом разнообразии. Он же выполнил скульптурой под аркой, что над дверью названной церкви, в варварской манере Бога Отца с несколькими полурельефными ангелами весьма крупных размеров, под аркой же он высек все двенадцать месяцев, поместив внизу свое имя круглыми, как полагалось, буквами и дату, а именно 1216 год. Говорят, что Маркионне построил в Риме для того же папы Иннокентия III в Борго Веккио старое здание больницы и церковь Санто Спирито ин Сассиа, где еще видно кое-что старое; старая церковь еще стояла в наши дни, а затем была перестроена папой Павлом III из дома Фарнезе в современном вкусе по расширенному и более богатому проекту. А в Санта Мариа Маджоре, также в Риме, он выполнил мраморную капеллу, ту, где ясли Иисуса Христа. В ней изображен с натуры папа Гонорий III, для которого он сделал также гробницу с украшениями, несколько лучшими и весьма отличающимися от манеры, применявшейся тогда обычно по всей Италии.

Выполнил также Маркионне в те же самые времена боковую дверь Сан Пьетро в Болонье, которая была для того времени произведением поистине грандиознейшим из-за многочисленных и разнообразных работ, которые мы на ней видим, вроде скульптурных львов, поддерживающих колонны, людей в виде носильщиков и других живых существ, несущих тяжести; под верхней же аркой он выполнил круглым рельефом двенадцать месяцев с разнообразными фантазиями и при каждом месяце его небесный знак; работа эта в те времена должна была почитаться чудесной.

Так как в те самые времена возникло сообщество братьев-миноритов св. Франциска, утвержденное названным папой Иннокентием III в 1206 году, то не только в Италии, но и во всех других частях света благочестие и число монахов возросло настолько, что не было почти ни одного заметного города, который не строил бы для францисканцев церквей и монастырей с огромнейшими затратами, и каждый в меру своих возможностей. И вот тогда-то брат Элиа за два года до смерти св. Франциска, в то время как святой в качестве генерала ордена ушел проповедовать, а сам он оставался настоятелем в Ассизи, выстроил церковь, посвященную Богоматери; когда же скончался св. Франциск и весь христианский мир стекался к телу св. Франциска, который после смерти и при жизни прослыл поистине другом Господним, и когда всякий человек на этом святом месте творил посильную милостыню, было постановлено названную церковь, начатую братом Элиа, сделать куда более обширной и великолепной. Но так как был недостаток в хороших зодчих, а работа, какую предполагалось выполнить, нуждалась в превосходном, ибо строить подлежало на весьма высоком холме, у подошвы которого протекал поток, именуемый Тешо, то и был приглашен в Ассизи после долгих соображений, как наилучший из всех, кого можно было тогда найти, некий мастер Якопо Тедеско. Осмотрев местоположение и выслушав предложения отцов, собравших на сей предмет в Ассизи генеральный капитул, он составил прекраснейший проект церкви и монастыря, сделав на модели три этажа, из которых один должен был находиться под землей, а два другие соответствовали двум церквам, причем перед нижним была площадь, окруженная весьма большим портиком, верхний же служил церковью, и из первого этажа можно было подниматься во второй удобнейшими лестницами, обходящими вокруг главной капеллы, образуя два колена для более удобного подъема ко второй церкви, которой была придана форма буквы и длина которой в пять раз превышала ширину, причем один проем отделялся от другого большими каменными столбами и был впоследствии перекрыт стройнейшими арками с крестовыми сводами между ними. По такой именно модели и было воздвигнуто это сооружение, поистине огромнейшее, причем модели следовали во всех ее частях за исключением ветвей верхнего трансепта: между ними следовало поместить абсиду и главную капеллу и перекрыть их крестовыми сводами, но сделано было не так, как сказано, а были выведены цилиндрические своды, как более прочные. Затем перед главной капеллой нижней церкви был поставлен алтарь, под которым, когда он был закончен, было положено тело св. Франциска после торжественного его перенесения. А так как самая гробница, заключающая тело славного святого, находится в первой, то есть самой нижней церкви, куда нет доступа никому и двери коей замурованы, то названный алтарь и окружен огромнейшими железными решетками с богатыми украшениями из мрамора и мозаики, через которые можно смотреть вниз. К этой постройке примыкают с одной стороны две сакристии и с другой – высочайшая кампанила, высота которой в пять раз превышает ширину. Наверху была восьмигранная пирамида, но она была убрана, ибо грозила обрушиться. Работа эта была завершена в течение четырех лет, но уже без участия способностей мастера Якопо Тедеско и забот брата Элиа, после кончины последнего. Дабы такое сооружение с течением времени не обрушилось, вокруг нижней церкви было воздвигнуто двенадцать стройнейших башен и в каждой из них винтовая лестница, поднимающаяся от земли до вершины. А со временем были в ней сооружены многочисленные капеллы и другие богатейшие украшения, о которых нет надобности распространяться, так как об этом пока сказано достаточно и в особенности потому, что каждый может сам увидеть, сколько полезного, нарядного и красивого добавили к началу, положенному мастером Якопо, многие первосвященники, кардиналы, князья и другие знатные особы всей Европы.

Возвратимся теперь к мастеру Якопо; благодаря этой работе он приобрел такую славу во всей Италии, что был приглашен тогдашними правителями города Флоренции и получил затем, добровольно ли – сказать теперь нельзя, но во всяком случае по обычаю флорентинцев сокращать имена, который они имели и раньше, имя не Якопо, а Лапо, и так его звали в течение всей его жизни, ибо он со всей своей семьей навсегда остался жить в этом городе. В разное время он ездил по Тоскане для постройки многих зданий, таких, как палаццо Поппи в Казентино, построенный для того графа, женой которого была прекрасная Гвальдрада и который получил в приданое Казентино, или как построенный для аретинцев епископский дворец и старый Дворец синьоров Пьетрамалы; тем не менее его постоянным местожительством оставалась Флоренция, где в 1218 году он заложил быки Понте алла Каррайя, именовавшегося тогда Понте Нуово, завершил их в два года, а остальное было в короткое время выстроено из дерева, как тогда было принято. В 1221 году он составил проект церквей Сан Сальваторе дель Весковадо, начатой под его руководством, и Сан Микеле на Пьяцца Паделла, где сохранилось несколько скульптур в манере того времени. Затем он составил проект спуска городских вод, приподнял площадь Сан Джованни, а во времена мессера Рубаконте да Манделла, миланца, построил мост, носящий имя последнего, и нашел целесообразнейший способ мощения улиц, которые раньше мостились кирпичом; а также сделал модель дворца, ныне палаццо дель Подеста, строившегося тогда для старейшин. Наконец, послав в Сицилию в Монреальское аббатство модель гробницы, заказанной Манфредом для императора Фридриха, он умер, оставив сына Арнольфо, унаследовавшего не только отцовские добродетели, но и его способности.

Этот Арнольфо, доблестям коего архитектура не менее обязана улучшением, чем живопись была обязана Чимабуэ, родился в 1232 году, и, когда отец его умер, было ему тридцать лет и доверие ему оказывалось величайшее. Так как он не только у отца научился всему тому, что тот знал, но учился у Чимабуэ рисунку, что послужило ему также и для скульптуры, он почитался лучшим архитектором Тосканы, так что флорентинцы не только заложили по его указаниям последнее кольцо стен своего города в 1284 году и выстроили по его рисунку из кирпича перекрытую простой крышей на столбах лоджию Орсанмикеле, где торговали зерном, но и в том же году, когда обрушился холм Маньоли со стороны Сан Джорджо, что над Санта Лучиа на Виа де'Барди, они, по его совету, издали указ, чтобы на названном месте не производились строительные работы и не возводилось бы никогда никаких зданий ввиду того, что из-за осадков породы, в которую снизу просачивались воды, было бы всегда опасно производить там какую бы то ни было стройку; о том, насколько это было правильно, можно судить и в наши дни по разрушению многих зданий и великолепных домов благородных людей.

Затем в 1285 году он во Флорентийском аббатстве заложил лоджию и площадь приоров и выстроил большую капеллу и те две, что находятся по обе стороны ее, обновив и церковь, и хоры, которые ранее были выстроены в гораздо меньших размерах графом Уго, основателем этого аббатства. А для кардинала Джованни дельи Орсини, папского легата в Тоскане, он выстроил кампанилу названной церкви, которая при сравнении с работами тех времен весьма восхвалялась, хотя и была отделана мачиньо лишь позднее, в 1330 году. После этого была заложена по его проекту в 1294 году Санта Кроне, принадлежащая братьям-миноритам; в ней Арнольфо выстроил средний неф и оба меньших настолько обширными, что, не имея возможности вывести под крышей своды слишком широкого пролета, он с большой рассудительностью перекинул арки от столба к столбу и перекрыл их фронтонными крышами для стока дождевой воды по каменным желобам, устроенным над арками, причем дал им такой наклон, что крыши и до сих пор предохранены от опасности загнивания; и насколько тогда это было новым и остроумным, настолько же это полезно и достойно внимания и ныне. Затем он сделал рисунок первых дворов старого монастыря при той же церкви и вскоре после этого убрал находившиеся вокруг храма Сан Джованни с внешней стороны все ковчеги и гробницы из мрамора и мачиньо, частично перенеся их за кампанилу на фасад помещения для капитула возле братства Сан Дзаноби; после чего он заново инкрустировал черным мрамором из Прато все восемь наружных стен баптистерия Сан Джованни, убрав мачиньо, которым раньше перемежались античные мраморы. В это время флорентинцы пожелали для удобства снабжения города построить в верхнем Вальдарно крепости Сан Джованни и Кастельфранко с продовольственными рынками, проект которых, составленный Арнольфо в 1295 году, удовлетворил в этом, как и в других случаях, настолько, что он был сделан флорентийским гражданином.

После всего этого, когда флорентинцы решили, как рассказывает в своих «Историях» Джованни Виллани, построить главную церковь в своем городе, причем воздвигнуть ее такой по величине и великолепию, чтобы нельзя было потребовать от человеческих сил и рвения ни большей по размерам, ни более прекрасной постройки; тогда Арнольфо и представил проект и модель все еще недостаточно прославленного храма Санта Мариа дель Фьоре, предусмотрев, чтобы снаружи он был украшен мраморными инкрустациями в виде карнизов, пилястр, колонн, резьбы листьев, статуй и других вещей, составляющих теперь если не полное, то во всяком случае частичное его завершение.

И чудеснее всего то, что, включая в свой прекраснейший план, кроме Санта Репарата, также другие окружающие небольшие церкви и дома, он с такой тщательностью и рассудительностью заложил фундаменты столь огромного сооружения, широкие, глубокие и наполненные добротным материалом, а именно гравием, известью и с большими камнями на дне (почему до сих пор площадь и называется «на фундаментах»), что они отлично смогли выдержать тяжесть, как мы это видим и ныне, огромного сооружения купола, который сверху вывел Филиппо ди сер Брунеллеско. Закладка таких фундаментов и подобного храма была отпразднована с великой торжественностью, а именно в день Рождества Богородицы в 1298 году. Первый камень был заложен кардиналом, папским легатом, в присутствии не только многочисленных епископов и всего духовенства, но также и подесты, капитанов, приоров и других должностных лиц города и даже всего населения Флоренции, прозвавшего этот храм Санта Мариа дель Фьоре.

И так как было определено, что расходы на это сооружение должны были быть огромнейшими, какими они и были впоследствии, казначейством Коммуны был установлен налог в четыре данара с лиры по всем расходным статьям и в два сольдо в год с головы, не говоря уже о том, что папа и легат предоставили очень большие индульгенции всем, жертвовавшим на это дело. Не умолчу и о том, что кроме широчайших фундаментов глубиной в пятнадцать локтей, были весьма рассудительно по углам всех восьми сторон выведены контрфорсы, что и навело Брунеллеско на мысль нагрузить их значительно большей тяжестью, чем та, которой Арнольфо, быть может, собирался их нагрузить. Говорят, что, когда начали выполнять из мрамора первые две боковые двери Санта Мариа дель Фьоре, Арнольфо распорядился высечь на одном из фризов несколько фиговых листьев, которые были гербом его и мастера Лапо, его отца, и поэтому можно предположить, что от него происходит род Лапи, ныне нобилей Флоренции. Другие говорят также, что от потомков Арнольфо произошел Филиппо ди сер Брунеллеско; иные думают также, что Лапи пришли из Фигаруоло, местечка в верховьях По; оставив, однако, это, возвратимся к нашему Арнольфо. Я повторяю, что своими размерами эта работа заслуживает бесконечной хвалы и вечной славы и главным образом за внешнюю отделку из разноцветных мраморов и внутреннюю из пьетрафорте, причем все до мельчайших уголков выполнено из того же камня. А дабы всякий знал точную величину этого дивного сооружения, скажу, что длина от Дверей до конца часовни Сан Дзаноби составляет 260 локтей, ширина в трансепте – 166 локтей, в трех кораблях – 66 локтей; один лишь средний корабль равен по высоте 72 локтям, а оба меньших корабля – по 48 локтей; внешняя окружность всей церкви равна 1280 локтям; купол от земли до площадки фонаря имеет 154 локтя; высота фонаря без шара – 36 локтей, высота шара – 4 локтя, высота креста – 8 локтей, высота всего купола от земли до верха креста – 202 локтя.

Возвратившись к Арнольфо, скажу, что, почитаясь архитектором превосходным, каким он и был, он завоевал такое доверие, что ни одного важного решения не принималось без его совета, и потому в том же году, когда была закончена флорентийской Коммуной закладка последнего кольца городских стен, о начале постройки которых говорилось выше, а также были заложены и большей частью и возведены надвратные башни, он положил начало дворцу Синьории и выполнил проект наподобие того, что Лапо, его отец, выстроил в Казентино для графов Поппи. Но хотя он и спроектировал его великолепным и огромным, он уже не смог придать ему то совершенство, какого требовали искусство и его суждение; ибо, когда были разрушены и сровнены с землей дома Уберти, гибеллинов-мятежников против флорентийского народа, и там была устроена площадь, таково было глупое упрямство некоторых, что Арнольфо, несмотря на многочисленные приводимые им доводы, не мог добиться того, чтобы ему было разрешено построить дворец хотя бы с прямыми углами, ибо те, что тогда правили, ни в коем случае не желали, чтобы фундаменты дворца находились на земле мятежников Уберти; они позволяли скорее сровнять с землей северный неф церкви Сан Пьетро Скераджо, чем разрешить выстроить дворец посередине площади в соответствующих размерах. Сверх того, они пожелали еще, чтобы с дворцом была соединена и включена в него башня Форабоски, именуемая Торре делла Вакка, имеющая в высоту 50 локтей и предназначавшаяся для помещения в ней большого колокола, а вместе с ней и несколько домов, купленных Коммуной для этого сооружения. По этим причинам никто не должен удивляться тому, что основание дворца косое, а не прямоугольное: ведь для того, чтобы поместить башню в середине и укрепить ее, пришлось опоясать ее стенами дворца, каковые были раскрыты Джорджо Вазари, живописцем и архитектором, в 1551 году при ремонте названного дворца во времена герцога Козимо и были найдены в отличнейшем состоянии. Так как Арнольфо заполнил названную башню хорошим материалом, другим мастерам было затем нетрудно выстроить над ней высочайшую звонницу, которую видим и ныне, ибо в течение двух лет он завершил лишь дворец, получивший затем с течением времени те улучшения, которые и привели его к тому великолепию и величию, каковые мы видим и ныне.

Выполнив все эти работы и многие другие, столь же удобные и полезные, сколь прекрасные, Арнольфо скончался в возрасте 60 лет в 1300 году, как раз в то время, когда Виллани начал писать хронику своих времен. А так как он не только заложил Санта Мариа дель Фьоре, но и перекрыл сводами для вящей своей славы три главных абсиды, что под куполом, он заслуженно оставил о себе память на углу церкви против кампанилы в следующих стихах, высеченных на мраморе круглыми буквами:

Annis. Millenis. Centum. Bis. Octo. Nogenis.
Venit. Legatus. Roma. Bonitate. Dotatus.
Qui. Lapidem. Fixit. Fundo. Simul. Et. Benedixit.
Praesule. Francisco. Gestante. Pontificatum.
Istud. Ab. Arnulfo. Templum. Fuit. Edificatum.
Hoc. Opus. Insigne. Decorans. Florentia.
Digne. Regine. Coeli. Construxit. Mente. Fideli.
Quam. Tu. Virgo. Pia. Semper. Defende. Maria.

(В 1298 году прибыл посланный из Рима, облеченный полномочиями Франциск, который заложил камень фундамента и благословил от имени папы храм сей, воздвигаемый Арнольфо, которым создавалось с чистой душой это замечательное сооружение, украшающее Флоренцию, достойное Царицы Небесной, которое ты, Благодатная Дева Мария, охраняй постоянно.)

Жизнь этого Арнольфо мы описали с наивозможнейшей краткостью но, хотя работы его еще далеко не приближаются к совершенству творений наших дней, тем не менее он заслуживает прославления с любовной о себе памятью, указав во тьме путь к совершенству тем, кто шли за ним.

Портрет Арнольфо, выполненный рукой Джотто, можно увидеть в Санта Кроче, в главной капелле сбоку, там, где братья оплакивают смерть св. Франциска, в одном из двух мужчин, разговаривающих у края истории. Изображение же Санта Мариа дель Фьоре, то есть ее наружного вида с куполом, можно видеть в капитуле Санта Мариа Новелла, выполненное рукой Симоне, сиенца, с деревянной модели, сделанной Арнольфо. Из этого изображения можно заключить, что он предполагал воздвигнуть свой купол непосредственно на стенах над завершением главного карниза, а Филиппо ди сер Брунеллеско, чтобы уменьшить нагрузку купола и придать ему большую стройность, добавил до начала сводов барабан, где ныне находятся глазки; все это стало бы еще яснее, если бы беззаботность и нерадивость стоявших во главе попечительства Санта Мариа дель Фьоре за минувшие годы не погубили и эту модель Арнольфо, а позднее и ту, что сделали Брунеллеско и другие.