О виттенбергском соловье, чья песнь слышна теперь везде

8 июля 1523 года. В стихотворении, вопреки обычной форме, нет завершающей строчки с именем Ганса Сакса. На обложке также не стояло его имени, не было обозначено ни место издания, ни дата выхода. Зато стихотворению предшествовало обширное предисловие, подписанное полным именем поэта.

Перевод В. Шора

 

Проснитесь! Утро настает!
Я слышу: соловей поет
Среди листвы в лесу зеленом;
Несется трель по горным склонам,
Звенит в долинах, ночь гоня,
И возвещает царство дня.
Заря восходит золотая,
И солнце, тучи разгоняя,
На землю шлет свои лучи.
Луна, сиявшая в ночи,
Теперь бледнеет и тускнеет
И власти больше не имеет
Над стадом жалобным овец,
Которых страшный ждал конец:
Смущал их свет луны неясный;
Они дорогою опасной
Ушли, хоть ночь была глуха,
От пастбища и пастуха.
Вдруг услыхали голос львиный
И поплелись дорогой длинной
Вослед за львом, а он, хитрец,
В пустыню завлекал овец.
Они один репейник ели
И отощали, ослабели;
А лев веревкой их оплел
И потащил их, рад и зол,
К себе во львиную берлогу.
Явились волки на подмогу
И ну овечек загонять,
Их стричь, доить и обдирать
И пожирать затем их буйно.
В траве же змей кишела уйма.
Присасывала пасть змея
И напивалась тварь сия
Досыта молока густого.
А волки тут как тут — готовы
Похитить жизнь у той овцы,
Чьи опустошены сосцы
Гадюкой мерзкой... Так вот было,
Покамест ночь над всем царила.
Но вот защелкал соловей
В зеленой роще меж ветвей;
Рассеялось тут наважденье,
И вышло из оцепененья
Овечье стадо. Свет вокруг
Все озарил — и мнимый луг,
И льва, и злую волчью стаю;
И, пенью соловья внимая,
Конец свой чует грозный лев:
Скрывая до поры свой гнев,
Он хочет подобраться к птице,
Да все никак не уцепиться:
Укрылся в роще соловей,
Поет все громче и слышней!
Не оставляет лев попыток:
Зовет ослов, козлов, улиток,
Котов, свиней, но вой зверья
Не заглушает соловья.
Поет он, и они трясутся,
И змеи алчные мятутся.
Сиянье дня им невтерпеж,
Оно для них, что острый нож:
Уходит, избавленью радо,
Из этих мест овечье стадо.
Не насыщаться змеям впредь:
Где взять еще такую снедь?
Овец теперь уж не обманешь,
Хоть и расписывать им станешь,
Что будто лев — их лучший друг
И что пустыня — сочный луг.
И корчится весь род змеиный
От дивной песни соловьиной.
Гогочут гуси: им невмочь
Стерпеть, что миновала ночь,
Расквакались лягушки в луже,—
Для них чем день светлей, тем хуже,
Просохнет лужа — им конец!
«Что возвещает нам певец? —
Друг друга спрашивают звери.—
Он о какой-то новой вере
Поет и славит солнца свет,
К луне же в нем почтенья нет.
Сидеть ему бы молча надо,
Не бунтовать овечье стадо;
Костра заслуживает он!»
Стоит в пустыне вой и стон;
Но злобствует зверье напрасно:
Сияет ярче день прекрасный,
Не умолкает соловей,
И из пустыни поскорей
Пустились овцы в путь обратный,
Туда, где ждет их луг приятный,
Где добрый встретит их пастух;
Им трели услаждают слух,
И радостными голосами
Они приветствуют и сами
Светила ясного восход.
Огнем грозит им волчий род,
Их загоняет в загородки,
Вцепляется строптивым в глотки,
Велит о солнце им молчать,
Но овцы стали отвечать
При свете солнца посмелее...
Теперь, чтоб был рассказ яснее,
Я вам скажу, кто назван мной
Тут соловьем: не кто иной,
Как Мартин Лютер, доктор славный,
Тот августинец своенравный,
Что в Виттенберге песнь завел
И нас от гнета тяжких зол,
Из мрака выведя, избавил,
Что пробудиться нас заставил
От неестественного сна,
В который ввергла нас луна.
Свет лунный — ложное ученье,
Софистов злостных измышленье —
Тех, кто четыре сотни лет
Нам застит солнца ясный свет,
Евангелье толкует криво,
Смущая проповедью лживой
И заводя в пустыню нас,
Чтоб мы попали там как раз
Льву хищному и злому в лапы.
Лев здесь — обозначенье папы;
Пустыней же, подвластной льву,
Я с основанием зову
Духовные владенья папства,
Нас повергающего в рабство.
А то, чем нас кормили там
(Поймет любой из вас и сам),
Есть исповедание веры,
Что ныне безо всякой меры
Распространилось по земле
С монахами в зловещей мгле
Молелен, с мрачными попами,
С тонзурами и клобуками,
С глупейшим хныканьем в церквах
И с умерщвлением в постах
И бдениях желаний плотских,
С великим множеством уродских
Обычаев, гнетущих нас,
С молебнами на дню пять раз,
С обильем долгих песнопений,
С привычкой преклонять колени
И пред распятьем падать ниц,
С ношеньем грубых власяниц,
С любовью к стонам и рыданьям,
С жестоким самобичеваньем,
С гудением колоколов
И отпущением грехов
За деньги — что совсем не гоже —
С продажей благодати божьей,
С елеем, с ладаном, с водой,
Что нарекается святой,
И с прочим и тому подобным;
С как будто бы богоугодным
Укладом жизни прихожан,
Что раскрывают свой карман
Для нужд церковных безотказно,
В молитвах дни проводят праздно
И поклоняются святым,
Паломничают в папский Рим
И в дар святейшей церкви нашей
Подносят золотые чаши,
Подсвечники и алтари
И на свой счет монастыри
Содержат (есть тому примеры) —
Вот исповедание веры
На римский, на папистский лад.
Попы без устали твердят,
Что в рай господень попадает
Лишь тот, кто свято соблюдает
Порядок их, а не иной.
Все это — вымысел пустой
Людей, что, о себе радея,
Евангелие от Матфея
Забвенью предали, а там
Ведь ясно сказано, что нам
Не должно учреждать законы,
Которые вредят исконной
Сердечной вере, это — зло!
И все, что на земле взросло
Без божьего благословенья,
Заслуживает истребленья.
Задумайся над этим, Рим!
Теперь о том поговорим,
Как надо понимать веревку.
То — сеть, в которую нас ловко
Отец святейший затянул;
Сеть декреталий, папских булл
Опутала овец христовых:
Под страхом разных кар суровых
Нам, малым сим, запрещено
При таинствах вкушать вино;
Нас отлучением стращают
И ежегодно принуждают
Поститься сорок дней подряд,
А также избегать велят
По пятницам яиц и мяса.
Тому, на ком надета ряса,
Нельзя жениться уж никак;
Мирянам же в законный брак
Нельзя вступать в иные числа.
Во всех запретах этих смысла
Нет ни на грош, в них только вред,
И лишь попам ущерба нет.
Постыдное их блудодейство
Сгубило не одно семейство.
Нам всем кромешный ад грозит.
Апостол Павел говорит
В своем посланье к Тимофею:
«Землею завладеет всею
В канун последнего суда
Нечестье: некие блюда
По дьявольскому наущенью
Подвергнут люди запрещенью,
-Потом грехом объявят брак
(Сам дух святой пророчит так)».
Ну, прекратим об этом толки;
Посмотрим, кто такие волки,
Совместно с кем святой престол
Свой учиняет произвол.
То капелланы и прелаты,
Затем каноники, аббаты —
Все те, кто нас толкает в грязь,
Над словом божиим глумясь.
Повадки их давно известны;
Любые средства им уместны
Для добывания деньжат:
Они молебствия творят
За деньги, мзду берут за воду,
Спасенье продают народу;
Младенца ль надо окрестить —
Извольте денежки платить;
За мессу, за обряд венчанья,
За исповедь, за отпеванье,—
За все гоните чистоган!
А кто не хочет свой карман
Опустошать, тех принуждают
И уж до нитки обирают.
Корыстолюбец поп не прост:
Тотчас же деньги пустит в рост
И вновь получит не без лишка...
Вот что и есть овечья стрижка!
Страдает от попов народ,
Не перечесть его невзгод:
Зимой и летом гнет он спину,
Чтоб отдавать им десятину.
Коль не заплатишь — проклянут,
Изгонят, свечи вслед швырнут,
Другим чтоб было неповадно;
Трудиться разве не досадно
Крестьянину по целым дням,
Чтобы поповским холуям
Сидеть в трактирах было можно,
Кутить и пьянствовать безбожно?
Есть у попов про всех товар —
Лишь покупай и млад и стар!
Известно — каждый поп и инок
Дом божий превращает в рынок:
Дают реликвии доход,
А главное — в церквах идет
Продажа индульгенций бойко.
Вот что и есть овечья дойка!
Толпа церковников жадна:
Привыкнув грабить издавна,
Живя бессовестным обманом,
Церковник ловко лжет мирянам:
За мощи выдав зуб быка,
Он им притронется слегка
К болящему — и дань сбирает.
Мирян церковник уверяет,
Что в братства надо им вступать
И чинш исправно отдавать.
Поистине — в алчбе неистов
Любой из братии папистов;
Они из края в край пешком
Бредут — всегда с большим мешком,
В котором индульгенций ворох,
С крестом, с хоругвями, и хор их
Звучит везде: «Спасенье тут!
Чистилища же избегут
И те на небо будут взяты,
Кто по природе тороваты.
Монета звякнет — ты спасен!»
Тот, кто нанес другим урон
И приобрел добро нечестно,
Благодаря им, как известно,
Выходит из воды сухим.
Всех обирает папский Рим
С настойчивостью и упорством.
Вот что зову я шкуродерством!
Епископов я до поры
Не поминал, а их дворы
С нотариусами, с писцами,
Глумящимися над истцами,
Что правосудья ищут там,
Отнюдь не безразличны нам.
Ведь здесь супругов разлучают,
Насильно браки заключают,
На бедняков наводят страх,
.Честят, разносят в пух и прах:
Ах, еретик! Ах, еретичка!
В день постный смели съесть яичко!
Немедленно их отлучить!
Не жди того, чтоб облегчить
Здесь согласились наказанье:
Напрасно издавать стенанья,
О снисхождении моля.
Потравою губить поля
И прочие творить бесчинства,
Всемерно поощряя свинство
Своих наемников-солдат,
Что грабят всех людей подряд,
И вкупе с челядью разбойной
Вести бесчисленные войны,
Потоки крови проливать,
Людей нещадно убивать,
Сжигать их мирные жилища
И оставлять лишь пепелища
Там, где недавно жизнь цвела,—
Вот вам епископов дела!
Не значит ли то жрать овечек?
Ягненок у волков ответчик
За ненасытный голод их;
Но часто и волков самих
Мы под овечьим зрим обличьем;
Овечек так удобней стричь им,
Но жадность волка выдает,
И всяк его опознает.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Нет хищников жадней и злее..
Теперь на очереди — змеи,
Или, иначе говоря,
Монахи. Племя их не зря
Веками кровь из нас сосало:
За деньги, яйца, свечи, сало,
За уток, кур, сыры, масла
Творили добрые дела
У нас монашеские братства —
За то и нажили богатство!
Повадки их теперь ясны:
Пустые выдумки и сны,
Нелепейшие измышленья
Нам выдают за откровенья,
А так как освятил их Рим,
Выходит — надо верить им
И не скупиться на монету!
Что в баснях этих правды нету,
А есть один обман и ложь,
Не так-то сразу и поймешь!
Вот и заводят понемножку
Тебя на скользкую дорожку
Чтоб от Христа ушел ты прочь
В безверье иль, что то же, в ночь.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Монаха Лютера ученье
Недаром привело в смятенье
Льва, то есть папу, — этот плут
Почуял, чем запахло тут:
Грозит урон его доходам,
Что неизменно, год за годом,
Стекались в папский фиск рекой;
Подвергнутся судьбе такой
Все бенефиции, налоги,
Которыми, твердя о боге,
Кормились полчища попов;
За отпущение грехов
Не ждать отныне щедрой платы,
Не смогут римские прелаты,
Как прежде, снискивать свой хлеб
За счет паломнических лепт;
И папе не бывать единым
Над всей землею господином,
Как только правда победит.
Вот папа судит и рядит,
Как правде преградить дорогу.
Он хочет получить подмогу
И просит герцога предать
Огню все то, что написать
Успел строптивый августинец.
Преподнести такой гостинец
Замыслил папа — он хитер!
Но герцог Фридрих на костер
И не подумал божье слово
Отправить. «Нет!» — сказал сурово
Он, когда папа снесся с ним,
Чтоб Лютера послал он в Рим.
Но папа, не смутясь нимало,
Зовет на помощь кардинала,
И в Аугсбурге кардинал
К молчанью Лютера призвал.
Но что его ученье ложно,
То оказалось невозможно
Евангелием подвердить.
Не стал тут папа ни судить,
Ни разбирать его ученье,
Подвергнув просто отлученью
И Лютера и иже с ним;
Но пишет тот, неустрашим,
Не убоялся папской буллы!
Презрев угрозы и посулы,
Не отступил он ни на шаг!
Тогда он вызван был в рейхстаг
И натиск выдержал жестокий:
Потребовал синклит высокий,
Чтоб он отрекся от всего,
Чему учил. Хуля его,
Но в споре силой с ним не мерясь,
Ему там приписали ересь.
А он, не уступив ни в чем,
Стоит упорно на своем!
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Монашеская братья в страхе;
Неистово вопят монахи:
«Евангелие возвещать
Он вздумал, ну, а где печать,
Где подпись папы в подтвержденье,
Что истинно его ученье?
Нет, Лютер — гнусный еретик!
Чтоб он врасплох вас не застиг,
Вам следует остерегаться.
Не может церковь заблуждаться!
Творите добрые дела!
Вносите на колокола!
Платите за богослуженья
И умножайте приношенья!
В чистилище зачтется вам.
Спешите! Помогайте нам!
Вы ночью спите безмятежно,
А мы псалмы поем прилежно!»
Монаший сброд недаром рьян
В улещивании мирян:
Встревожен он, и не на шутку,
Но тянет старую погудку.
О вере истинной — молчок.
Упоминать о ней не впрок.
И то: в подвалах сякнут вина,
Пустеют риги и овины,
Никто не дарит ничего...
Подумать только — каково
Им жить с пустыми закромами!
А ведь превозносили сами
Простое, скудное житье.
Теперь у них одно нытье:
Не по нутру сидеть без денег!
«Преступник, еретик, мошенник!» —
Монахи Лютера честят
И злобной клеветою мстят,
Но сунуться на свет не смеют
И лишь исподтишка умеют
Разжечь к евангелью вражду
В сердцах монахинь, к их стыду.
Лягушек, квакающих где-то,
Иные университеты
Напоминают нам весьма.
Ученых богословов тьма
На Лютера озлилась тоже.
И тщатся, лезут вон из кожи —
Да не докажут ничего!
Языческое колдовство —
Их богословская наука!
Вот оттого-то вся их мука,
Что их язычеству народ
Теперь уж веры не дает:
С него довольно этой дряни!
Гогочущих гусей миряне
Собой являют нам, когда
Они шельмуют без стыда,
Оплевывают, проклинают
Ученье, коего не знают.
Кричат они: «Увы и ах!
Чему он учит, ваш монах?
Он все поставил вверх ногами:
Теперь уж добрыми делами
Не должно заниматься нам;
Служить святым, поститься — срам!
Нельзя паломничать отныне,
Вносить на храмы благостыни
И отпущенья покупать.
Ваш Лютер вздумал накропать,
Что грех есть то лишь, что от бога
Запрещено нам, смертным, строго.
Лишь веру превозносит он.
Нет, Лютер просто неумен.
Как будто до его вещанья
Никто не читывал писанья!
А наши деды и отцы
Ведь тоже были не глупцы!
И что от них мы получили,
Чему веками нас учили —
Все это глупость, чепуха?
Нет, вера новая плоха!
Рассказывает Лютер басни,
И ничего нет их опасней.
Его — уж слишком он остер —
Отправить надо на костер
С его приспешниками вместе!»
Вот вопли тех, в ком жажда мести
Сильней рассудка. Среди них
Немало стариков глухих,
Старух, монашенок лохматых
И разных прочих бесноватых.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Клянут епископы, князья,
Огнем и пытками грозя,
Алкая христианской крови,
Того, кто нам о божьем слове
Поведал, и, свирепы, злы,
Заковывают в кандалы
Приверженцев его ученья;
И, домогаясь отреченья
От веры, тщатся их унять.
Не значит ли то — загонять
Овец Христовых в загородки?
Суд у властителей короткий:
Казнить иль заключить в тюрьму!
Уж кто попался им, тому
Несдобровать — тот головою
Платись, а разлучить с семьею,
Изгнать они готовы вмиг
За чтенье Лютеровых книг.
А книги жгут они в испуге...
Как есть антихристовы слуги!

 

Виттенберг — город, с которым связана реформационная деятельность Мартина Лютера. На дверях университетской церкии в Виттенберге Лютер прибил свои знаменитые девяносто пять тезисов против продажи индульгенций и других злоупотреблений папства.

Проснитесь! — обычное начало песни стража в поэзии миннезингеров, представителей средневековой рыцарской лирики. Сакс переносит этот традиционный зачин из любовной поэзии в политическую листовку.

Августинец.— Лютер был монахом августинского ордена. Этот орден существовал с XIII века и был причислен к четырем нищенствующим орденам (кроме августинцев, сюда входили францисканцы, доминиканцы и кармелиты). В саксонской конгрегации этого ордена, к которой принадлежал Лютер, многие монахи стали участниками Реформации.

Софист — в данном случае — человек, оперирующий ложными суждениями, которым он искусно придает внешний вид истины.

...четыре сотни лет... — Ганс Сакс имеет в виду период, начавшийся в XI—XII веках, в эпоху господства католической схоластики — религиозной догматической философии, враждебной опытному знанию. Борьбу против схоластики вели многие передовые идеологи эпохи Возрождения.

...Лев здесь — обозначенье папы... — намек на папу Льва X, занимавшего папский престол в годы 1513—1521. При нем широко практиковалась продажа индульгенций, послужившая одним из поводов к Реформации в Германии.

Тонзура — остриженное или выбритое темя у католических духовных лиц, знак их отречения от мирских интересов.

Клобук — высокая цилиндрическая шапка с покрывалом, головной убор духовных лиц.

Власяница — одежда из волоса, носимая на голом теле кающимися грешниками или аскетами.

Папистский — католический.

Евангелие от Матфея — одно из четырех евангелий, которые все вместе составляют основную часть Нового завета и содержат жизнеописание Иисуса Христа и основные положения христианского вероучения. Евангелист Матфей входил в число двенадцати апостолов — легендарных учеников Христа. На самом деле его евангелие, как и другие три — от Марка, от Луки и от Иоанна, — создано во II—III веках н. э., то есть гораздо позднее той эпохи, когда, согласно христианской легенде, жили апостолы.

Декреталии — послания папы римского в ответ на вопрос, обращенный к нему по частному поводу, в том случае, когда разрешение его может служить общим правилом. Эти послания составляют главное содержание Корпуса католического права — свода законов католической церкви. С помощью ранее изданных декреталий (часто поддельных) папы пытались юридически обосновать свои претензии на главенство и власть в борьбе со светскими государями.

Булла — грамота, рассылаемая верующим от имени папы римского. То же название носит и печать при грамоте. Если булла содержала папскую милость, печать привешивалась к ней на желтом или красном шнурке, если же булла носила карательный характер, печать привешивалась на серой пеньковой веревке.

Нам, малым сим, запрещено При таинствах вкушать вино... — Согласно католическому обряду причастия, священник ест хлеб и пьет вино, которые являются якобы телом и кровью Христа, тогда как верующим дают только хлебную облатку. Реформация выдвигала требование давать всем верующим причастие «под обоими видами». За этой борьбой крылось стремление ликвидировать привилегии католического духовенства.

Отлучение от церкви (интердикт) — наказание, накладывавшееся в средние века римской католической церковью на отдельных лиц, а также на целые города и страны, в которых запрещалось проводить общественное богослужение.

Поститься сорок дней подряд... — так называемый великий пост перед праздником пасхи, отмененный в протестантской религии.

Тому, на ком надета ряса, Нельзя жениться уж никак... — Католическому духовенству было предписано безбрачие (так называемый целибат). Реформа Лютера отменяла это запрещение. Ганс Сакс и другие пропагандисты лютеранства обвиняли католических священников в том, что они, за неимением своих жен, соблазняли чужих и вносили разврат в среду верующих.

Апостол Павел — один из мифических учеников Христа. Согласно церковному преданию, жил в I веке. Приписываемые ему «Послания», составляющие основу христианской теологии, написаны разными лицами и в разное время (не раньше первой половины II в. н. э.). Ганс Сакс цитирует «Послание к Тимофею», которого церковники считали учеником и спутником апостола Павла и первым епископом Эфесским.

Капеллан — священник при домашней церкви у католиков.

Прелат — титул, применяемый к высшим чинам католического духовенства — епископам, аббатам, папским придворным и т. п.

Каноник — священник католической церкви при большом соборе. В средние века эта должность давала большие права и приносила большие доходы. Обычно она предоставлялась знатным лицам. При этом фактические обязанности священника выполнял не сам каноник, а его заместитель — викарий.

Месса — главное богослужение в католической церкви. Состоит из чтения молитв на латинском языке, чередуемого с песнопением и возгласами. Заканчивается обрядом причащения.

Десятина — феодальная повинность, взимавшая в пользу католической церкви десятую часть дохода.

Индульгенция — папская грамота об отпущении грехов. Эти грамоты продавались за деньги, что способствовало колоссальному обогащению папства и вызывало негодование прогрессивных общественных слоев. Как известно, именно продажа индульгенций послужила одним из ближайших поводов к выступлению Лютера. В католических странах торговля индульгенциями осуществляется до настоящего времени.

Чинш — вид феодальной земельной ренты.

Откровение — сведения о боге и о божьей воле, полученные якобы непосредственно от самого бога. Согласно христианскому учению, такими откровениями являются Ветхий и Новый заветы — две части библии.

Фиск — государственная казна.

Бенефиций — церковное недвижимое имущество или церковная должность, дающая право на получение доходов с недвижимых имуществ. Были бенефиции, связанные с управлением паствой верующих (curata) и не связанные с какими-либо функциями священника (sinecura). Один и тот же человек мог приобрести несколько бенефициев и получать соответствующие доходы, не имея фактически никаких обязанностей.

Но герцог Фридрих на костер И не подумал божье слово Отправить. — Имеется в виду курфюрст Саксонский, герцог Фридрих III Мудрый (1463—1525), основатель Виттенбергского университета (1502), в котором впоследствии читал свои лекции Лютер. Когда архиепископ майнцский возбудил против Лютера процесс в Риме, Фридрих отказался выдать «мятежного августинца». Тогда папа, не желая раздувать религиозный спор, согласился на передачу дела кардиналу-легату Каэтану, прибывшему на аугсбургский рейхстаг в октябре 1518 года. Лютеру предложили произнести всего одно слово: «Отрекаюсь», но он категорически отказался это сделать и ночью убежал из Аугсбурга, опасаясь ареста. В январе 1519 года папский камергер Мильтиц уговорил Лютера «молчать», при условии что и его противники не будут выступать. Но перемирие было недолговечным и, после диспута с католическим богословом Экком, Лютер снова возобновил свою оппозиционную деятельность.

Не убоялся папской буллы! — 21 сентября 1520 года появилась папская булла, осуждавшая Лютера. В ответ на это Лютер в резкой статье назвал папу антихристом и сжег папскую буллу в присутствии студентов перед воротами Виттенберга.

Тогда он вызван был в рейхстаг... — О стойком поведении Лютера на вормсском рейхстаге см. во вступительной статье. Согласно охранной грамоте императора, его отпустили из Вормса. Но в мае 1521 года последовал императорский эдикт, осуждавший Лютера как еретика. В этот период, когда ему грозила величайшая опасность, его снова укрыл в Вартбурге Фридрих Саксонский.