Джонсон, Бен

Мой портрет, оставленный в Шотландии

Видать, глазаст Амур, да слухом слаб.
   Иначе та, кого
             Всего
Сильней люблю я, сердца моего
   Отвергнуть не могла б.
Уверен, стих мой, обращенный к ней,
        Был нежного нежней
   И всех моих стихов сильней.
        Так не споет влюбленно
И юноша у древа Аполлона.
                   
Но страхи между тем,
        От коих мысль устала,
             Кричат - она видала,
      Что я уж сед совсем,
   Что мне уж - сорок семь...
Моя любовь была ей не слышна,
Зато солидный мой живот она
Заметила, увы, и... осуждала.
                   
Перевод В.В. Лунина

* * *

На старого осла

Осел с супругой держится аскетом,
Живя с чужими женами при этом.

* * *

О смерти

Кто, вспомнив смерть, дрожит, как лист осенний, -
Тот, видно, слабо верит в воскресенье!

Перевод Д. В. Щедровицкого

* * *

Ода к самому себе

Что ж ты бежишь забот
   И сон не гонишь прочь?
Сознание умрет,
Коль будет спать весь год.
   Ему не превозмочь
Ту моль, что гложет ум и знанья день и ночь.

Иль Аонид ручей
   Иссяк? Иль Феб остыл
И с арфою своей
Ждет песен поновей?
   Или у нимф нет сил
Сорочий слушать крик, что долы огласил?

Молчанью твоему
   Причина есть, видать.
Но знай, что ни к чему
Великому уму
   Похвал и славы ждать -
Лишь сам себя хвалой он может награждать.

Пусть жадных рыбок стая
   Стихи-наживки любит,
В которых фальшь пустая,
Искусством их считая,
   Тщеславье рыб погубит,
И мир про глупость их с насмешкою раструбит.

Ты лирою своей
   Вновь песню разбуди
И, словно Прометей,
Огонь для всех людей
   У неба укради.
Афина и тебе поможет, подожди.

Пока же век нечуткий
   Еще у лжи во власти,
Не создавай и шутки
Для сцены-проститутки.
   Тогда хотя б отчасти
Ты избежишь копыт осла и волчьей пасти.

Перевод В. В. Лунина

* * *

Ода самому себе

        Покинь театр бездарный
        И этот век фиглярный,
Где что ни день творится суд неправый
        Над каждой пьесой здравой,
Где наглостью и спесью с двух сторон
        У мысли отнят трон.
        Пусть ум их извращенный,
        Тщеславьем изощренный,
Лютует, бесится, зовет к суду -
Им не набросить на тебя узду.

        Пшеницей кормишь их,
        А им бы нужен жмых.
Растрачивать талант свой не пристало
        На жрущих что попало.
Напрасно лучший хлеб давать тому,
        Кому он ни к чему.
        Пусть жрут одни помои,
        Пусть пойло пьют свиное.
Коль сладко им оно, а не вино,
Как свиньям, им завидовать смешно.

        Что ж, ясно - нынче в моде
        Сюжет "Перикла" вроде.
Тюремный хлеб - и тот его вкусней.
        В театре наших дней
Его схватить из миски норовят.
        Театр отбросам рад.
        На сцене - пыль в почете,
        Муки же - не найдете.
И тот, кто эту дрянь считает пищей,
Пусть то и ест, что не возьмет и нищий.

        Но пользу в том сыщи,
        Что в бархате хлыщи
Отбросы жрут и на твои проклятья
        Плюют твои собратья,
Себя ж твоею славой защищая
        И слух твой оглушая
        Комическим хламьем,
        Придуманным глупцом,
И в том, что с ним бесчестье делишь ты,
Коль эти пьесы грязны и пусты.

        Себя не продавай,
        А лучше заиграй
На лютне, как Алкей. И пусть свой жар
        В тебя вселит Пиндар.
Да, сил уж мало, и судьба горька,
        Но коль ты жив пока,
        Излей весь гнев души
        И мерзость сокруши.
Пускай шуты глумятся над тобой -
Не парализовать им разум твой.

        Когда же ты, хваля
        И славя короля,
А с ним - его к всевышнему стремленье,
        Вдруг запоешь в волненье,
Придется им навек умолкнуть. Ведь
        Им, как тебе, не спеть
        О мире и войне.
        А звезды в вышине,
Когда они прочтут про Карловы деянья,
Узрят вокруг себя его сиянье.

Перевод В. В. Лунина

* * *

Песня Селии (Ну же, Селия, смелее!)

Ну же, Селия, смелее!
Нег любви вкусим скорее!
Наши юные года
Нам даны не навсегда.
Время к любящим сурово;
Солнце утром встанет снова,
Но упустим мы свой час -
Вечной будет ночь для нас.
Что ж мы медлим и таимся?
Мы ль с тобой молвы боимся?
Пусть шпионов полон дом,
Мы ль им глаз не отведем?
Мы ль перехитрить не сможем,
Тех, кто бдит над нашим ложем?
Плод любви сорвать - не грех.
Грех - не скрыть любви утех.
Ведь известно с давних пор:
Кто не пойман - тот не вор.

Перевод М.И. Фрейдкина

* * *

Vivamus

Приходи скорее, Селья,
Для любовного веселья!
Время жизни нам не копит,
Время к жизни нас торопит!
 
На рассвете пробуждайся,
Мигом счастья наслаждайся,
Ибо в жизни, видят боги,
Смерть своё возьмёт в итоге.
 
Торопись на праздник жизни
И не бойся укоризны,
Пересудов, полных яда,
И двусмысленного взгляда.
 
Плод Любви, об эту пору
Сорван ты на радость вору.
Грех тому, кто вора ищет,
Кто за кражу эту взыщет.
 
       Если пойман славный вор,
       Вам, поимщики, – позор!

Перевод Евг. Фельдмана

* * *

Песочные часы

На струйку за стеклом взгляни
   Песчинок крохотных -
      Чуть больше пыли.
   Поверить можно ль, что они
      Когда-то человеком
         Были?

Что, словно мошка, человечье тело
   В любовном пламени сгорело?
   Да и теперь останки той
      Любви земной
   Не могут обрести покой.

Перевод В.В. Лунина

* * *

Почему я не пишу о любви

Амура пожелав воспеть,
Я стих расставил, словно сеть,
А он вскричал: "О нет, клянусь,
К поэту в сеть не попадусь!
Вот так мою сумели мать
И Марса некогда поймать.
Но есть ведь крылья у меня!"
И упорхнул. С того-то дня
Я заманить его не мог,
Хоть столько хитростей привлек.
Вот холодок в стихи проник:
Сбежал Амур, а я - старик...

Перевод Д. В. Щедровицкого

* * *

Приглашение друга на ужин

Любезный сэр, прошу вас вечерком
Пожаловать в мой небогатый дом:
Надеюсь, я достоин вас. К тому же
Облагородите вы скромный ужин
И тех моих гостей, чье положенье
Иначе не заслужит уваженья.
Сэр, ждет вас замечательный прием:
Беседе - не еде - царить на нем.
И все же вас, надеюсь, усладят
Мои оливки, каперсы, салат,
Баранина на блюде расписном,
Цыпленок (если купим), а потом
Пойдут лимоны, винный соус в чаше
И кролик, коль позволят средства наши.
Хотя и мало нынче дичи, но
Для нас ее добудут все равно.
И если небеса не упадут,
Нас неземные наслажденья ждут.
Чтоб вас завлечь, есть у меня капкан:
Вальдшнеп, и куропатка, и фазан,
И веретенник наш украсят стол...
Затем хочу, чтоб мой слуга пришел
И нам прочел Вергилия творенья,
А также наши с вами сочиненья,
Чтоб пищу дать по вкусу и умам.
А после... После предложу я вам,
Нет, не стихи уже, а всевозможные,
Вкуснее всех моих стихов, пирожные,
И добрый сыр, и яблоки, и груши...
Но более всего согреет душу
Канарского вина хмельной бокал,
Которое в "Русалке" я достал:
Его и сам Гораций пил когда-то,
Чьи детища мы ценим больше злата.
Табак, нектар иль вдохновенья взрывы -
Все воспою... за исключеньем пива.
К вам не придут ни Пуули, ни Пэрет,
Мы будем пить, но муза нас умерит.
Вино не превратит в злодеев нас.
Невинны будем мы в прощальный час,
Как и при встрече. И давайте с вами
Печальных слов под лунными лучами
Не говорить, чтоб не спугнуть свободу,
И пусть наш пир вершится до восхода.

Перевод В. В. Лунина

* * *

Тень

Идёшь за тенью – ускользает,
      Уходишь прочь – бежит вослед.
Влюблён – тебя и знать не знают,
      А нет – так нежный шлют привет.
              Любая дама и девица
              Нам только тенью быть годится!
 
Сколь ни длинна с утра и к ночи,
      Но в полдень тень чуть-чуть видна.
Их немочь – мера нашей мочи,
      Их сила – наша слабина.
              Любая дама и девица
              Нам только тенью быть годится!

Перевод Евг. Фельдмана

* * *

Женщины - только тени мужчин

Спешишь за тенью - она уходит,
Спешишь от нее - за тобой стремится.
Женщину любишь - тоже уходит,
Не любишь - сама по тебе томится.
Так, может, довольно этих причин,
Чтоб женщин назвать тенями мужчин?
Утром и вечером тени длинны,
В полдень - коротки и бесцветны.
Женщины, если мы слабы, сильны,
А если сильны мы, то неприметны.
Так, может, довольно этих причин,
Чтоб женщин назвать тенями мужчин?
                    
Перевод В.В. Лунина

* * *

Уильяму Кэмдену

Кэмден, почтенный муж! За все, что знаю,
За все, что я собою представляю,
Я у тебя в долгу, как и страна,
Которая тобой наречена.
Ты даже лучше понял сущность века,
Чем мог он ожидать от человека.
Как честен ты в своих произведеньях!
Как в древних разбираешься твореньях!
Какою властью наделен твой глас!
Лишь ты один учить умеешь нас!
Прости за правду. Скромность знает каждый
Твою, и все ж - пожертвуй ей однажды.
Я тише, чем достоин ты, пою...
Прими ж, прошу, признательность мою!

Перевод В. В. Лунина

* * *

Элегия (Будь, как Вергилий, холоден поэт)

Будь, как Вергилий, холоден поэт
Иль тучен, как Гораций, или сед
И стар годами, как Анакреон -
Все мнит читатель, что поэт влюблен.
Кто ж запретит и мне в моих стихах
Игривым быть, как юный вертопрах,
Который провести не мыслит дня,
Чтоб не взнуздать крылатого коня?
Одев чело плющом, взгляну-ка я,
Кто будет мне завистник и судья.
Супруги и отцы! От глаз моих
Сокройте дочерей и жен своих!
Я заявить спешу свои права
На все, чем прелесть женская жива.
Ведь лица, формы, линии - черты
И атрибуты женской красоты -
Весьма любезны музам. Но поэт
Воспеть их вправе, вожделеть же - нет.
Поэтому уймитесь. Жен и дев
Лишь восхваляет скромный мой напев
(Коль им к лицу хвала), иль будет вам
Спокойней, если ваших милых дам
На мерзких ведьм, уродливых и злых,
Заменят эльфы? Впрочем, даже их
Держите в затрапезье, ведь шелка
Пройдох-певцов манят издалека.
А век наш поэтическим слывет,
И нынче каждый конюх - рифмоплет.
Но я, уж двадцать лет живущий там,
Где столько шелка, что не снилось вам,
Не хуже тех, кто поставляет шелк
Иль ус китовый, знаю в этом толк.
Я, что не раз едал на серебре
Среди франтих и франтов при дворе,
Изведав и вражду, и дружбу их, -
Я знаю, их ли платья, что на них.
И потому хулить пристало ль мне
Того портного, что своей жене
Перед началом брачной их игры
Давал одеть наряд, что до поры
Заказчице не послан? Он грешил
Лишь тем, что упредить других спешил.
По мне ж, одень ты клячу хоть в парчу,
Я оседлать ее не захочу,
Как и твою жену, хоть на нее
Ты лучшее навесь свое шитье.
Ведь если так, то похоть возбудит
И стул, коль модной тряпкой он обит.
Но я, мой друг, признаюсь, не из тех,
Кого атлас да бархат вводят в грех.
  Иль мнишь ты, будто я, как тот лакей,
Что, в гардеробной у жены твоей
Отряхивая с юбок пыль и грязь,
Томится, от желанья распалясь,
Иль, брошенный башмак ее найдя,
Его лобзает, страстью исходя,
Иль на висящем платье задерет
Подол и то вершит, чего мой рот
И вымолвить не в силах? Ты-то был
От счастья без ума, когда следил
За бедным парнем в щелку! Впрочем, он,
Будь хоть немного грамоте учен,
В стихах бы прозу чувств своих воспел,
Мол, за любовь позор он претерпел.
Подобных бардов нынче пруд пруди!
Такой заметит бантик на груди -
И вмиг готов сонет. А тот, другой,
Что в мадригале к матери родной
Расхваливал французский капюшон,
Что на знакомой леди видел он
У Мэри Спиттл! "О, как была пестра
На бирже и в порту шелков игра!" -
Поет один, другой в ответ ему
Язвит, что шелку этому всему,
Мол, грош цена, твердит, что для него
С Чипсайдом не сравнится ничего -
Там в дни гуляний, по его словам,
Не лавки напоказ являют вам
Атлас, панбархат, плюш и кружева,
А окна - вот, мол, пышность какова!
Пусть глупостями тешатся глупцы,
А то, пожалуй, не сведет концы
С концами сводня-жизнь! Мне ж дела нет,
Пленит ли их роскошный туалет
На жирной шлюхе иль стульчак в резьбе!
И не спрошу я, почему тебе
Стократ важнее женино тряпье,
Чем ум, манеры и лицо ее!

Перевод М. И. Фрейдкина

* * *

Элегия (Не будь, о госпожа моя, строга)

Не будь, о госпожа моя, строга,
Когда тобой покинутый слуга
Тебе опишет, каково ему
С тобой расстаться; так в ночную тьму
Внезапно канет полдня светлый луч,
И солнца лик сокроется меж туч
На долгие полгода, что должны
Прожить мы врозь, той тьмой разведены.
В житейских бурях каждый день и час
С теченьем лет подтачивают нас.
Увы, нет в сердце прежнего тепла -
Безвременно зима моя пришла.
Я телом слаб, а без тебя, мой друг,
Кто исцелит души моей недуг?
Ты мне ее вернешь? О, нет, тогда
И отнимать не стоило труда.
Оставь ее себе - уж лучше ей
Пасть беззащитной жертвою твоей,
Чем здесь со мной остаться. Впрочем, будь
Что будет. Меж людьми свой грустный путь,
Как призрак, я пройду, уныл и тих,
Пока не встречу снова вас двоих.
                   
Перевод М.И. Фрейдкина

* * *

Эпитафия на мою первую дочь

Здесь почиет малютка Мэри.
Нет для меня страшней потери.
Но надо меньше горевать:
Бог дал ее, бог взял опять.
В шесть месяцев сойдя в могилу,
Она невинность сохранила.
Ее душа - уже в раю
(Взяла на небо дочь мою
Мать божья волею своей),
А здесь, разъединившись с ней,
Внутри могильного предела
Лежать осталось только тело.

Перевод В. В. Лунина

* * *

Эпитафия на С. П.1, дитя певческой капеллы королевы Елизаветы

О нем прочтя, пусть стар и млад
   Рыдают ныне
И знают: он не виноват
   В своей кончине.
Он рос прекрасен и умен,
   Судил о многом,
И стал причиной распри он
   Природы с богом.
Всего тринадцать лет он жил -
   Судьба жестока,
Из них в театре он служил
   Три полных срока.
Все старцы, сыгранные им,
   Так были ярки,
Как будто духом молодым
   Владели парки,
И тут судьба, что им сродни,
   Его убила.
Тогда раскаялись они,
   Да поздно было.
В живой воде им искупать
   Хотелось тело,
Но небо душу уступать
   Не захотело.

Перевод В.В. Лунина

* * *

«Пусть он имечко моё...»

Пусть он имечко моё
Треплет,
Пусть с любовью на меня
Дышит,
Первое –
Меня не колеблет,
Второе –
Меня не колышет!

Перевод Евг. Фельдмана

* * *

Алхимик

Ты горы златые владыкам сулишь,
Но беден ты сам, как церковная мышь!

Перевод Евг. Фельдмана

* * *

Алхимикам

Вам тайный путь к обогащенью ведом? -
Что ж ходит нищета за вами следом!

Перевод Дмитрия Щедровицкого

* * *

Врачу-шарлатану

Асклепию был жертвуем петух
За исцеленье. - Я же сразу двух
Тебе дарую, если сам уйдешь
И на меня недуг не наведешь!

* * *

Джону Донну

Донн! Полюбив тебя, и Феб и музы
Расторгли с прочими свои союзы.
Плод молодого твоего труда
Стал образцом и будет им всегда.
Твоим стихам прекрасным нет числа,
Для них мала любая похвала!
Язык твой и искусство, без сомненья,
С любым твореньем выдержат сравненье.
Тебя я восхвалять и впредь готов,
Но в мире нет тебя достойных слов!

Перевод В. В. Лунина

* * *

К Пенсхерсту

Ты, Пенсхерст, не из мрамора сложен.
Нет у тебя ни блещущих колонн,
Ни крыш, горящих светом золотым,
Ни фонаря, чтоб похваляться им.
Ты только дом, обычный старый дом,
И зависти не вызовешь ни в ком.
Ты радуешь иным - землей, водой,
И воздухом, и лесом пред собой.
Твой лес дарит охотнику услады,
А на холме твоем живут дриады,
Пирует Бахус там, а с ним - и Пан
Под сенью буков, посреди полян.
Там древо выросло - великий житель,
И музы все нашли себе обитель.
Его кора изрыта именами
Сильванов, чьи сердца сжигало пламя.
Сатир румяный фавнов там зовет
Водить под дубом Леди хоровод.
А в роще Геймэдж в день и час любой
Оленя ты увидишь пред собой,
Когда захочешь угостить друзей.
В низине, где бежит к реке ручей,
Пасутся и коровы, и телята.
Чуть-чуть повыше - кони, жеребята...
И кроликов не счесть по берегам.
Там лес богат, а в роще Сидни там,
Под сенью тополей у родника,
Видны фазаны - в крапинку бока.
Красотки-куропатки возле пруда
Мечтают, дичью, став, попасть на блюдо.
А если Медвей выйдет из брегов,
В прудах богатый ждет тебя улов:
В сеть сами рвутся карпы то и дело,
И щуки, жить которым надоело,
Когда с ленцой бросаешь невод снова,
В него войти с покорностью готовы.
Угри, желая не отстать от щуки,
Сигают к рыболову прямо в руки.
Есть у тебя еще и сад фруктовый,
Как воздух, чистый и, как время, новый.
Пораньше вишня и попозже слива
Ждут часа поспеванья терпеливо.
Висит так низко всякий вкусный плод,
Что и малыш его легко сорвет.
Хоть ты построен из огромных глыб,
Никто во время стройки не погиб.
Тебе желает счастия народ,
И ни один крестьянин не придет
К тебе без подношения, без дара.
К тебе идет и молодой, и старый,
Кто каплуна несет, а кто - пирог,
Орехи тащут, яблоки, творог.
Кто шлет к тебе с подарком дочерей
На выданье, чтоб по пути мужей
Они нашли. Плоды ж в руках у них
Как бы являют спелость их самих.
Но кроме их любви добавить часом
Что можно было бы к твоим запасам
Безмерным? Здесь любого, кто пришел,
Ждет, изобильный и богатый стол!
И всякий, будь то пахарь или пряха,
Садится за господский стол без страха.
Здесь пиво есть и хлеб. А то вино,
Что пьет хозяин, пью и я равн_о_.
Я точно так же, как и все кругом,
Не чувствую стесненья за столом.
Здесь от души кормить предпочитают
И, сколько съел я мяса, не считают,
А попрошу еще, несут тотчас
Такой кусок, что и не съешь зараз.
Скупым и жадным не был ты вовек.
Когда я оставался на ночлег,
Ты моего коня как на убой
Кормил, как будто я хозяин твой.
Все, что хочу, могу просить я тут,
Здесь и король Иаков смог приют
Найти, когда, охотясь со своим
Прекрасным сыном, вдруг увидел дым
И огоньки, что звали по пути
К твоим пенатам поскорей прийти.
Кто б из селян тебя ни посещал,
Ты каждого с любовью угощал.
Лились слова восторга через край
Хозяйке, что снимала урожай
Похвал за то, как с домом управлялась.
А не было хозяйки, оставалось
Все на местах: белье, еда, посуда,
Как будто ждал гостей ты отовсюду!
Ты, Пенсхерст, не устал ли от похвал,
Так знай же - я еще не все сказал:
Твоя хозяйка прелести полна,
Она и благородна, и скромна.
Хозяин твой - отец своих детей,
Что счастье редкое для наших дней.
А дети слово божье изучают
И потому невинность излучают.
Они, не зная, что такое лень,
Псалмы, молитвы учат каждый день
И постигают благостные чувства,
Военные и прочие искусства.
Уверен, Пенсхерст, каждый, кто сравнит
Тебя с иными замками, на вид
Причудливыми, тотчас скажет честно:
Там чудно строили, а здесь живут чудесно.

Перевод В. В. Лунина

* * *

К Селии

До дна очами пей меня,
     Как я тебя - до дна.
Иль поцелуй бокал, чтоб я
     Не возжелал вина.
Мечтаю я испить огня,
     Напиться допьяна,
Но не заменит, жизнь, моя,
     Нектар тебя сполна.
Тебе послал я в дар венок
     Душистый, словно сад.
Я верил - взятые тобой
     Цветы не облетят.
Вздох подарив цветам, венок
     Вернула ты назад.
Теперь дарить не свой, а твой
     Он будет аромат.

Перевод В. В. Лунина

* * *

Милорду-невежде

Ты мне сказал, что быть поэтом - стыд!
Пусть прозвище тебе отныне мстит!

* * *

Моему первому сыну

Прощай, мой Бенджамин. Вина моя
В том, что в твою удачу верил я.
Ты на семь лет был ссужен небом мне,
Но нынче оплатил я долг вполне.
Нет, не рыдаю я. Рыдать грешно
О том, что зависть вызывать должно.
Нам всем придется скоро в мир теней
Уйти от плоти яростной своей.
И если горе не подточит силы,
То старость доведет нас до могилы.
Спи, сын мой! Схоронил здесь, без сомненья,
Бен Джонсон лучшее свое творенье
И клятву дал: столь сильно, как его.
Не полюбить вовеки никого.

Перевод В. В. Лунина

• 1. С. П. - Соломон Пейви, один из юных актеров певческой капеллы королевы Елизаветы, который умер в 1602 г.