Поэзия вагантов

(«Quod spiritu David precinuit…» СВ 48 (24))

(«Magnus Cesar Otto…» СС 11 (Langosch, p. 92))

(«O Fortuna! velut Luna…» СВ 17 (1))

В первоначальном (перепутанном) порядке страниц стояло первым в сборнике СВ и в первом его издании.

(«In taberna quando sumus…» СВ (175))

Известна во множестве рукописей и вариантов, бытовала как студенческая песня до очень позднего времени.

(«Ludens ludis miscebo seria…» Raby, p. 287)

(«In potu primo purgatur guttur а limo…» Raby, р. 322) Стихотворение из мюнхенской рукописи нач. XV в., опубликованное Ваттенбахом в 1879 г.; тема «первую чашу пьют для вкуса, вторую — для веселья, третью — для похмелья» восходит к античной поговорке и разрабатывается в средневековой поэзии не раз (вариант — у Рэби, там же).

(«Locundemur, socii…» СВ (191))

(I. «Bacchus erat captus vinclisque tenacibus aptus…»;
II. «Pone merum et talos, pereat, qui crastina curet!»;
III. «Tu das, Bacche, loqui, tu comprimis ora loquacis…»;
IV. «Ergo bibamus, ne sitiamus, vas repleamus…»
CB (178a))

Порядок текста в Буранской рукописи иной — III, IV, II, I. Мифы о пленении Вакха и об освобождении его из плена (самый известный — тот, который лег в основу «Вакханок» Еврипида) были в древности очень многочисленны; средневековье их знало по «Метаморфозам» Овидия.

I

(«Olim lacus colueram…» СВ 130 (92)) Одно из самых оригинальных стихотворений «Бураны», не встречающееся ни в каких других рукописях. Порядок строф в рукописи искажен; возможны и другие перестановки (в изд. Шумана — 1, 3, 4, 2, 5).

(«Iussa lupanari meretrix exire, parari…» Langosch, p. 196)

Оксфордская рукопись, № 8. Стихотворение, по существу, развивает тему предыдущего, но в более объективном тоне; обыгрывается контраст между тем, как убого живет героиня на самом деле и какую важную даму она разыгрывает, появляясь в гостях.

(«Quid luges, lyrice, quid meres pro meretrice?..» Langosch, p. 192)

Оксфордская рукопись, № 7.

(«Idibus his Mai miser exemplo Menelai…» Langosch, p. 190)

Оксфордская рукопись, № 6.

Имя «Флора», традиционное в средневековой любовной поэзии, означает «цветок»;
игра слов в ст. 3–4 передана не полностью.

(I. «Pontificum spuma, fex cleri, sordida struma…»;
II. «Hoc indumentum tibi quis dedit? an fuit emptum?.»;
III. «Pauper mantelle, macer, absque pilo, sine pelle…» Langosch, p. 184)

(«Si dederis vestes, quae possunt pellere pestes…» Wright, p. 86)

Оба стихотворения (первый и второй разговор с епископом) изданы Райтом по английским рукописям, в которых собеседниками названы «Голиаф» и «Епископ». Принадлежность этих стихов Примасу установлена Ф. Вильмартом уже в 30-х годах XX в.

(«Non invitatus venio prandere paratus…» Wright, p. 86)

Оба стихотворения (первый и второй разговор с епископом) изданы Райтом по английским рукописям, в которых собеседниками названы «Голиаф» и «Епископ». Принадлежность этих стихов Примасу установлена Ф. Вильмартом уже в 30-х годах XX в.

(«Exul ego clericus ad laborem natus…» CB 129 (91))

Стихотворение сохранилось только в Буранской рукописи. Подобного рода простые попрошайни, разумеется, были гораздо распространеннее, чем их скудные записи; именно по простоте своей они и не интересовали переписчиков.

(«Raptor mei pilei morte moriatur…» Wright, p. 75)

Опубликовано под явно ошибочным заглавием «…похитителю кошелька». Стихотворение блещет школьной античной ученостью.

(Приводится версия перевода 1975 г., слегка отличающаяся от версии 1972 г.)

1. Звания духовного бедный я бродяжка,
Изнываю в скудости и терзаюсь тяжко.

2. Я бы рад премудрости книжной поучиться,
Так нужда злосчастная нудит отступиться.

3. Одежонка рваная тело прикрывает,
И зимой холодною зябко мне бывает.

4. Оттого и в божий храм прихожу последний:
Нет меня за всенощной, нет и за обедней.

5. Града украшение, ныне к вам взываю,
К вам с мольбой смиренною руки простираю:

6. Вспомните Мартиново благостное дело
И оденьте страннику страждущее тело!

(«Cum in universum sit decantatum: Ite. . .» CB (193))

В издании Хилки—Шумана стихотворение еще не появилось. Оно перекликается со многими другими — ср. в нашем сборнике «Братии блаженного Либертина устав» и Вальтера Шатильонского «Стихи гневные на праздник посоха» (именно оттуда заимствована концовка настоящего стихотворения), а также «Обличение на прелатов» из Хердрингенской рукописи (изд. Ф. Бемером в ZDA, 49).

(«Estuans intrinsecus ira vehementi…» Langosch, p. 258)

Манициус, № 3. Написано, по-видимому, осенью 1163 г. в Павии, в Ломбардии. Существует во множестве рукописей и сильно расходящихся редакций (ср. прим. к предыдущему стихотворению), часто — с нотами.

Пер. О. Б. Румера

АНОНИМНАЯ ПЕСНЯ XI—XII ВВ.

¹ Бросим все премудрости.
По боку учение!
Наслаждаться в юности —
Наше назначение.
Только старости пристало
К мудрости влечение.

⁷ Быстро жизнь уносится;
Радости и смеха
В молодости хочется;
Книги — лишь помеха.

¹¹ Вянут годы вешние,
Близятся осенние;
Жизнь все безутешнее,
Радостей все менее.

¹⁵ Тише кровь играет в жилах,
Нет в ней прежней ярости;
Ратью немощей унылых
Встретят годы старости.

Составленное в первой четверти XIII в. большое собрание латинских стихотворений — лирических и эротических, дидактических и сатирических, в том числе пародий на культовые тексты,— дает наиболее яркое представление о характере и направленности вагантской поэзии. О том, что собрание составлено в Германии, свидетельствуют сопро­вождающие некоторые латинские стихотворения строфы на раннем средневерхненемец­ком языке. Сборник «Carmina burana» назван его первым издателем Шмеллером (1847) по месту нахождения рукописи (Бенедиктинский монастырь в Beuren).

Названы так по местонахождению этой рукописи XI в. Собрание латинских стихотво­рений, необычайно разнообразное по содержанию, включает вместе с отрывками из клас­сических поэтов и образцами ученой и культовой поэзии ряд стихотворных новелл и лю­бовных песен, предвосхищающих некоторые черты поэзии вагантов. К числу их принадле­жит и приводимый фрагмент любовной песни (№ 49), значительная часть которого выскоблена чьей-то рукой из манускрипта и восстанавливается исследователями.

Особое место в латинской литературе средних веков занимает поэзия вагантов (от латинского слова: vagantes — «бродячие люди»), или голиардов, встречаемых в Герма­нии, Франции, Англии и Северной Италии. Расцвет поэзии вагантов приходится на XII—XIII вв., когда в связи с подъемом городов в странах Западной Европы начали быст­ро развиваться школы и университеты. Это поэзия вольнодумная, подчас озорная, дале­кая от аскетических идеалов средневекового католицизма.

В основу книги положены: «Carmina Burana» – латинские и немецкие песни вагантов, собранные и переведенные Людвигом Лайстнером (издание Эбергарда Броста, Гейдельберг, 1961); сборник «Поэзия вагантов» (издание и перевод Карла Лангоша, Лейпциг и Бремен, 1968); «Гимны и песни вагантов» Карла Лангоша (Берлин, издательство «Рюттен и Ленинг», 1958); книга Хорста Куша «Введение в латинское средневековье» (Берлин, 1957); «Немецкая лирика средневековья» Макса Верли (Цюрих, 1962); сборник Гергарда Эйса «Средневерхненем

(«Videant qui nutriunt natos delicate…»)

(«Deus Pater, adiuva…» СВ 127 (89))

(«Iste mundus furibundus…» СВ 24 (6))

Стихотворение, несколько архаическое и по примитивно-дидактическому содержанию, и по форме длинной тирады на одну рифму «-и»; Хилка и Шуман датируют его концом XI — нач. XII в. Стиль выдержан библейский, но прямых реминисценций почти нет.

(«Qui es tu, quem video stare sub figure…» «Analecta hymnica», XXXIII, p. 287)

В рукописи приписывается (без всяких, конечно, оснований) самому святому Бернарду Клервоскому и сопровождается иллюстрацией, изображающей трех царей перед тремя смертями. Этот сюжет — одна из самых частых вариаций дебата души и тела, столь характерного для средневековой культуры (см. Ф. Д. Батюшков. Сказания о споре души с телом в средневековой литературе. СПб., 1890); другие вариации — прение «плотского и духовного человека», «справедливости и милосердия», «ангела и дьявола» и пр.

(Из «Carmina Burana»)

Что предрекает царь Давид,
осуществить нам предстоит,
освободив Господня Сына
от надругательств сарацина!
В неизъяснимой доброте
принявший муку на кресте,
к тебе взывают наши песни,
и клич гремит: "Христос, воскресни!"

Мы не свернем своих знамен,
покуда Гроб твой осквернен,
вовек оружия не сложим,
покуда псов не уничтожим!
Неужто Иерусалим
мы сарацину отдадим?
Неужто не возьмем мы с бою
сей град, возлюбленный тобою?!

(«Manet ante ostium deus ultionum…»)

(«Denudata veritate…» Du Méril (1854), p. 303) Одна из вариаций самой популярной в средневековой застольной поэзии темы; впервые она появляется в одном стихотворении Примаса Орлеанского (ср. статью, стр. 461), написанном леонинскими дистихами и по изысканной вычурности трудном для перевода; далее она разрабатывается преимущественно в жанре дебата, образцом которого является и наше стихотворение. В античности обычно пили вино, разбавленное водою, в средние века распространилась привычка к чистому вину (ср.

(«Tempus est iocundum…» СВ 179 (140))

Сохранилось только в «Буране»; текст местами испорчен, и порядок строф сомнителен. В перепечатываемом здесь переводе О. Б. Румера заменен перевод припева (более близким к подлиннику) и добавлен перевод 7 строфы, случайно пропущенной переводчиком.

Пер. О. Б. Румера

Приходи, мой избранный,
      и Альфа и Омега,
С радостию призванный,
      и Альфа и Омега,
Ах, я беспокоюся,
      и Альфа и Омега,
От тоски изною вся,
      и Альфа и Омега,
Если ты придешь с ключом,
      и Альфа и Омега,
Без труда войдешь ты в дом,
      и Альфа и Омега.

(«Erat quaedam domina…» Dronke, p. 419)

Из лондонской рукописи XV в.; известен вариант в континентальной рукописи. Зачин и припевы — может быть, подлинные указания для певца, а может быть, ставшие уже заумными слова для подхвата (так во многих средневековых латинских песнях припев «и А и О», первоначально значивший эпитет бога «и альфа и омега», т. е. «начало и конец всего», скоро стал восприниматься и петься как бессмысленный набор звучных гласных).

(Ми-соль, ми-соль, ми-фа-ре, ми-фа-соль!)

Плачет и стенает
Вальтерова лира:
Вальтер проклинает
преступленья клира.
Верить бесполезно
в райские блаженства:
все мы канем в бездну
из-за духовенства.
И по сей причине
язва сердце точит:
Вальтер быть отныне
клириком не хочет!
Расскажу подробно
о попах вельможных,
совершивших злобно
сотни дел безбожных.

(«Licet eger cum egrotis…» СВ 8 (71))

Сохранилось в 10 рукописях различной полноты и с различным порядком строф. Стиль преимущественно библейский, античных реминисценций мало (одна из них, очень изысканная — горациевский образ «не могу быть ножом, так буду оселком» — к сожалению, выпала в переводе начальных строк).

(«Verna redit temperies…» Raby, p. 193)

Стихотворение № 20 из Сент-Омерской рукописи. Стихотворение, уникальное по теме среди не только вагантской, но и всей латинской средневековой лирики. Поэтому, несмотря на сомнения многих исследователей, его скорее можно считать автобиографическим, чем многие другие вагантские стихи от первого лица.

(«Importuna Veneri…» Raby, p. 192)

Стихотворение № 18 из Сент-Омерской рукописи. Любопытен мотив «шрама», сразу придающий стихотворению индивидуальный оттенок по сравнению хотя бы с предыдущим.

1. Для Венеры пагубный
Зимний ветер воет;
Бог Юпитер сумрачный
Тучей выси кроет;
На щеке разрубленной
Шрам старинный ноет.
Но под гнетом холода
Страстью сердце молодо.

(«Utar contra vitia carmine rebelli…» CB 42 (19))