8. Глава восьмая

О  том,  как  Рейнеке  продолжал  свою   исповедь,
и о хорошем и дурном духовенстве

"Я, - продолжал он, - поклясться готов.
Что есть духовенство двух сортов.
Скажу, познавши дела земные:
Попы есть хорошие и дурные.
Одни постоянно впадают в грех,
И тогда их грехи на устах у всех.
Но бывает, и праведного попа
Чернит безжалостная толпа,
Которая лютою злобой пышет, -
Ему чужие грехи припишет.
Ах, слишком много в мире зла!
Вот оттого и толпа так зла.
Душам нанесено увечие,
Исчезло из мира добросердечие.
Настолько друг друга все ненавидят,
Что как бы нарочно добра не видят,
Не замечают хороших дел.
Горек стал праведников удел!
Миром загубленным правят жестоко
Распря, навет, предательство, склока;
Кража, измена, убийство, разбой
Сплелись, сдружились между собой!
А лжепророки, ханжи, лицемеры
Загадили жизнь свыше всякой меры.
Все взбесились! Все помешалось!
Злое и доброе перемешалось!
Кто здесь прав? Кто виноват?
Как разобраться, какой прелат
Искренне господу богу служит?
Кто в ком лжепастыря обнаружит?
В чем зло, в чем добро? Никто не ведает.
Не верят тому, что поп проповедует.
В тяжком грехе не видят греха:
Все, мол, выдумки, все чепуха,
Что значит - грех, если сами священники
Гнусных грехов настоящие пленники,
Они, не боясь никого, грешат,
А нас геенной с амвонов страшат.
Иные тем меня поражают,
Что в грехах они пастырям подражают!

В Ломбардии уверяют жители,
Что их дорогие священнослужители
Позаводили себе бабенок.
А там, глядишь, родился ребенок.
В общем, живут, как в законном браке.
Поверьте: это - отнюдь не враки.
Живут семейно, растят детей,
А сами при этом святого святей.
Нравы, замечу, довольно мрачные.
Поповские эти детишки внебрачные
Отнюдь не обижены горькой судьбой,
Преуспевает из них любой.
Они становятся с годами
Почтенными дамами и господами,
У них - положение, им - почет,
Весьма беззаботно их жизнь течет.
В чем дело? Не стану держать под секретом:
Денежки! Денежки правят светом!
Деньги, поверьте, главная сила,
Которая нынче весь мир взбесила.
Загляните в любой уголок земли:
Попы богаче, чем короли!
Пошлина, подать, арендная плата -
Все это нынче в руках прелата!
Во имя отца, сына и святого духа
Каждый аббат набивает брюхо.
Да, богатства у них беспредельные:
Принадлежат им наделы земельные,
Пастбища - их и мельницы - их,
Так чему нам, скажите, учиться у них?
Паства слепая и пастырь слепой -
Так и бредем незрячей толпой,
Слепо сойдя со стези добродетели,
Которую мы в слепоте не приметили!
Только дурное мы замечаем,
Только в дурном мы души не чаем,
Что же касается правды и святости,
То к ним относимся не без предвзятости.
Злом укрепляем мы силу зла.
Проклятого не разрубить узла!

Мир погрузился в пучину мрака!
Если ты родился вне брака,
То в этом, конечно, не виноват,
Тебе не за это дорога в ад.
Никто родителей не выбирает.
Но пусть из нас низость не выпирает!
Дело отнюдь не в твоем рождении,
А в нисхождении иль восхождении,
В том - добродетель или порок
Определяют твой жизненный срок.
Если священник добр и учен,
Доверием паствы он облечен.
А если, напротив, лицо духовное
Предпочитает житье греховное,
То над таким смеются миряне -
Это можно сказать заране.
"Что ж это он добро проповедует,
А собственным проповедям не следует?"
Подобный пастырь внушает нам:
"Овцы Христовы, подайте на храм!
Да не оскудеет рука дающего!
В райские попадете кущи вы!"
А сам, между прочим, в церковную кружку
Лишнюю не опустит полушку,
И если весь этот храм развалится,
Он нисколько даже не опечалится.
Он думает лишь о питье, о еде.
И так происходит почти везде.
Праведный пастырь - весь в мыслях о боге,
Он лишь у господа ищет подмоги,
Дела и мысли его чисты,
Мирской он чурается суеты.
Не удивительно, что посему
Паства во всем доверяет ему.

Нет! Не думают о Христовых законах
Святоши - те самые, что в капюшонах!
О, несносные попрошайки,
Грабители из разбойничьей шайки!
Господу богу поют хвалу,
А думают сами: "Скорей бы к столу!"
Одного пригласишь - припрутся двое,
А то и троих приведут с собою.
Аппетиты воистину богатырские!
Все лучшие должности монастырские,
Как вам известно, заняты ими.
С чего бы иначе тянулись к схиме?
Ректор, библиотекарь, декан, настоятель -
Ниспошли им многие блага, создатель! -
Во всем различие: даже в пище.
Одним отвалят лучший кусище,
Другим так нальют пустой водицы,
За трапезу нечего и садиться!
Одни священники все успевают:
Они и крестят, и отпевают,
А другие всю жизнь проводят в безделье
(Пока промолчу про иные кельи).
А что говорить о папских легатах,
О пробстах, о прелатах, аббатах?
А что творят бегинки, монашки,
О чем они думают, божьи пташки?
В чем смысл их латыни? Да отгадайте:
"Мое мне оставьте, свое мне отдайте!"
Семерых не найдете из десяти,
Кто бы честно стремился душу спасти.
Да. Представителям духовенства
Безмерно далеко до совершенства".

Барсук сказал: "Дорогой мой дядя,
Должен заметить, к своей досаде,
Что вы, разобравшись в грехах чужих,
Свои забыли. Скажите о них!
Дорогой мой дядя, не объясните ли,
Что так дались вам священнослужители?
Какое до них вам, собственно, дело?
Чем духовенство вас так задело?
Я вас моложе, но тем не менее
Позвольте свое мне высказать мнение:
Будь то священники, будь то миряне,
Очиститесь все от душевной дряни!
Блюдите достоинство, совесть, честь -
Неважно, кто вы такие есть!
Но, милый Рейнеке, своим языком
Вы меня сделали еретиком.
Меня поражают ваши познания.
Проникли вы разумом в суть мироздания.
Вам внятен сложнейших событий ход.
Вам, собственно, нужно бы дать приход,
Чтоб вы разъясняли нам, прихожанам,
Как жить на свете? идти куда нам?
Да я за счастье почел бы сам
Слушаться вас, исповедаться вам.
Я сам с безмернейшим увлечением
Внимал бы вашим нравоучениям,
Ибо пред господом все мы грешны
И воистину наши грехи страшны".
Так приближались они ко двору,
Что было Рейнеке не по нутру.
Дрожа от страха, он все же куражился
И молвил Гримбарту: "Я отважился!"