Я. Б. Княжнин. Бой стихотворцев. Эпическая поэма

«Ученые записки Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена», т. 414, Л., 1971, с. 88, по автографу ГИМ. Печ. без ст. 80—90 и 101—109, дошедших неполностью: часть листа в автографе оторвана. К автографу приложен лист с надписью: «Рукопись Якова Борисовича Княжнина (собственноручная)», а также стилистически модернизированная копия поэмы, в которой обрывки строк заменены многоточием. Надпись и копия сделаны рукой А. А. Писарева (1780—1848) — поэта, переводчика, позднее попечителя Московского учебного округа. Название произведения в автографе — «Эпическая поэма», в копии — «Бой стихотворцев. Эпическая поэма». Вряд ли слова «Бой стихотворцев» придуманы Писаревым, скорее он воспроизвел загл., известное в устной традиции: Писарев высоко ценил творчество Я. Б. Княжнина (см., например, стих. Писарева «Нынешние мудрецы», 1804) и был знаком с его сыновьями — А. Я. и Б. Я. Княжниными. Указание Писарева на авторство Княжнина подтверждается идентичностью почерка рукописи поэмы с почерком Княжнина 1760-х годов, а также нашедшими отражение в поэме деталями биографии Я. Б. Княжнина (1740— 1791), заинтересованностью его как драматурга в судьбах русского театра, перекличкой текста поэмы с «Дружеским увещанием Княжнину» (см. № 202). Шуточная поэма написана не раньше лета 1765 г., когда вышли в свет «Сочинения и переводы» В. И. Лукина (1737— 1794). В предисловиях к комедиям Лукин обосновал теорию «преложения» (переделки) иностранных комедий «на русские нравы». Сама теория, заимствованная у датского писателя Л. Хольберга, возражений не вызывала. Но Лукин, любимец верного приверженца Екатерины II, ее всесильного кабинет-министра И. П. Елагина (см. примеч. 178), высмеял комедии А. П. Сумарокова, сатира которого была неугодна императрице, и подчеркнул, что сам он не хочет «сатирически язвить единоземцев». Княжнин показал, что нападки Лукина на Сумарокова инспирированы Елагиным, а так как Елагин еще в 1764 г. объединил группу молодых драматургов, поэт осмеял и их. В состав кружка, помимо Лукина, входили Б. Е. Ельчанинов (1744—1769), Ф. А. Козловский (ум. 1770), Д. И. Фонвизин.

По изд.: Поэты ХVIII века - Л.: Советский писатель, 1972

Эпическая поэма

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Пою сражение героев я бумажных,1
Книгопродавцев брань, наборщиков отважных,
Которые за честь им авторов драгих
Не пощадили зуб, ушей, носов своих!
Сокройтесь все теперь Гекторы, Ахиллесы,
Помпеи, Цезари, военные повесы!
Се муза возгласит в концы вселенной всей
От невских берегов до Старой Руссы2 сей,
Где Волховь3 грязная среди болот крути́тся
10И где нечистоте ее Нептун дивится.
Снимайте шапки вы, мохнаты мужики,
Внемли мне, молодость, внимайте, старики:
Уж Ломоносов здесь, меж облаков летая
И яры молнии с росой упоевая,4
Нас чрезъестественной мог высотой дивить,
Но сей великий муж казался боле быть,5
Когда, огромными он не шумя словами,
Украшен простоты естественной дарами,
Сердца в нас восхитя счастливейшим стихом,
20К местам тем возносил он быстрым нас умом,
Велики души где, умы его подобны,6
Короны лавровы себе сплетать удобны, —
На геликонский верх, где он пред нами стал,
Героев прославлял, тлен смертности попрал.
И Сумароков здесь7, в любовной млея неге,
Довольно показал, что здешни хлады, снеги
Не могут воспретить нам страстию пылать:
Здесь можно жарку быть, в Париже замерзать.
Но сей любови друг в позорищах8, плачевных
30От смертной горести, от вздохов повседневных,
Среди нежнейших чувств, прекраснейших стихов,
Которых похвалить недостает мне слов,
В нередких «ах», увы, покоился дремотой
И зрителей своих отягощал зевотой.
Прости мне, Аполлон, что я могу дерзать
То, что все думают, в стихах своих вмещать,
Что двух твоих детей, возлюбленных тобою,
Пороки зреть могу, прельщенный их красою.
Ты должен их виной всему тому считать:
40Я, знав, что хорошо, могу, что худо, знать.
Они, мя осветив своих стихов лучами,
Открыли светом мне глаза над теми тьмами,9
Которы их красы не могут помрачить:
Во темной ночи свет прекраснее блестит.
Уж громкий лирик наш и Сумароков нежный,
Взошедши на Парнас, от злобы, неизбежной
Великим людям всем, не зрят себе препон.
Уж там их имена, где славы вечной трон.
И лавки книжные, умы их в свет пущая,
50Сердца всех человек под власть их съединяя,
Внушали зависть тем, что, славу полюбя,
Искали большу честь, честь малую губя!10
Подобны Псу тому, о чем Езоп вещает,11
Который мяса часть из жадна рта пущает,
Чтоб большую достать, в воде котору зрит, —
Алкают сочинять, и кровь в них вся кипит.
О муза! нареки их, гордых, именами,
Что, не стыдившися быть названы страмцами,
Для славы вечныя пошли вослед скотин:
60Учитель Лукина12, фон Визин, сам Лукин,
Козловский разноглаз, Елчанин — сей друг верный13
И в дружбе человек и в враках беспримерный,
Котора наконец Лукин письмом почтил.
Но чести сей еще он недостоин был,
Когда учитель благ14, собравши их всех вместе,
Вещал к ним так: «На сем умрем, о други, месте!»
Тут мудрая глава, сраженная бедой,
Не могши продолжать, толкала в грудь брадой,
И зависть бледная, усилившись, синела,
70Которая в устах его всегда сидела;
Огнь ярости в глазах, как молния, блистал.
Пред жаром Визин сим зрак быстрый потерял, —
С тех пор он помощи себе лорнета просит,15
С тех пор всегда Лукин власы как уголь носит,
Увы! — и пудрить их не хочет никогда,
Чтоб память грусти той оставить навсегда.
Кто первой изо всех осмелился желати
Причину горести учителя познати?
Ты, хвальный юноша...16
<………………………..>
...В затылке почесал, чтоб вызвать мысль свою,
Разинул прежде рот и начал речь сию:
«Учителя глаза17 вы видите днесь слезны,
Соотчичи18 19 мои, друзья мои любезны,
Фон Визин, острый дух, российской Боало,20
И ты, которого Шоссеем назвало21
Сообщество сие, меж нами учрежденно,
Елчанин, коего зрю чувство сокровенно,
И ты, которому я имя после дам,
100Козловский, по твоим, мой друг, смотря трудам...22
<……………………………………..>
110……………что может сокрушати
Великий дух его, наполненный доброт».
Сим тронуты кричат: «Несносен нам живот!
Спроси учителя, что грудь его терзает?»
Тогда он щепетко23 24 к владыке подступает,
Подобен конику, что, сделавши, столяр
Выносит продавать ребяткам на базар.25

Уже к учителю свои простер он персты,
Уже готовые уста были отверсты, —
Но взор наставника, потуплен и смущен,
120Сим видом дорогим не мог быть возбужден.
Три раза Лукина язык в губах толкался
И столько ж раз к его гортани прилеплялся.
Молчанье страшное с ужасной тишиной
Равняли те места с дремучей той страной,26
Где тени человек умерших обитают.

Как мухи вдруг туда журчащи прилетают!
О твари малые! вы храбрей Лукина.
Учителю на нос из них летит одна
И прочи по щекам ослабшим в ряд садятся
130И щекотать лице дебело не страшатся.
Их жало ощутив, преславный сей мудрец
Изгнал весь страх своим движеньем из сердец:
Собрался с мыслями, повсюда оглянулся,
Поднявши руки вверх, вздохнул и потянулся.
«Вы, без сумнения, — к собранью он вещал,—
Дивитесь, что я слов начатых не скончал,
Но коль познали б вы вину моей печали,
Смятенью моему дивиться б вы престали...
Но не страшитеся, любезные друзья,
140Не подлости какой алчба разит меня,
Мой дух известен вам... Я славы лишь желаю!
О слава! для тебя я в трудный путь ступаю,
Чрез множество стремнин и бед хочу прейти...
Не устрашитесь ли за мной вы вслед идти?
Все Сумарокова с восторгом похваляют,
Чтят Ломоносова...27 Вот чем меня терзают.
Но к славе не один есть твердым смертным путь,
И может быть, и нас венцы Лавровы ждут.
Дерзнем насмешников на свист и хохотанье,
150Угрюмых строгих мы судей презрев ворчанье,
Благопристойности завесу разорвем,
В природе гнусно что, то на театр взведем».
Сказав сие, тряхнул главой он с важным взором
В знак неминуема писанья всем собором.
Единогласно всё собрание кричит:
«Мы станем сочинять, хоть гром нас поразит!»
От звука гласа их бумаг трепещут дести,
Чернил река течет, в путь и́дут перья, чести.

Конец первой песни

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Внизу парнасских гор, высоких и прекрасных,
160Жилище для писцов соделано несчастных,
Которых быстр Пегас своим копытом бьет,
Из дерзких в глупости рук удило он рвет
И, сбросивши с себя, в болоты низвергает,
Где в вечной грязи сбор лягушек обитает,
Там слышен только лишь сих гадин скверный крик,
На что ответствует писцов гнуснейший рык.
Там Тредьяковский, сей поэзии любитель,
Для рифмы разума, рассудка истребитель,
На куче книг лежа́, есть просит, пить в стихах,
170Пред ним чудовище о многих головах,28
Которы Аполлон сатирами считает,29
Но тщетно погубить урода он желает:
Где была голова, там сто голов растет,
Не кровь — чернил поток в груди его течет.
Оно, сто толстых книг держа сухой рукою,
Жмет Тредьяковского нос колкою ногою
И нудит преложить во рифмы горы книг
И всю вселенную вместить в единый стих.

Чудовище сие есть та писать Охота,30
180Коей рождается в читателях зевота,
Отличная от той, что Аполлон дает,
Которая на верх Парнаса нас ведет,
Котора, в душу вшед, луч ясный возжигает
И человеков ум во мраке просвещает.
Прекрасна сколь сия, толико та гнусна:
Одна Мольерова, другая Лукина.

Богиня Лукина читала «Аргениду»31
И вымышляла, как отмстить за ту обиду,
Что презирает всяк любезну книгу ей;
190Тогда чудовище с поспешностью пред ней,
Составленно из глаз, очей и уст, явилось:
Оно вещает всё, что в свете приключилось.
Чудовище сие мы называем Весть,32
Что проповедует страм смертных или честь.
Лишь черную она Алчбу писать узрела,
Во все свои уста тотчас и зашумела:
«Доколь, Алчба писать, ты будешь не радеть
И большего себе во жертву не хотеть?
Иль только в свете есть один лишь Тредьяковский?
200Фон Визин есть, Лукин, Елчанинов, Козловский».
Сие сказавши, вдруг отправилася в путь,
Как вихрь, который мог лишь прах с земли трону́ть, —
И тотчас к небесам, крутя песок, возвился.
В Охоте сочинять дух радостью взмутился,
И чище протекать чернилы стали в ней.
Единым махом лишь она руки своей
Все Тредьяковского стихи к себе сбирает,
«Кто хочет мне из вас служите?» — вопрошает.
Готовы все были, все ревностью горят
210До последней стопы ей в жертву потерять.
Тогда, твердейшего избравши гексамедра,
Что вырыла она из «Аргениды» недра,33
Наместо шишака спондей34 ему дала
И панцирь из трохей и ямбов соплела,
В десницу не копье — перо свое вложила,
Которо влагою в устах своих мочила,
И, препоясавши чернилицу к бедрам,
Сказала: «Ты готов за мой отмстити страм.
Взлезь на осла, ступай на разум ополчися,
220Сразившись с ним, сюда с победой возвратися.
Есть новые писцы, готовы мне служить;
Не хочет разума никто из них почтить,
Но, видючи, что все еще его днесь любят,
Во праздности драги часы от страха губят.
Пером, которое в руке твоей теперь,
Стыд отжени от них и наглость их уверь.35
Скажи, что вслед тебе теку к их ободренью,
Конец соделаю я нашему терпенью».

Из Геликонских блат геройский стих ползет,36
230Ленивого осла пером он жалит, жмет,
О, чудеса чудес! Скот зев свой разевает
И не стихами хоть, но прозою болтает,
Подобно как кони́, о Ахиллес, твои,37
Чтоб бедство возвестить, отверзли рты свои.
Но не печаль осел — успехи предвещает,
По имени творцов он новых называет:
«Тем будет «Жан де Франс»38, изданный в свет, смешить,
Тот «Корионом» честь «Сиднея» уменьши́т,39
«Шотландку» в русскую тот облачив одежду,40
240Велику о себе он всем подаст надежду.
Козловский в малыя комедии даст знать,41
Что он друзей своих не меньше может врать.
Но всех сих превзойдет один Лукин блаженный:
Сей скорописный муж, на свет черкать рожденный,
Толико то́мов вдруг на свет произведет,42
Что не осел, но слон под игом тем падет.
Уверен о своем великом дарованьи,
Не станет мыслить он, не будет он в мараньи
Своих негодностей златые дни губить:
250Что выдаст он на свет, коль гнусное чернить?»
Во время мудрых слов прорцающей скотины
Все вкруг живущие вблизи там животины,
С благоговением бараны и козлы
И куры, петухи почтение несли.

Продолжение будет впредь 43

1765

• 1. Пою сражение и т. д. Пародия традиционного зачина эпической поэмы с упоминанием героев «Илиады» и римских полководцев Помпея и Юлия Цезаря.
• 2. Старая Русса — город,
• 3. Волховь (Волхов) — река в Новгородской губернии, где жили родные Княжнина (отец был новгородским вице-губернатором).
• 4. Яры молнии с росой упоевая — перифраз строки оды Ломоносова 1743 г. «Упейся, молния, росою», которая вызывала насмешки современников и поэтов следующих поколений (Сумарокова, Н. А. Львова и др. ).
• 5. Казался боле быть — казался еще более великим.
• 6. Умы его подобны — умы, ему подобные
• 7. И Сумароков здесь — т. е. на Геликоне.
• 8. В позорищах — в трагедиях; высоко оценивая лирику и трагедии Сумарокова в целом, Княжнин указывает на то, что чувства в сумароковских трагедиях иногда выражены однообразно.
• 9. Открыли светом мне глаза над теми тьмами и т. д. Речь идет о том, что общие достоинства произведений Ломоносова и Сумарокова научили видеть отдельные недостатки их.
• 10. Искали большу честь, честь малую губя — т. е. в погоне за славой бесчестили себя.
• 11. Подобны Псу тому и т. д. Имеется в виду басня Эзопа «Собака и ее отражение».
• 12. Учитель Лукина — Елагин, которому Лукин посвятил свои сочинения. В «Приписании» Лукин восторгается начальником и называет его «учитель мой».
• 13. Елчанин — сей друг верный и т. д. Комедии Лукина «Щепетильник» предпослано «Письмо к господину Ельчанинову», в котором многократно повторено обращение «любезный друг».
• 14. Учитель благ — Елагин; это намек на «Сатиру на петиметра и кокеток», где Елагин называл Сумарокова «благий учитель мой».
• 15. Помощи себе лорнета просит. У Д. И. Фонвизина было слабое зрение, и он постоянно прибегал к помощи лорнета.
• 16. Ты, хвальный юноша. В сохранившихся наполовину ст. 79—90 иронически характеризуется «хвальный юноша» Лукин, которому «дар свыше дан» с «отважным мужеством» сочинять длинные предисловия и портить чужие комедии. «Герой против дубин», он, «учителя зря гнев», долго собирается с духом, чтобы обратиться к «сообществу» с речью.
• 17. Учителя глаза и т. д. То, что Лукин первым прерывает молчание, показывает его большую близость Елагину.
• 18. Соотчичи, Лукин употребил эго слово в предисловии к комедии «Мот, любовию исправленный».
• 19. Слово г<оспо>д<и>на Лукина из Предисловия
• 20. Фон-Визин, острый дух, российской Боало. Буало упоминается здесь как автор сатир, ибо, по собственному признанию Фонвизина, он смолоду писал много сатирических стихов (нам пока неизвестных) и его острые слова повторялись в обществе.
• 21. И ты, которого Шоссеем назвало и т. д. П.-К.-Н. де Лашоссе (1692—1754) — французский драматург. Лукин именует «Шоссеем» Ельчанинова в связи с переделкой драмы Вольтера «Шотландка», приближавшейся по типу к «чувствительным» комедиям, которые писал Лашоссе.
• 22. Смотря трудам. В неполно сохранившихся ст. 101 — 109 содержится часть речи Лукина, который, сетуя на «судьбину злую», обращает внимание слушателей на «склоненную на плечи» «в сей прелютейший час» голову «учителя» и хочет «вопрошати» его о причинах горести.
• 23. Щепетко. В предисловии к комедии «Щепетильник» (что значит торговец галантерейными товарами) Лукин писал, что русское слово «щепетко» — синоним «богато или прибористе», а «щепеткий» — «щегольский» — может заменить в некоторых значениях французское galant (галантный, изящный).
• 24. Слово г<оспо>д<и>на Лукина.
• 25. Подобен конику — подобен деревянному коню, расписной игрушке с черной гривой и выгнутой спиной. Княжнин хорошо знал манеры Лукина, так как служил вместе с ним до 1764 г.
• 26. С дремучей той страной — с Аидом.
• 27. Все Сумарокова с восторгом похваляют, Чтят Ломоносова и т. д. Объединение в устах Елагина имен Ломоносова, которого он высмеивал в 1755 г., и Сумарокова характеризует его как беспринципного интригана, завистника и истинного вдохновителя нападок Лукина на крупнейшего русского драматурга.
• 28. Чудовище о многих головах — графомания.
• 29. Которы Аполлон сатирами считает — то есть считает сатирами, пародиями по сравнению с подлинным искусством.
• 30. Писать Охота, Алчба писать, Охота сочинять — различные имена «богини Лукина» — графомании (это слово в русский язык в 1760-е годы еще не вошло, поэтому Княжнин передает само понятие описательно).
• 31. «Аргенида» — роман Д. Баркли, переведенный Тредиаковским, прозой со стихотворными вставками (1751).
• 32. Чудовище... Весть — Фама (лат.), олицетворение молвы.
• 33. Что вырыла она из «Аргениды» недра. Ряд стихотворных вставок в романе Тредиаковский перевел шестистопными стихами — ямбическими, хореическими, анапесто-ямбическими, дактило-хореическими (причем любой шестистопный стих он именовал гекзаметром).
• 34. Спондей. Эту двусложную стопу, в которой оба слога имеют ударение, часто применял в своих гекзаметрах Тредиаковский, подражая поэтам античности. В результате стих становился труднопроизносимым, негладким, «твердым».
• 35. Наглость их уверь — сделай увереннее их наглость.
• 36. Геройский стих. «Героическим стихом» Тредиаковский называл шестистопный стих (гекзаметр).
• 37. Подобно как кони, о Ахиллес, твои и т. д. В «Илиаде» рассказывается, что кони предупредили Ахилла о гибели, когда он помчался на битву с троянцами.
• 38. «Жан де Франс» — комедия Л. Хольберга; в переделке Елагина — «Русский француз» (1764).
• 39. Тот «Корионом» честь «Сиднея» уменьшит. Пьеса Фонвизина «Корион» (1764) — переработка драмы французского писателя Ж. Грессе «Сидней».
• 40. «Шотландку» в русскую тот облачив одежду. Пьеса Вольтера «Шотландка» была переделана (преображена «в нашу одежду», по выражению Лукина) Ельчаниновым в комедию «Награжденная добродетель» (1764).
• 41. Козловский в малыя комедии и т. д. Речь идет об одноактной комедии Козловского «Одолжавший любовник» (1764).
• 42. Толико томов вдруг на свет произведет и т. д. Помимо двух томов «Сочинений и переводов», появившихся, как подчеркивал сам Лукин, «вдруг», в 1764—1765 гг. из печати вышел ряд других переводов и переделок Лукина.
• 43. Продолжение будет впредь. В рукописи продолжения нет; вероятно, его и не было: елагинский кружок к 1766 г. распался. Лукин и Фонвизин враждовали. Елагин, став директором театра, не допускал на сцену комедий ни Княжнина, ни Фонвизина. Нападки на Сумарокова как сатирика и человека с большей силой повторились в 1769—1770 гг. в журналах «Всякая всячина» и «Барышок Всякий всячины», где сотрудничали Екатерина II, Елагин и, очевидно, его помощник Лукин. Защищал Сумаракова журнал Н. И. Новикова «Трутень». Полемика приобрела более широкий размах и переросла в спор о характере и правах сатиры. Примечательно, что «Трутень» неустанно нападал на комедии Лукина, противопоставляя им комедию Фонвизина «Бригадир». Таким образом, союз Фонвизина и Лукина оказался временным.