Т.Г. Лазарева. «Сэр Тристрам» рубежа XVIII-XIX веков как предвидение медиевистики

Интерес к эпохе Средневековья, его решительную переоценку и углубленное изучение связывают с эпохой романтизма. В отличие от эпохи Просвещения, трактовавшего средние века как варварский и грубый период в истории человечества, романтизм увидел в нем средоточие глубокой поэтичности и одухотворенности1. Тем не менее, именно в эпоху Просвещения появились исследования, подготовившие новые подходы к истории и литературе Средневековья в XIX веке.

В классическом понимании история представала как раздел филологии, связанный с изучением древних текстов. Анализ документов предполагал изучение прежде всего его филологических достоинств. Кроме того, между собственно историческими текстами и художественными произведениями на исторические темы различий почти не наблюдалось. Оно появилось лишь в конце XVIII века благодаря закреплению синтаксических характеристик соответствующих типов текстов. До начала XX века в европейских университетах история преподавалась на филологических факультетах2. Профессия «историк» появилась впервые во Франции только в 80-х годах XIX века3.

Изучение средневековой истории началось с изучения средневековой литературы и, в первую очередь, рыцарских романов. К сожалению, историко-филологические исследования антиквариев XVIII века долгое время не брались в расчет академической наукой. В ряду известных ученых того времени не упоминается и имя Вальтера Скотта, труды которого привычно относят к разряду «романтических» утопий4. Тем не менее, именно творчество шотландского писателя, основанное на глубоких исторических изысканиях, стало точкой схождения различных тенденций историко-культурного процесса XVIII века и одновременно ответом на вызовы эпохи5.

Романы Вальтера Скотта заслонили в памяти читателей его литературно-критические и научные работы. Тем не менее, знакомство с ними позволяет увидеть, что в основе художественного вымысла шотландского поэта и романиста лежит огромный труд ученого- историка. Став одним из самых активных и трудолюбивых антиквариев своего времени, в работе с рукописями он применил открытия шотландской философской школы историков, с которыми познакомился во время учебы в Эдинбургском университете, и предложил новые, научные подходы к исследованию средневековых памятников культуры. Наряду со знаменитыми антиквариями Томасом Перси, Томасом Уортоном, Джозефом Ритсоном и Джорджем Эллисом, он заложил основы для классификации средневековых романов и всей древней литературы, которой ученые пользуются до сих пор.

Среди всего корпуса древних текстов особый интерес у антиквариев вызывали рыцарские романы, и, прежде всего, сюжеты, повествующие о приключениях короля Артура и рыцарей Круглого стола. Некоторые из этих рассказов были хорошо известны в прозаических переложениях для детей. Однако оригиналы самих романов оставались долгое время неизвестными, поскольку сохранились в немногочисленных рукописях, принадлежавших частным коллекционерам. Лишь узкий круг антиквариев имел к ним доступ, и еще меньшее их число было способно прочитать старинные тексты.

К изданию рыцарских романов антикварии относились очень рационально. Они предполагали извлечь пользу из «разумно организованного собрания» их пересказов с публикацией надлежащих «иллюстраций». В средневековых стихотворных текстах они обнаружили много любопытных, с их точки зрения, фактов, освещающих природу феодальной системы, социальную структуру средневекового общества, историю зарождения и падения рыцарства, «суды любви», юридические диспуты. При общем презрении к жанру в целом, Томас Уортон, например, признавал, что романы «представляют собой картину древних обычаев и традиций, показывают нравы, дух и характер предков», а Джордж Эллис составил на их основе описания рыцарей, их доспехов, оружия, замковой архитектуры, костюмов и т. д.

По мнению составителей таких сборников, читатель мог не только найти интересные истории, но и многое узнать об обычаях и нравах предков, увидеть состояние английского языка в период его зарождения и составить представление о развитии английской поэзии. Более того, антикварии надеялись, что современные поэты смогут научиться у авторов старинных повествований не бояться чудес и волшебства. Подобно тому, как Драйден трансформировал прозу Боккаччо в великолепную повествовательную поэму, современный поэт, по их мнению, также может использовать истории Артура, Тристрама или Ивейна в своем творчестве6.

По глубокому убеждению Ричарда Херда, нравы, изображенные в средневековых романах, в большей степени отвечают целям чистой (pure) поэзии, сильнее захватывают воображение и вызывают удивление, чем произведения классической античности7. А Томас Уортон в «Наблюдениях над «Королевой фей» (1762) подчеркивал, что «очаровывающие повествования и сказания» о богинях магии и волшебства «удивительным образом способствуют возбуждению и укреплению всей мощи воображения, снабжают фантазию теми возвышенными и волнующими образами, которые настоящая поэзия стремится создать»8.

И хотя древние рукописи изучались лишь для того, чтобы обнаружить специфические источники гениальных произведений Шекспира, Спенсера и Мильтона, все публикации антиквариев стали открытием для современников.

В XVIII веке еще не были выработаны принципы публикации древних текстов. Поэт и антикварий Джордж Эллис (1753-1815), например, настаивал на том, чтобы адаптировать произведения, не следуя при переводе на современный язык в точности за оригиналами, устранять все неясности и излагать сюжеты в целом легким и плавным стилем, дабы обеспечить успех у публики. Джозеф Ритсон, наоборот, публиковал древние романы целиком и без адаптации. В результате он не смог привлечь к своему собранию большого внимания, и его проект оказался издательским провалом.

Среди антиквариев не было согласия и по вопросу о происхождения рыцарских романов. Теория Томаса Уортона о «восточных» корнях этого жанра сразу же вызвала шквал критики. Большинство ученых того времени считали, что жанр romance специально изобрели на севере Франции и Британских островах. По мнению Джорджа Эллиса, родоначальником художественной литературы было духовенство. Согласно его теории, в середине XII века священники записали народные легенды, а средневековые менестрели воспользовались их записями для сочинения рыцарских романов. Древние певцы могли развернуть уже знакомый сюжет, но не имели ни времени, ни образования для создания новых ходов или героев. Этой же точки зрения придерживались Вильям Оуэн и Эдвард Дейвис.

Предлагая на суд читателей образцы средневековой литературы, антикварии XVIII века не испытывали никакого восхищения перед идеалами рыцарства и необычными приключениями, отмечая малосвязанные сюжеты повествований и «странную» простоту стиля. Характеризуя средневековые романы, Эллис отмечал в них «утомительную повторяемость описываемых событий», «вызывающую отвращение невероятность» приключений и совершенную «несвязность» происшествий друг с другом. Потому при подготовке сборника «Отрывки из старинных английских стихотворных романов» (Specimens of Early English Metrical Romances, 1805), он стремился выбирать лишь те, которые показывают «поэтические достоинства и неповторимость выражений» или отражают древние обычаи и нравы9.

Те отрывки, которые предлагались читателям, не передавали атмосферу и настроение оригиналов. В них лишь отражалась работа высокообразованного литератора XVIII века, который смотрел на средневековые романы как на примитивную литературу, лишенную возвышенного стиля, и свидетельства средних веков, не достойные восхищения. Антикварии предполагали, что авторы рыцарских романов либо наивно верили в собственные фантастические сочинения, либо преднамеренно пользовались доверчивостью слушателей. Роберт Саути, например, в рецензии на сборник Эллиса в «Ежегодном обзоре» (Annual Review, IV, 1805; 544) признавал, что трудно пересказывать абсурдные сцены и ситуации без того, чтобы верить в них10. При общем интересе к рыцарским романам в них видели лишь источник вдохновения великих поэтов прошлого.

Совершенно другой подход к средневековой литературе предложил Вальтер Скотт. В отличие от своих друзей-антиквариев, публиковавших лишь пересказы романов с «иллюстрациями» в виде наиболее интересных стихотворных отрывков из оригиналов, он предпринял беспрецедентную попытку опубликовать полный текст одного средневекового произведения, снабдив его пояснениями и комментариями историко-культурного характера.

Из всего массива малознакомых текстов он выбрал роман «Сэр Тристрам», обнаруженный в Окинлекской рукописи из Адвокатской библиотеки Эдинбурга. По мнению некоторых антиквариев того времени, роман был написан шотландским бардом и пророком Томасом из Эрсилдауна, по прозвищу Рифмач, жившим во второй половине XIII века. Публикация «Сэра Тристрама» (1804) отдельной книгой стала первым академическим, даже с современной точки зрения, изданием литературного произведения, снабженным огромным научным аппаратом.

Хотя само произведение не отличалось большими размерами, работа по его подготовке к публикации заняла у Скотта пятнадцать лет (с 1789 по 1804) и вылилась во внушительный том. По настоянию Эллиса, Скотт написал большую вводную статью, в которой дал полное описание рукописи, содержащей роман, представил различные точки зрения на его авторство и время создания, проанализировал аналогичные произведения и предложил собственное видение истории романа, роли менестрелей в их создании и источников романных сюжетов. Для облегчения восприятия древнего текста он снабдил текст обширными примечаниями, приложениями и глоссарием, дописал некоторые стихи и строфы, расставил знаки препинания и определил речи героев, дабы читатель мог понять, кому из персонажей принадлежат те или иные слова. Он также разделил текст на части, к каждой из которых написал краткое содержание. Кроме того, Эллис убедил Скотта создать стихотворную версию на среднеанглийском языке, которая могла бы закончить роман взамен утерянной главы.

Первая попытка подражания средневековому тексту на древний язык оказалась очень удачной. Когда «Сэр Тристрам» вышел в свет, многие антикварии выучили «Заключение» Скотта наизусть и признали его самым лучшим подражанием староанглийскому стихосложению, когда-либо существовавшим «до нашего времени». Книга вызвала огромный интерес не только у ученых-антиквариев, но и у широкой публики. Друзья Скотта сожалели, что издание романа вышло слишком маленьким тиражом (150 экземпляров) и уверяли, что гораздо большее количество легко можно было бы продать благодаря великолепному предисловию, примечаниям и стихотворному резюме.

Столь малый тираж первого издания объяснялся, возможно, тем, что текст романа воспринимался неоднозначно даже в среде антиквариев. Некоторые из них, поначалу бравшиеся помочь Скотту в редактировании текста, отказывались от работы, обнаружив, что повествование приобретает все «менее благопристойный» характер. Однако такие любители старины, как Фрэнсис Даус, Джордж Эллис и Скотт не были смущены этим обстоятельством, поскольку рассматривали антиквария сродни исповеднику. Тем не менее, в конечном варианте самый оскорбительный стих был опущен, за исключением двенадцати экземпляров, розданных друзьям11.

Таким образом, издавая полный текст «Сэра Тристрама», Скотт очень сильно рисковал и своей репутацией, и финансами. Но решающим фактором оказалась патриотическая идея. Во-первых, его очень привлекало предположение некоторых антиквариев того времени (в частности, Джорджа Эллиса и Джозефа Ритсона) о том, что первые романы на английском языке были записаны в Шотландии. И именно ее молодой ученый-филолог активно развивает в своем предисловии к средневековому роману. Во-вторых, фигура шотландского поэта-пророка Томаса Рифмача с детства занимала его воображение.

Опираясь на исторические документы (средневековые акты гражданского состояния, дарственные и т. д.), Скотт спорит с известными антиквариями своего времени относительно периода жизни Томаса Рифмача из Эрсилдауна и по поводу его авторства романа «Сэр Тристрам». Поэт также не соглашается с валлийскими учеными, считавшими, что прообраз рыцаря Тристрама (Тристана) был современником Артура12 и предполагает, что эта честь была приписана ему из-за его высокого положения и интересных приключений. Доподлинно известно лишь то, пишет Скотт, что Тристрам жил в суровые времена борьбы Корнуолла за независимость и совершил некоторые из описанных подвигов, долгое время сохранявшихся в сочинениях бардов, а затем менестрелей13.

Материалы, приведенные во вступительной статье к роману, показывают, что Скотт прекрасно ориентировался в валлийских древних источниках, благодаря переписке с их издателем Вильямом Оуэном (William Owen). Известный антикварий снабдил его информацией о валлийской бардовской традиции, касающейся Тристрама14.

Изучая предоставленные ему валлийские источники, Скотт пришел к выводу, что повесть о Тристраме имеет очень древнее происхождение15 и основана на подлинных исторических событиях. Так же как и легенды о короле Артуре, история Тристрама, по мнению Скотта, восходит к сказаниям бардов, которые, в свою очередь, переняли их у древних друидов. Согласно валлийским источникам, Тристан (Trystan, или Tumultuous) был прославленным вождем, жившим в VI веке. В исторических Триадах он назван одним из трех герольдов Британии, превосходно знающих законы войны; одним из трех лучших бардов; одним из трех лучших военачальников и одним из трех лучших любовников страны. По наблюдениям Скотта, на всех территориях, где издревле жили кельты (в Корнуолле, откуда ведет свое происхождение Тристрам16, также как и в Уэльсе, Ирландии, Южной Шотландии и Бретани) легенды о короле Артуре местное население воспринимало как подлинные (vital) даже в начале XIXвека17.

Скотт был убежден, что песни бардов прославляли борьбу бриттов против саксов, но по мере распространения по всей средневековой Европе, сюжеты их песен становились все менее похожими на реальные подвиги короля Артура и его последователей. С течением времени «соблазнительные» повествования о них втянули в свой водоворот все остатки бретонской истории, изложенной в преданиях бриттов. И все герои, о ком в песнях сохранилась хоть какая-нибудь память, предстали в этом цикле как рыцари и товарищи прославленного Артура. Тристрам занял среди них особое место18.

Скотт одним из первых подошел к рыцарским романам как к серьезному историческому источнику и как к предтече романа XVIII века. Собственный взгляд на генезис и развитие жанра romance, его характер и основные черты он изложил не только во Введении к «Сэру Тристраму», но и в эссе «О рыцарском романе» (1824), написанном для Британники, в «Биографиях английских романистов» (1821-1824), а также в нескольких критических статьях и рецензиях на современные романы.

Опираясь на старинные хроники и исторические труды своих современников, он со всей тщательностью изложил факты биографий еще малоизвестных в то время средневековых авторов, сравнил все известные ему старинные английские, французские, немецкие романы, в которых упоминаются имена Тристрама и Исолт (Изольды), и выдвинул собственное предположение о наиболее ранней версии романа, источниках легенды, об ареале ее возникновения и форме первоначального бытования. Особое внимание он уделил проблеме возникновения английского языка и его развития19.

На основании найденных в средневековых документах фактов Скотт выдвигает предположение, что шотландские пограничники являются потомками народа, создавшего предания об Артуре и его рыцарях. Соответственно, места их подвигов тоже расположены на пограничной территории20. В XIX-XX веках эта идея Скотта подверглась особенно жесткой критике и стала главной причиной обвинения его в антиисторичности и дилетантстве.

Автор одного из самых интересных исследований о рецепции средневековых романов А. Джонстон, например, уверен, что теория Скотта базировалась на ошибочном отождествлении северных названий с артуровскими именами и интересна лишь как пример того, в каком направлении двигалось воображение поэта в период работы над происхождением стихотворного романа21. Однако в последнее время предположения Скотта о том, что отдаленные корни легенды о Тристраме, так же как и о некоторых рыцарях Артура, уходят в Шотландию, все чаще подтверждаются22.

Современные исследователи средневековой литературы пишут о существовании общего ареала кельтских преданий, объединяющих территории Уэльса, Ирландии и Южной Шотландии. Начиная с VI века, между Ирландией, северной Британией и Уэльсом были постоянные контакты самого разного рода, и через Дал Риаду, находившуюся рядом со Стратклайдом, сюжеты преданий, положенных в основу «артуровского» цикла, могли передвигаться из Ирландии в северную Британию и далее - в Уэльс, и обратно. Однако предполагается, что в то время ни один из сюжетов даже в устной форме не был оформлен в законченный текст, и речь может идти «лишь о совокупности переплетающихся мотивов, которые уже потом, оформляясь сюжетно, могли менять форму или даже переосмысляться по-новому»23.

Скотт, в отличие от своих валлийских коллег-антиквариев, с уверенностью говорит о бардах как о выжившей группе из сословия друидов. По его мнению, Томас Рифмач именно у них обучался древнему стихосложению и от них узнал кельтские сказания24. Он не акцентирует внимание на отсутствии Томаса в родовом замке в течение семи лет и «чудесным» образом открывшемся поэтическом и пророческом даре как на доказательстве пребывания Рифмача в одной из школ бардов. Он говорит очень обтекаемо: Томас Рифмач, сакс по происхождению, воспринял традиции местного населения, - и в качестве объяснения его «внезапно открывшегося» поэтического дара предлагает легенду о пребывании Томаса в стране фей25.

Современные исследования подтверждают теорию Скотта о том, что менестрели юга Шотландии, жившие рядом с бриттскими районами Reged и Strathclwyd, стали естественными хранителями сокровищ кельтской традиции, которая очень высоко ценилась в средние века.

Скотт всесторонне подходит к анализу предлагаемого романа Томаса Рифмача. Он исследует стиль, лексику, структуру стиха.

Все вместе, по его мнению, служит доказательством древности и подлинности «Сэра Тристрама»: обороты более древние, чем у прозаических романов, выражения соответствуют переживаниям времени его создания, стиль сжатый и «нервный». Автор просто и кратко излагает события, в последующих повествованиях ставшие банальными. Первоначальная простота изложения, по предположению Скотта, вполне могла объясняться необычайной важностью описываемых событий для тех, кто слушал. Сочинения более позднего периода, особенно популярные романы, по его наблюдениям, отличаются скучным стилем, детализацией, доходящей до чрезмерной мелочности и превышающей пределы всякого терпения многословностью.

Показателями древности и подлинности романа, по мнению Скотта, является и эллиптический метод изложения (с пропусками), который больше намекает, чем описывает, и сложное построение стихотворной строфы. Произведений со строфами такой сложности он больше не встречал ни в одном из средневековых романов. В строфе «Сэра Тристрама» рифмовались первая, третья, пятая и седьмая строки, другая рифма связывала вторую, четвертую, шестую, восьмую и десятую строки, а девятая и одиннадцатая были созвучны (абабабабсбс). Пользоваться такой сложной строфой мог только мастер своего дела, поэт, прекрасно владеющий языком и создающий для тех, кто мог увидеть его мастерство и достоинства произведения, в котором использованы сложнейшие правила26.

При всей кажущейся простоте в точности перевести этот стихотворный роман Томаса невозможно, утверждает Скотт, его можно только перефразировать в прозе. Именно особой структурой произведения, по мнению Скотта, объясняется жалоба известного поэта Средневековья Роберта де Брюнна, писавшего о необходимости перерабатывать стиль и версификацию романа Томаса из Эрсилдауна, дабы его могли воспринимать не только аристократы, но и обычные люди27.

Еще одна теория, изложенная Скоттом в предисловии к «Сэру Тристраму» и не нашедшая поддержки у большинства антиквариев Британии, касается причин и места зарождения английского языка. По мнению молодого ученого, английский язык начал складываться в Низменной Шотландии и на севере Англии и гораздо раньше использовался местными поэтами в стихосложении, чем их южными собратьями по цеху; а потому «Сэр Тристрам» Томаса Рифмача мог быть первым «английским» рыцарским романом28.

Глубокая убежденность Скотта в своей правоте подкреплялась тем, что французская «История Тристрама» не была переведена на английский язык как самостоятельное произведение, но появилась как часть целого собрания приключений рыцарей Круглого Стола лишь в «Смерти Артура» Томаса Мэлори (XV век). Скотт очень критично относился к сочинению Мэлори, считая его компиляцией выбранных наугад отрывков из французских прозаических романов. По мнению шотландского поэта, Мэлори связывал их друг с другом без особого искусства или без обдумывания. Посвятив несколько лет подготовке «Смерти Артура» к изданию (впоследствии все материалы он отдал Роберту Саути), Скотт мог позволить себе критически отозваться об английском романе. Но критика его была вызвана не столько отсутствием тех художественных достоинств, которые он искал в тексте, а совершенно особым представлением о генезисе жанра.

Рыцарский роман, по глубокому убеждению Скотта, произошел из «чистого источника Истории», как и историческая хроника, и развивался параллельно с обществом. Роман стремился как можно дольше поддерживать маску достоверности описываемых событий, а хроника стремилась к все большей занимательности. В результате возникла смешанная разновидность сочинений, которая «может быть названа романтической историей или историческим романом в зависимости от соотношения в них правды, подпорченной выдумкой, или фантазии, смешанной с правдой»29. В конце концов, само название жанра начинает использоваться для обозначения произведений чистого вымысла30.

Для Скотта ценность рыцарских романов определяется степенью соответствия заключенной в них информации историческим нравам Средневековья. В «Смерти Артура» Мэлори, по его мнению, «приключения рыцарей изложены неправильно, а персонажи оклеветаны» - не только сэр Гавейн, но и другие известные рыцари Круглого Стола, - а потому мало знающие о средневековых романах люди, должны остерегаться брать на веру все, что написано в этой книге. Однако этот труд Мэлори, по его мнению, представляет большой интерес в силу «забавного» староанглийского языка и сохранившегося «высокого духа рыцарства»31.

Издание романа «Сэр Тристрам» упрочило репутацию Скотта как исследователя старины и одновременно породило множество споров. Тем не менее, использование всех доступных ему документальных материалов и артефактов эпохи Средневековья, применение новых принципов «философской» истории к филологическим проблемам, фразеологический и стилистический анализ многочисленных художественных произведений и включение в сферу научных интересов народных легенд и преданий - все вместе создало предпосылки для зарождения нового видения истории Средневековья не только на территории англошотландского Пограничья, но и всей Европы. Публикация романа стала для многих ученых примером «исторического» подхода к средневековому художественному тексту с опорой на историко-культурный контекст эпохи. Однако повторить этот подвиг Скотта - поэта, ученого и издателя - решились только в конце века.

 

Примечания

1 Михайлов, А. Д. Средневековые легенды и западноевропейские литературы. М., 2006. С. 170; см. также: Барг, М. А. Эпохи и идеи : Становление историзма. М., 1987. С. 337-338; Гуревич, А. Я. Средневековый мир : Культура безмолвствующего большинства // Гуревич, А. Я. Избранные труды. Т. 2. Средневековый мир. М. ; СПб., 1999. С. 263.

2 Савельева, И. М. Знание о прошлом : теория и история : в 2 т. Т. 1. / И. М. Савельева,

А. В. Полетаев. СПб., 2003. С. 55.

3 Феллер, В. Введение в историческую антропологию. Опыт решения логической проблемы философии истории. М., 2005. С. 52-53.

4 См., например: Косиков, Г. К. К теории романа (роман средневековый и роман Нового времени // Проблема жанра в литературе Средневековья. М., 1994. С. 77.

2005. Микешин, М. И. Социальная философия Шотландского Просвещения. СПб., С. 17; см. также: Покок, Дж. Г. А. Великобритания Мир Просвещения : ист. слов. М., 2003. С. 503.

5 Johnston, A. Enchanted Ground. The Study of Medieval Romance in the 18th Century. Univ. of London, 1964. P. 175.

6 Hurd, R. Letters on Chivalry and Romance. L., 1911. Р. 109-110.

7 Цит. по: Johnston, A. Op. cit. Р. 43.

8 Ibid. Р. 152-155.

9 Ibid. Р. 171.

10 Ibid. Р. 180.

11 По мнению Скотта, единственным автором, приписавшим Тристрама к сообществу рыцарей Артура, был Кретьен де Труа (Scott, W. Sir Trisrem. A Metrical Romance of the thirteenth century by Thomas of Erceldoune, called the Rhymer // Scott, W. The Poetical Works of Sir Walter Scott : in 4 Series. Ser. 3. Paris, 1838. P. 12).

12 Scott, W. Sir Trisrem. Р. 10-11.

13 Johnston, A. Op. cit. Р. 156; см. также: Scott, W. The Letters of Sir Walter Scott. : established wherever possible after original manuscripts and incl. many letters hitherto entirely unpublished or print. in abridged or garbled form / ed. by H. J. C. Grierson, assisted by Davidson Cook, W. M. Parker : in 12 vol. Vol. XII. L., 1937. P. 222.

14 Scott, W. Sir Trisrem. Р. 10.

15 Скотт полагал, что Тристрам был кельтом- бриттом, однако в настоящее время существует версия о пиктском прообразе Тристрама (см. подробно: Михайлов, А. Д. Указ. соч. С. 17).

16 Scott, W. Sir Trisrem. Р. 20; см. также: Johnston, A. Op. cit. Р. 157.

17 Scott, W. Sir Trisrem. Р. 10.

18 Ibid. Р 15.

19 Ibid. Р 14.

20 Johnston, A. Op. cit. Р. 168.

21 Михайлов, А. Д. Указ. соч. С. 123-127.

22 Михайлова, Т. А. «Жизнь Мерлина» Гальфрида Монмутского : к проблеме источников // Свободный взгляд на литературу : проблемы современной филологии : сб. ст. к 60-летию науч. деятельности акад. Н. И. Балашова. М., 2002. С. 247.

23 Scott, W. Sir Trisrem. Р. 10-11. О стихотворных традициях кельтских жрецов см. подробно: Лазарева, Т. Г. История средневековой Шотландии в песнях. Вальтер Скотт «Песни Шотландского Пограничья» : монография. СПб., 2008. С. 134-149.

24 Scott, W. Sir Trisrem. Р. 14-22.

25 Ibid. Р. 28-29.

26 Ibid. Р. 28.

27 См.: Михайлов, А. Д. Указ. соч. С. 34.

 

См. также:
Лазарева Т. Г. Роман Томаса Рифмача «Сэр Тристрам»: особенности исторического дискурса.