27. Глава двадцать седьмая

О том, как Рейнеке продолжал вводить в заблуждение
короля и  королеву  лживыми  россказнями  о  якобы
имеющемся у него кладе, разжигая  в  них  пагубную
алчность

Король обратил к королеве взгляд.
Взгляд этот значил: "Так где же клад?"
Она лuса спросила: "Так в самом деле,
Скажите, куда вы сокровища дели?"
(Все продумано было тонко:
Лиса они отвели в сторонку
И, обладая достаточным опытом,
Вопросы ему задавали шепотом.)
А он отвечает: "На кой мне ляд
Открывать вам, где мной припрятан клад,
Если я, кто не так уж и грешен,
Через мгновение буду повешен?!
Выходит: вздернуть король собирается
Того, кто так для него старается,
А тех, кто всадил ему в спину нож,
Он чтит как любимых своих вельмож, -
Злодеев, предателей, негодяев,
Вернейшего среди слуг охаяв!"
"Нет, нет, - королева его утешает, -
Король помиловать вас решает.
Клянусь вам: проделки былых годов
Он вам моментально простить готов.
Повесить вас?! - Нет ничего безбожней!
Но будьте в дальнейшем поосторожней
И остерегайтесь неверных шагов,
Имея так много опасных врагов".
Рейнеке молвит: "Коль все это верно
И вы говорите не лицемерно,
Если король меня не морочит,
А впрямь мне простить мои шалости хочет,
То, я клянусь, на земле на всей
Богаче не сыщете королей!
Не прошу вас ни о какой награде,
Но речь идет о громадном, невиданном кладе!"

"Да не верьте лживым его словам, -
Нобель сказал. - Удивляюсь вам.
Ложь, грабеж, воровство, разбой -
Он здесь остается самим собой.
Мир не видел лжеца такого..."
"Он станет другим! Он дает нам слово!
Нет, нет! Вы должны поверить ему!
Да и врать ему, собственно, ни к чему.
Он только что предъявил доказательства,
Что намерен исправиться без отлагательства.
Он племянника-барсука изобличил до конца,
Он не пощадил даже память родного отца
(А ведь это ж все - родня, не чужие!),
В его речи не вижу ни капли лжи я!"

И Нобель промолвил тогда: "Ну что ж,
Если все это, вправду, на сей раз - не ложь,
То, безмерно свою обожая жену,
На себя принимаю его вину.
Однако своею клянусь короной,
Что, к лютой смерти приговоренный,
Он в ту же секунду на плаху пойдет,
Коли не так себя поведет:
Кого-нибудь схватит, сожрет, задушит,
Нами объявленный мир нарушит, -
И будут обвинены в измене
Все родичи, хоть в десятом колене!"
Рейнеке молвит: "Пусть я умру,
Но вправду на этот я раз не вру,
И рано ли, поздно, мной будет доказано,
Что истина - все, что мною здесь сказано".
И тогда король ему все простил,
А заодно вину отпустил
Посмертно его отцу дорогому.
Рейнеке рад исходу такому.
А как же? Он, кто всех так обижал,
Вдруг чудом виселицы избежал.