Влюблённые

В Нормандии тоже есть солнце.
И скалы – почти как у нас.
Но вышло же так, что бретонцы
И этот сложили рассказ.

В Нормандии, Нострии прежней,
Как ты ее ни назови –
Все знают о хрупкой и нежной,
И пытку прошедшей, любви.

Там помнят, как все это было.
…Был город, где речка текла.
И дама сеньора любила,
И дочку ему родила.

Девчушка красива как Ева,
Как евина лучшая дочь.
Но тут умерла королева,
И город окутала ночь…

Король никого не допустит
К бесценной дочурке своей.
Король ни за что не отпустит
Ее к сыновьям королей.

Так что же? Тогда приговора
Никто не отменит уже?
Не думаю. Видимо, скоро
Душа устремится к душе.

Раз девушка хочет на волю –
Когда-то придется отцу,
Пройдя по широкому полю,
В густом оказаться лесу.

Он дочке своей, олененку,
Не будет стоять на пути.
И тихо-претихо в сторонку
Придется отцу отойти.

Но раньше, чем ветер бы дунул
На пух моих легких стихов,
Король испытанье задумал
Для юношей, для женихов.

Все, может быть, в том состояло,
О чем я молчу до поры.
Сие государство стояло
На склоне высокой горы.

Народ этот даже гордился
Недоброй ее высотой.
И редкий герой находился –
Дойти до вершины пустой.

Пусть каждый жених, что приходит
С румянцем на пухлых щеках,
К той самой вершине восходит
С принцессой моей на руках.

Кого же гора не замучит,
Кто сможет ее превозмочь –
Тот парень невесту получит,
Мою несравненную дочь.

***

И юноши, мальчики, дети
По зову собрались окрест.
Но все же ни те и ни эти
Себе не добыли невест.

Не так-то легко это было –
С девчонкою через плечо.
А может, она не любила,
Пока не любила еще.

Принцесса тиха и бледна,
А все же одна и одна.
А нету, увы, женихов –
Не будет тебе и стихов!

***

Но вот ведь остался в этом краю
Юный граф, молодой господин,
Который желал бы удачу свою
Попытать один на один.

Бывало, на празднике он напевал
Два-три игривых стиха…
Довольно успешно себя выдавал
За бравого жениха.

Ну, вот и случилось такое, чему не помочь.
Конечно, влюбилась в него без оглядки затворница-дочь.
Конечно, призналась она в лихорадке ему.
И что оставалось, как не полюбить самому?

Вот чаще, чем надо, их люди встречают вдвоем.
Все чаще и чаще – вдвоем в королевстве своем.
Все можно исправить: бежать и судьбу превозмочь.
…Не хочет оставить отца его верная нежная дочь.

***

Послушай, друг милый! – девица сказала ему.
Я знаю, что силой иной ты владеешь, и вот потому
Мне больно и думать, как в гору, со мной на руках,
Ты в раннюю пору к вершине пойдешь в облаках.

Я знаю наверно: тебя мое сердце зовет.
Езжай же в Салерно – там тетка родная живет.
Чудесною силою тетушка наделена:
Возьми же, мой милый, записку – поможет она.

И тетушка сварит напиток тебе колдовской:
Усталость не свалит, ее будто снимет рукой.
И жар твой остудит , и мускулы станут как медь –
Достаточно будет, чтоб гору вдвоем одолеть.

Пройдем испытанье – как птицы, легки и чисты.
Отец мой суровый, и я, мой любимый, и ты.

***

Конечно, он мчится в Салерно к той тетке верхом.
Конечно, он мнится себе даже не женихом.
Не знает что выйдет – не все можно чуять и знать.
Но, в общем, он видит в себе королевскую стать.

А тетка, пожалуй, читала с вниманьем письмо.
Дышало пожаром, оно полыхало само.
И женщина варит целительный сбор травяной
И юноше дарит с напитком кувшинчик резной.

***

Господи, Боже, Боже! – взывает суровый король.
Опять нашелся безумец, что принесет нам боль.
К чему эти состязанья, которые не прошли
Все лучшие наши дети, все рыцари этой земли?
Такую назначил цену я ангелу моему –
Что хоть сам выходи на сцену, чтоб и играть самому!

Уж и не знаю, кто смог бы дочку мою отнести
До той, на вершине смоквы, что в самом конце пути.
Не знаю, кому и досталось – рыцарь не на слуху…
Уж пусть бы она и осталась, овечка – отцу-пастуху.

***

И вот назначили день, испытанье начать пора.
Девица легка будто тень, не ест ничего с утра.
Юноша как в лихорадке – надо блюсти закон.
Милая, все в порядке, но пусть наш бесценный флакон
Пока при тебе побудет, ты уж меня прости.
А у меня-то будет, чего мне в руках нести.
Может быть, я, шутя, так и взлечу на склон?
…Господи, он дитя. Господи, мальчик он!

Пей! – говорит она. – Мы на половине пути.
Пей и выпей до дна, иначе нам не дойти.
Сердце ворчит «не верь!»,
Сердце вопит «успей!».
Сердце стучит как зверь,
Сердце хрипит «не пей!».
Пей! – говорит она. Вижу в глазах твоих тьму.
Пей сейчас же до дна! – она говорит ему.
Не пьет. А пути еще треть. Ни слушать, ни вопрошать,
Уже не может смотреть, уже не может дышать.
Вот и вершина, вот смоквы тяжелый ствол.
Верует что дойдет. Верует, что дошел.
Держит еще на руках девушку с тайничком,
И, не сказавши «ах!», падает с ней ничком.
Все пройдет, ничего, пей! – она шелестит.
…Тихо душа его в иные края летит.

Девушка держит флакон: Прочь от меня, колдовство!
Милый мой не спасен, я не спасла его.
Глупая моя плоть, разве ты суть любви?
Милостивый Господь! Сердце мне останови.

***

Король одолел подъем: обнявшиеся на краю,
Лежали они вдвоем, любовь защищая свою.
Мраморный саркофаг на гору принесли
И опустили их в жерло родной земли –
Двух неразумных детей, неразлучных Её и Его,
Веривших только в любовь, как в высшее божество.

Бретонцы любят свой дом.
Бретонцы любят гостей.
И помнят сказку о том,
Как двое нормандских детей,
Которым дали сердца –
А это тоже беда! -
Погибли как два птенца,
Выпавшие из гнезда.

* * *

Однажды я или ты,
Дождавшись своей поры,
Найдем ещё их следы
У подножья той самой горы