Игорь Петенко. Диканьские забавы

Игорь Вениаминович Петенко родился 23 февраля 1957 г. в Пятигорске. В 1979 г. окончил физический факультет МГУ. С 1979 г. - в Институте физики атмосферы РАН. Автор нескольких десятков научных статей по физике атмосферы. В настоящее время работает в Институте наук об атмосфере и климате Национального Совета Исследований (Рим, Италия). Активно участвует в деятельности Центра Российской культуры в Риме. Стихи начал писать в конце 1999 года. Автор четырёх поэтических сборников:
"По радуге скользя" (2004, изд-во "Озарение")
"По спирали" (2006, изд-во "Озарение")
"Эронические пародии для взрослых" (2006, изд-во "Альта Принт", серия "Фаллософические памятники")
"Развратные сонеты Пьетро Аретино. Стихи и переводы" (2007, изд-во "Альта Принт", серия "Фаллософические памятники")

Изд.: Славься, Приап. Стихи и переводы — М.: Альта-Принт, 2007

Диканьские забавы, или Перечитывая Гоголя (Мягкая эрония)

Всё случилось зимней ночью
Перед праздником большим.
Кто ж ебаться не захочет,
Штоф горилки осушив?

По традиции – колядки1:
Молодёжь - из дома в дом.
Кто постарше – те на блядки.
То не вышибить колом.

А когда и чёрт под боком,
Как уж тут не согрешить?
Бабы смотрят волооко,
Зуд не в силах заглушить.

Юный месяц в поднебесье
Строил рожки, глядя вниз.
И при этом в страстном бесе
Зародился вдруг каприз.

Чёрт считался в ебле ассом.
Хоть невзрачен был на вид,
Проводил он мастер-классы:
Ёб тех, кто был блядовит.

Он летал по всей Европе:
Питер, Киев, Рим, Париж.
Бос и гол, лишь хвост из жопы,
Баб же грёб, как нувориш.

Но, летя над хуторами,
Он журился и вздыхал:
Вспоминая, как утрами
От Солохи выползал.

Сколько было сплетен, бредней:
Будто проблядь из блядей.
Но одно лишь верно – ведьма
И метла меж ног у ней.

Жить бы ей, славянской бабе,
На Олимпе – взмок бы Зевс.
За неделю заебла бы,
Хер на Геру бы полез.

Не красотка, но пленила:
Жопа, чресла, тыквой грудь.
Так пиздой хуи доила,
Что тянуло всех на блуд.

Вот и чёрт, пуская слюни,
Вспоминал её пизду.
Он давно бесёнком юным
С неба ей дарил звезду.

Чёрт Солохе для потехи
Верой-правдою служил:
Елдаком колол орехи,
В ряд на клитор положив.

А потом, поднаторевши,
Ёб все дырки до утра.
Лишь на зорьке, пропотевши,
Спал, заёбанный дотла.

Кроме чёрта и мужчины
Шли к Солохе скрытно в дом:
Встретит чаркой полной чинно,
Может даст кому потом.

А не дать причины нету:
Жар всегда в её пизде,
Коль «дела» – тогда минетом
Всласть попотчует гостей.

Всё так было славно, гладко,
Даже рос у ней сынок.
Не в неё совсем повадкой,
Видом строен и высок.

Был всегда прилежен, скромен,
Не курил, не пил, не ёб,
По лугам водил коров он,
Морщил в чтении свой лоб.

Но налился бычьей силой –
Знать бы кто его отец –
Слава Богу, не дебилом –
Кузнецом стал молодец.

И для понта в шароварах
Он всегда носил балду2,
Ну, а к ней имел для пары
Подходящую елду.
 
Так что, если где-то свара,
Кто-то лезет на рожон,
Мог навешать для забавы
Пиздюлей приличных он.

Жил бы наш кузнец в столице,
Были б деньги и почёт:
Все гламурные девицы
Взяли хуй бы на учёт.

В тот злосчастный ясный вечер
Хутор полон был гульбы.
Даже бабки слезли с печек,
Деды лапали столбы.

Песни, танцы, как в вертепе,
Смех мужской и бабий визг:
Кто снежком по сраке влепит,
Кто на жопе с горки вниз.

Только девственный Вакула
Хмур и трезвый до сих пор,
Вновь Оксана пiдманула,
И с другим болтает вздор.

Девки кругом в хороводе,
Лезли ручками в мотню,
Но Вакула по природе
Был не падок на ебню.

Слыл он творческой натурой:
Малевал, ковал и пел.
Но прельстился, олух, дурой –
Хутор весь её хотел.

Тут кузнец вконец взъярился:
Хватит бабе потакать.
И к Оксане обратился:
Буду ль я тебя ебать?

Соком тёкшая девица
Видя, хлопец холостой,
Страстно рыкнула, как львица,
Зыркнув смачною пиздой.

Тот, по юности невинной,
Обомлел и сник елдой,
С дуру вздумал: это дивно!
Лучше, чем пизда гнедой.

Вмиг сисястая деваха
Просекла: готов клиент.
И, для виду громко ахнув,
Подала ему конверт.

В нём – измятая страница,
Типа, брачный договор:
К свадьбе туфли с ног царицы,
Пусть «б. у.», но чтоб «Диор».

Хлопец пёрднул в шаровары3:
Вот те, бля, и Юрьев день.
Думал, выебу на шару,
А меня мудями – в пень.

Ну, и хрен с тобой, блядушка,
Лучше высплюсь до утра,
Мне верна моя подушка,
С ней учил «Комусутрà».

Брёл кузнец, грустя, до дому,
Думал: сяду за мольберт,
Намалюю чад Содомы,
Вот ей будет мой ответ.

Хутор ночью – отраженье
Всей греховности земной,
Все благие помышленья
Обращаются в говно.

Сын пришел в родную хату,
Там – предпраздничный бардак.
Мать Солоха виновата,
Напихав в мешки ебак.

Первым чёрт в трубу свалился –
Это старые дела.
Только к жопе притулился –
В дверь стучится голова4.

Чёрт от страха рыло в студень
Сунул, мать его ебать.
У Солохи не убудет:
Сразу двум могла бы дать.

Но чертяга с перепугу
Юркнул мышкою в мешок.
Голова ж, по праву друга,
Вынул резво хуешок.
 
Только начали лобзанья,
Кто-то вновь стучится в дверь.
Вот уж божье наказанье:
Дьяк пришел потешить хер.

О, дражайшая Солоха…
Только вымолвить успел.
Снова кто-то у порога,
Шмыгнув носом, засопел.

По сморканью пана Чуба
Все признали. Точно – он.
Открывай, моя голуба,
Срочно нужен самогон.

Дьяк едва мешком накрылся –
Пьяный Чуб ввалился в дом.
Он с утра опохмелился…
Ну и пару раз потом.

Потянулся было к рюмке,
Но упал на груду тел.
Тут Вакула и вернулся
В злобе весь. Народ забздел…

Смрадный дух расплылся в хате,
Хоть святых прочь выноси.
И Вакула, кроя матом,
Стал менять свои носки.

Все, кто был, оцепенели,
Даже кончили пердеть.
Но не мог кузнец в безделье
Много времени сидеть.

Вскинул хлам весь на лопатки:
Дьяка, Чуба, голову,
И к реке отнёс, ведь святки –
Должно чисто быть в дому.

Воротился за последним,
Тем, в котором чёрт сидел
И, накрывшись тазом медным,
Громко хрюкал и бледнел.

Сразу мысли у Вакулы:
Если боров – сдам в шинок5.
Будут деньги для загула,
Я ж не маменькин сынок.

Хватит мне пугаться девок–
В каждой бабе дремлет блядь.
Что висит елдак без дела?
Отомрёт – где новый взять?

На морозный воздух вышел,
Лепота, покой вокруг,
Снег хрустит под каблучищем,
Над селом коровий дух.

В этих добрых помышленьях
Он зашел до Пацюка –
Славный был колдун-отшельник,
Добре знал по матюкам.

Тот, склонившись над корчагой6,
Рот открывши, ворожил:
Создавал в сметане тягу,
Что вареник сам в рот плыл.

У Вакулы челюсть книзу,
Помогите, добрый пан.
Нет терпенья. От капризов
Скверной девки мне труба.

Я готов хоть душу чёрту
Запродать, чем слышать срам.
Ты, казак, я знаю, тёртый,
Дашь совет – свинью отдам.

Да ступай ты к чёрту, парень,
И вечерять не мешай.
И вареником по харе
Залепил. Ну всё, прощай.

Дёрнул парубок7 из хаты,
Но споткнулся, ротозей.
Сатана орлом крылатым
Взвился вмиг, на шею сев.

Хлопец крёстное знаменье
Сотворил, и чёрт заглох,
Кроток стал в повиновеньи,
Лишь чесался, как от блох.

Оседлал Вакула чёрта
И воткнул под хвост будяк8.
Изогнул рога четвёркой:
Можно ехать хоть куда.
 
В поднебесье звёзд блистанье,
Щиплет холодом мудя,
Всяка нечисть вьётся стаей,
Спиздить месяц норовя.

Через Днепр – аки птицы,
Дальше – прямо в Петербург.
Смех и гам в ночной столице,
Во дворце царит сумбур.

Катерина-мать ярится –
Полон рот у ней забот.
Славу лучшей мастерицы
В ебле ей воспел народ.

Крепкой дланью и державу,
И хуи мужей зажав,
С царской силой, величаво
Телом жаждала забав.

Князь Потемкин, хоть без глаза,
Домогался царских ласк,
Строил избы без каркаса –
Вот пройдоха-ловелас.

Катерина не смущалась
Сплетен, пущенных двором.
В спальне смело размещались
Роты доблестных орлов.

Но придворные утехи
Настопиздили давно:
И гвардейцы без успеха
Ночевали под окном.

Для охраны запорожцев
Взяли в Царское село –
Полупьяны вечно рожи,
Люльки9 весом по кило.

К ним кузнец и приземлился –
Земляки всегда поймут.
Те, как раз побривши лица,
Приглашенья в Зимний ждут.

Будьте ласковы, панове,
Мне бы тоже во дворец.
Должен туфли взять зазнобе,
Коль не выйдет, мне – конец.

Казаки в беде не бросят:
Чёрт с тобою, не журись.
Нос не суй, пока не спросят,
И смотри, не поскользнись.

Через гром и блеск столицы
Мчат в карете ко дворцу.
Сало с мёдом, хрен с горчицей
На столах там к холодцу.

В окруженье фрейлин пышных –
Начинающих блядей,
Катерина в залу вышла
Поприветствовать гостей.

Лбом Вакула рухнул в юбку,
Начал щупать башмаки.
Государыня, голубка,
Не казни, а помоги.

Вот такие черевички10
Мне бы жинке подарить,
Чтобы эта истеричка
Не могла меня корить.

Катерина улыбнулась
И присела на престол:
А ты миленький, Вакула…
Я в ебаках знаю толк.

Подвигайся, сокол, ближе,
Разгляжу тебя в упор.
Хорошо теперь я вижу:
Вызываешь ты задор.

Черевички с царских ножек
Снял заботливо кузнец
И меж ног небритой рожей
Влез, икнув: О, цэ11 пиздец!

Расщеперенная мякоть
Цвет пунцовый обрела,
Знать, намедни драл коняка –
Эк пиздища расцвела.

Вид царицыной пиздени
Вверг парнишку в полный транс.
Пал пред нею на колени:
Дай лизнуть хотя бы раз.

Государыне неймётся,
Юный пыл польстил душе.
Хоть стара – ещё ебётся,
Раком став перед псише12.
(Раком стоя под псише.)

Чтоб ощупать претендента,
Ножкой голой щасть в мотню…
И опешила, конкретно
Ощутив там всю хуйню.

Сколько лет ебусь я смачно,
Не встречала молот-хуй.
Горячит пизду удача
Аж до судорог в паху.

Как тисками крепко сжала
Между чреслами балду.
И по-девичьи дрожала,
Норовя загнать в пизду.

Так и эдак Катерина
На кувалду хочет сесть.
Невдомёк, что и хуина
У Вакулы тоже есть.

От царицыных движений,
Страстных стонов, криков «ах»,
В хуй проникло возбужденье,
И он встал, отринув страх.

Тут царицу осенило,
Чем отъёб её кузнец.
Но в елде – побольше силы!
Ох, всади же наконец.

Расстегнул Вакула пояс,
Сбросил на пол кобеняк13…
Лучше б Кате лечь под поезд,
Чем под хлопца-кобеля…

Утром вышли из алькова
В раскорячку, чтоб поссать.
Свет не видывал такого,
Обосраться и не встать.

От балды – лишь рукоятка,
Хуй с пиздою – в синяках.
Чёрт побрал бы эти блядки –
Плакал бес, держась за пах.

Так что, дались черевички
Для Вакулы нелегко.
То не девок за косички,
Ебля царская – тяглò14.

Но не время развлекаться –
Чао, Катя, ждут дела
Нас на хуторе Диканьском.
Дёрнул хвост, как удила…

Да повесился Вакула,
Сам вчера про то орал.
Что ты мелешь спьяну, дура.
В прорубь ночью он упал.

Гул стоит от пересудов,
Спорят бабы, рвя платки.
Хлопец гарный, хоть ублюдок ,
Добре он ковал замки.

А маляр15 какой был важный!
Славно чёрта расписал.
У Оксаны очи влажны:
Помнит, как он приставал.

Ей тогда не быть бы стервой –
Всё бы сладилось уже.
И потешилась бы первой
Еблей лёжа неглиже.

Но уже прошла обедня,
Близок вечер, хлопца нет.
Что же делать девке бедной?
Жить без ебли в двадцать лет?

Чёрт спикировал под хату.
На прощание кузнец
Розгой выписал оплату.
Стал сбираться под венец.

Получив «добро» от тестя,
В церкви выставил свечу
И отправился к невесте.
Та ответила: хочу.

Вот на этой доброй ноте
Я закончу свой рассказ.
Хутор ёбся вновь с охотой,
Каждый день по многу раз.

 Рим, 15 – 25 апреля 2007

• 1. колядки – 1) святочные народные песни; 2) маленькие выпечные изделия из ржаного пресного теста с различными начинками.
• 2. балда - тяжелый молот весом 5-8 кг, применявшийся при горных и кузнечных работах.
• 3. шаровары - широкие штаны особого покроя, обычно заправляемые в сапоги.
• 4. голова - председатель некоторых выборных органов (в России до 1917 г.).
• 5. шинок - небольшое питейное заведение; кабак.
• 6. корчага - большой, обычно глиняный сосуд, служащий для разных хозяйственных надобностей.
• 7. парубок (укр.) - юноша, парень.
• 8. будяк - растение семейства сложноцветных с колючими листьями; осот.
• 9. люлька - трубка для курения табака.
• 10. черевички - женские сапожки (обычно остроносые и на высоких каблуках) или любые женские башмаки.
• 11. це (укр.) – это.
• 12. псише - старинное зеркало в раме с особыми стержнями, благодаря чему его можно устанавливать в наклонном положении.
• 13. кобеняк - украинская мужская верхняя одежда в виде плаща с капюшоном.
• 14. тяглò - государственные повинности крестьян и посадских людей в Российском государстве в XV в. - начале XVIII в.
• 15. маляр (укр.) – художник.