История Чингисхана и Тамерлана (по рукописи на чагатайском языке)

По изд.: История Чингисхана и Тамерлана // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии, Вып. XIX. 1907

Д. чл. Мухамед Садыкович Рамеев в 1904 г. принес в дар музею Комиссии старинную рукопись на Джагатайском наречии, которую Комиссия переслала д. чл. проф. В. В. Бартольду с просьбой просмотреть рукопись и дать отзыв. Г. Бартольд с крайней любезностью исполнил просьбу Комиссии и отзыв его здесь помещается (см. также вып. XVI, стр. 45, прот. засед. 26 нояб. 1904 г.). С Джагатайского на русский перевод сделав д. чл. А. В. Васильевым и Г. Г. Балгимбаевым.

«Рассмотрев присланную мне рукопись на Джагатайском языке, имею честь сообщить о ней следующие сведения. Л. 1б-11а содержит сочинение религиозного содержания (приводятся изречения пророка Мухаммеда по разным вопросам); с 11б-29б — легендарную историю Чингисхана (до л. 22б) и Тимура. Это сочинение (анонимное) было издано в Казани лектором Хальфиным в 1822 г. под заглавием: "Жизнь Джангиз-хана и Аксак Тимура"; вторая часть (история Тимура) вошла также в "Турецкую хрестоматию" покойного профессора И. Н. Березина. Присланная мне рукопись представляет, сравнительно с печатным текстом, много вариантов. Рукопись того же сочинения имеется в Британском музее в Лондоне (atdd II 725) и описана в каталоге Британского музея Rieu — p. L. 81б-282а. Там приведены данные, по которым это сочинение может [118] быть отнесено ко второй половине XVII века; генеалогия чингизидов обрывается на Касимовском царевиче Бурхан-Султане, о котором сказано, что он в стране русских сделался вероотступником. По историческим известиям этот царевич принял христианство около 1653 г.

Дальше (л. 29б-31б) помещен легендарный рассказ о царевиче Амете, не находящийся в книге Хальфина; после этого (л. 31б-32а) приводится фантастическая генеалогия мурзы Едигея, род которого производится от халифа Абу-Беира; эта генеалогия также находится в упомянутой книге Хальфина (стр. 83-85).

Вторая половина стр. 32а содержит перечисление некоторых татарских правителей и их столиц, помещенное в книге Хальфина на стр. 86. В конце рукописи (л. 32б) приводятся стихи персидского поэта Адеби.

В книге Хальфина (стр. 79-91) помещен еще летописный рассказ повидимому того же неизвестного автора, доведенный до 1733 г.; из этого можно заключить, что сочинение это было напечатано еще позже, чем полагал Rieu».

А. Васильев, А. Балгимбаев

Перевод А. Васильева и А. Балгимбаева

ПРЕДАНИЯ О ЧИНГИСХАНЕ.

У Ноя было 4 сына и 4 дочери; имена сыновей: Хам, Сам, Киньган и Иафес, дочери — Ряжаб, Захаб, Рахат и Ряжиб. Первая была родная ¹ дочь — от жены, а Захаб, Рахат и Ряжиб произошли, по молитве праведного Ноя, от щенка, кошки и осла. [119]

От Хама произошел народ арабский, от Сама — персы ², Киньган во время потопа погиб и потомков от него не осталось, от Иафеса произошли европейские народы ³; его еще называли Абульжаханом. От Абульжахана родился Бакырхан, от Бакырхана — Узьхан, от Узьхана — Кокхан, от Кокхана — Богдахан, от Богдахана — Карахан, от Карахана — Кун?миркан, от Кунамиркана — Ушам-Бурылхан, от Ушам-Бурылхана — Шамшуши, от Шамшуши — Лекаберди, от Лекаберди — Кашумерген, от Кашумергена Карадусан, от Карадусана — Тормакайшешен, от Тормакайшешена — Тумакулмерген, от Тумакумергеня — Дойан-байан, от Дойан-байана — Шынгызан (по татарски Чингисхан), от Шынгызхана — Юшихан, от Юшихана — Байан, от Байана — Байанхан, от Байанхана — Сыртакхан, от Сыртакхана — Биртакхан, от Биртакхана — Тогалыхан, от Тогалыхана — Токтагыхан, от Токтагыхана — Узбекхан, от Узбекхана — Джанибекхан, от Джанибекхана — Бердиекхан, от Бердиекхана — Султанхан, от Султанхана — Шабакхан, от Шабакхана — Муртазахан, от Муртазахана — Кошумхан (по татар. Кучумхан), от Кошумхана Арысланхан, от Арысланхана — Бурхан, который принял русскую веру ⁴.

Итак, начнем с Чингисхана.

В то время на берегу ⁵ Белого моря был город Малтаба, в нем был ханом Алтынхан; жену его звали Курлуяш, от которой родилась дочь, прозванная Гулямалик-Курукти. Дочь эту воспитывали в [120] совершенно темном 40-саженном дворце ⁶, куда не доходили ни лучи солнца, ни лучи месяца. Она была до того красива, что если взглянет на дерево — на нем являлись листья, взглянет на голую землю — выростала зеленая трава; когда она расчесывала свои волосы, то сыпался жемчуг, когда плевала — выбрасывалось золото. Одним словом, она была совершенство ⁷. К ней приставлены были подруги-служанки ⁸, главную из которых называли Уртхан.

Однажды, когда Гулямалик была уже совершеннолетней, она обратилась к Уртхан с следующей просьбой:

— «Выведи меня Уртхан, из этого дворца! Что это такое мир Божий!? Походит ли на этот дворец, или он что-нибудь другое?»

— «Мир — снаружи, — ответила Уртхан, — он представляет из себя широкое пространство ⁹; есть там солнце и луна, которые его освещают».

— «Покажи мне эти предметы», сказала дочь хана.

— «Если увидишь их, можешь умереть», отвечала Уртхан.

Но дочь хана не испугалась, а произнесла: «Хотя и умру, но хочу видеть их!»

Тогда Уртхан открыла окно. Лучи солнца проникли в комнату и Гулямалик лишилась чувств. Служанки перепугались и с плачем говорили: «Что мы скажем хану!?» Через час дочь хана пришла в себя, к общему удовольствию ее подруг, которые стали ее [121] спрашивать: «что она видела?» Гулямалик ответила: «От виденного иною света солнечного образовалось у меня дитя. Что вы скажете теперь родителям моим!»...

Любя свою дочь, отец ее, Алтынхан, навещая всегда свою любимицу в известное время. Однажды он пришел к ней и увидел, что дочь беременна. Он спросил ее: «Отчего у тебя появились на лице мятежи ¹⁰? Какая беда случилась!» С такою думою, опечаленный, он возвратился к себе и сказал своей жене:

— «Ах, Курляуш, со дня нашего супружества не было у нас еще такого постыдного дела: с дочерью случилась беда! Что будем теперь делать?!

Курляуш на это ответила: «Выдать ее замуж за кого-либо из здешних — неудобно, много будет разговоров и дурных предположений, так как люди все равно, как дьяволы. Прибегнем к хитрости: пустим ее в корабле по морю!»...

Устроили корабль, наполнили его золотом, серебром и большим запасом пищи; посадили в него дочь, и 40 девиц служанок с сизыми голубками; для освещения устроили плошки ¹¹ и пустили корабль в море, ночью ¹² (?), пожелав ему благополучия ¹³!

Прошло несколько дней. В это время сын Турумтай-шешеня Тумакул-мерген охотился далеко от своего дома, при нем было 40 сверстников и 1 караульщик — Шаба-сокур, прозванный так потому, что был с одним глазом. Он-то и сказал Тумакул-Мергену: «Там вдали что-то чернеет»... — «Что же это такое?» [122] спрашивает Тумакул. Шаба-сокур отвечал: — «Это какой-то золотой корабль, хотя трудно разобрать; завтра к обеду он подойдет сюда».

Действительно, к этому сроку корабль подошел к берегу. Он был золотой но входа в него не было — не знали, как войти в него. Тут нашелся Шаба-сокур, который сказал: «Эй, Мерген, стреляй в корабль! »

— «Как стрелять, — возразил Тумакул, — прямо или вкось?»

Шаба-сокур был родом Туркменец, он сказал: «Если будешь стрелять прямо, можешь убить того, кто внутри, — стреляй лучше вдоль борта корабля ¹⁴».

— «Хорошо, в таком случае я выстрелю из лука вкось!» сказал Тумакул и выстрелил. Три доски от стрелы выпали ¹⁵. В отверстие вышла красавица Гулямелик Куректи с 40 сверстницами, голубками и попугаями; их взял себе Тумакул, а корабль достался Шаба-Сокуру.

Красавица Гулямелик сказала Тумакулу: «Теперь я навсегда твоя, но в данное время ты не касайся, меня, так как я беременна и притом не от человека, a от солнца». Тумакул на эти слова не обращал внимания, говоря, что для него это безразлично. Тогда Гулямелик сказала: «Я была как сокол на небе и села на твое дерево ¹⁶; ты герой и я не буду тебе противоречить, только бы исполнилось мое желание». «Хорошо, сказал Тумакул, я исполню его». [123]

В тот же вечер они поставили палатку ¹⁷.

«Теперь я вижу, сказал Тумакул, что ты забеременела от солнца, иначе ты не была бы девицею ¹⁸!» и стала она ему еще более мила.

Гулямелик сказала: «Ты не поверишь, быть может, что я не знала мужчины в жизни». Но тот сказал; «Ты и беременна и вместе девица, такая может достаться лишь особенно счастливому человеку и я такую именно искал». Тут Гулямелик сказала: «Умей ценить меня». А он говорит: знак моей любви к тебе, пусть отныне моим любимым деревом будет сосна, соколом моим — сашиннарагай, а тамгой моей пусть будет ашамай». Отсюда и произошло название «ашамай тамги» (х).

Через некоторое время явился на свет Божий ребенок, которого назвали Тангребергенем-Доян-Баяном.

Несколько дней спустя, отец Тумакул-мергеня Турумтай-шешен умер и Тумакул, возвратившись на родину, сделался ханом.

Затем, у Гулямалики родились еще два сына: Боденетай и Болектай.

По рождении этих детей Гулямалик стала печальна.

Заметив это, муж спрашивает ее: «Обыкновенно, когда рождаются мальчики — радуются; что же ты кручинишься?»

— «Я скорблю за первого сына, — ответила жена, — ибо, по пословице нашей: "кто поведется с куланами, тот будет резвиться на цветах; а кто подружился со [124] свиньею, тот будет валяться в грязи"; или по другой: "кто не ханского рода — тот не для народа; кто не знает своего положения, — бывает ненасытным... ¹⁹". А потому Боденетай и Болектай — не для народа. Я — дочь льва; придя к тебе, что хорошего я увидела!»

Тумакул сказал: «Не говори больше... я понимаю...»

Но она продолжала: «После твоей смерти Боденетай и Болектай разделят твой народ (и будут царствовать); а сын мой, Дуян-баян, рожденный от света, ничего не получит и вот о нем-то я и скорблю!... Отправь-ка лучше Боденетая и Болектая к калмыкам».

Послушался муж и отправил их к калмыкам, дав каждому по 7-ми провожатых.

Братья поселились среди калмыков, построив дома ²⁰. От них то и произошли калмыцкие ханы ²¹.

Между тем, отец с матерью женили оставшегося дома старшего брата их Дуян-баяна на Алангу — дочери младшего из семи сыновей Алтынхана — Тулекти.

От их брака произошли три сына: Боденжар, Конжар и Сальжут. От Боденжара пошел род кыйатовцев, а от Сальжута — китайцы. Тамакул был ханом 20 лет; после него — Дуян баян — 19 лет. Последний однажды, собрав свой народ, сказал: «Я думал умереть вместе с женой, но вижу: смерть моя приближается. Я умру, а вы останетесь. К вам у меня есть слово: все три моих сына недостойны управлять народом после меня. Жена моя останется вдовою, но я [125] приду после моей смерти ²² и у нее, родится хороший мальчик» Прошу вас, народ, подчинитесь, ему! Знаком этого будет служить; после смерти я буду гореть как солнце, выйду в виде волка. Так и знайте».

Слова эти распространились в народе.

Когда Бодентай и Болектай услыхали о смерти старшего брата, то пришли: из калмыцкой земли ко вдове и видят, что она убита горем по случаю смерти мужа. Они сели на лучших лошадей брата и поехали на охоту на гору Байыртау. Там охотились на сайгаков. Одного поймали живым и направились домой. В это время из лесу вышла навстречу им толпа народа ²³. Они спросили: «Что вы за народ и откуда?» Мы из китайского города, говорили те, и вот уже 3 месяца, как его оставили ²⁴. Мы голодны, будьте милостивы: дайте нам этого сайгаченка!..» Те сказали: «Зачем же вы бежали от своих ханов?» Толпа отвечала: «Правители наши испортились, мы не стерпели и убежали».. Охотники оказали: «В таком случае мы не дадим целого сайгаки, его мы везем для доставления развлечения оставшейся по смерти брата нашего вдове!» Толпа говорила: «Если так, то возьмите одного мальчика у нас, а сайгака дайте нам». Охотники дали одну лишь заднюю ногу сайгаченка и получили мальчика, сказав: «Он будет хорошим развлечением дли вдовы». Мальчика этого назвали Бален, а по отце он был Мангкытай-дульжа.

И таким образом, сын знатного бия Бален был отдан из-за голода за одну: сайгачью ногу!... [126]

По возвращении домой мальчика вручили вдове, которая, узнав о его знатном происхождении, позаботилась о надлежащем воспитании. Сами братья стали проситься домой — к калмыкам, в виду дурного известия относительно Манкытая.

Вдова на это сказала: «Побудьте еще несколько дней. Мои три сына не уважают меня, испортились, своевольничают и причиняют обиды. Наставьте их на добрый путь».

Подвигай я Болектай ответили: «Ах, сношенька, наши наставления им заключаются в том, чтобы они соблюдали тишину и оказывали уважение, слушались старших и передовых людей, ибо признак благоустроенного народа — полное благополучие в их хозяйстве и сокрытие от врагов тайны, почтение к старшим и расположение младших к их услугам; напротив, в неустроенном народе — родных своих хулят, чужих хвалят, братьев и родичей не уважают, младшие перебивают разговоры старших, дети — разговоры отцов, допускают насмешки (друг над другом). Кто поступает по совету старших, тот настоящий человек. Если весь народ будет слушаться совета одного старшего и исполнять его волю, то народ такой не пропадет ²⁵. Кто не услуживал султанам, тот, если ему придется это делать, захочет питаться, и человеческим мясом, Кто не имел скота, и потом сразу получит его, тот сделается гордым. Подобные люди и богатых считают бедняками, хороших — дурными, родовитых — неродовитыми. Где такие люди, — там нет единодушия. Знающие пусть остаются при своем звании, а незнающие — пусть учатся. Но нужно помнить, что не следует [127] обращаться за советом к пекарю, кузнецу и котельщику; ибо каждый из них знает только свое ремесло и его хвалит, между тем как опытный — хвалит всегда хлеб ²⁶. Пусть братья, покаявшись, надеются на Бога и обратятся за советом к старшим, нерядовым людям. Более этого мы не можем дать никаких наставлений».

Сказав это Бодентай и Болектай уехали домой — к калмыкам. Племянники, однако, не дослушались их; по прежнему не почитали мать, были бессовестны, не уважали старших лиц, самовольничали, отбирали у богатых лучших верблюдов, иноходцев, аргамаков; у передовых лиц отбирали дочерей.. Вследствие таких поступков народ взволновался и пришел к матери их со следующими словами: «У нас остались только кости да кожа, дольше терпеть не можем!» Мать на это сказала: «Они и моих слов не слушают; ведь покойный Дуян-баян говорил, что они разорят народ и что родится еще сын, который и будет управлять народом». Народ, услыхав это возрадовался. Весть эта быстро распространилась и все ожидали с нетерпением появления новорожденного.

Между тем, три старших сына Дуянбаяна, узнав об этой вести и рассердившись, пришли к матери и говорили: «Мы слышали твои лживые слова!» А мать говорила; «Ах, вы злодеи, почему вы называете их лживыми?» — «Как же не считать их лживыми, говорили дети, когда ты говоришь, что ты беременна сыном и вводишь (в обман народ, а нас не считаешь за детей. С чего у тебя появился ребенок, которому ты дала уже имя Мани, не с воды ли, которую ты пьешь?! [128]

Не похожа ли ты на ту курицу, которая, валяясь в золе, носит яйца без петуха? Не мать ли ты Куа, которая, покушав пены, стала оттого беременною? Вот уж несколько лет прошло, как умер муж твой, а ты обманываешь народ свой, говоря, что беременна. Не от Мальчика ли Балена, купленного за заднюю ножку сайгаченка?!»

Тогда Алангу обратилась к народу с вопросом: «Чьи это слова — народа или их (детей ее)?» Народ с гневом единогласно закричал: «Это слова — твоих Детей». На это Алангу говорит: «Вы также, пожалуй, не поверите; лучше назначьте караул из 3-х людей: ведь сказано, что пред появлением новорожденного явится светило, которое обратится потом в волка и уйдет».

Народ ничего на это не сказал, приставив незаметно для Алангу 3-х лиц для наблюдения: Пшака, Еря и Одаша. Они стали сторожить. И вот, однажды, с неба сошел свет ²⁷; они с испуга лишились чувств; но, опамятовавшись через некоторое время, спрашивали друг у друга: «куда девался тот свет?» Никто не знал. «Будем, говорили они, внимательнее наблюдать: должен же он выйти волком?!» И действительно, чрез некоторое время серый волк, величиною с лошадь, вышел наружу, посмотрел назад и ушел в лес. Все это хорошо видели наблюдавшие и передали сыновьям Алангу, добавляя, что теперь должно сбыться все сказанное ею.

Алангу никто уже не беспокоил и вот чрез некоторое время она родила сына. У него был золотой клочек волос на верхушке головы, на спине печать [129] имени Джабраила; лицом он был очень красив, так что, кто его раз видел, не мог оторваться от него и готов был принести ему (в подарок) и коня, и одежду.

Вот так и начал расти Чингиз. Возмужав, он был справедливым к народу, полезным для него и народ стал его во всем слушаться, восхваляя его и называя его лучшим сыном хана.

Братья стали завидовать ему, говоря: «наша дружина и народ почитает незаконнорожденного ²⁸. Уничтожим его, иначе нам не будет покоя». Но народ, услышав об этом, сказал, что он не позволит этого сделать, потому что Чингиз более их достоен быть ханом и посоветовал им, взамен того, разделить наследство (заключавшееся в скоте), добавив, что если этого они не сделают, то народ сам разделит наследство. После этого братья не решились выполнить свой план открыто, ибо видели, что народ предан Чингису, а задумали убить его тайно. Отцовское богатство разделили они между собой, только не могли разделить драгоценного золотого лука. Не зная, как его оценить, пришли они к матери, условившись между собою в том, что получит его тот, кому передаст она ханство; они сказали ей: «Мать! Кому ты, сжалившись, присудишь ханство, тому пусть достанется и этот золотой лук». Алангу отвечала: «Кто хулит, дети, свой народ, тот получит возмездие от другого; а кто хулит свою мать, тот будет терпеть обиды от врагов. Коварные! будете ли вы слушаться меня?» — «Будем!» отвечали все трое в один голос. «В таком случае, сказала мать, пусть каждый из вас выставит свой [130] золотой пояс на солнце, у окна, и тот, у кого он будет ярко блестеть (издавая свет), тот будет и ханом и владетелем драгоценного лука».

Братья одобрили такое решение; сняли с себя золотые пояса и выставили их на солнце. Но ни у кого из них пояс не светил. Наконец, выставил, свой шелковый пояс Чингис и от него стал исходить свет. Увидели братья это, удивились и говорили: «мать наша волшебница»... С такою дурной мыслью они ушли от матери, порешив, во что бы то ни стало убить Чингиса.

Чингис знал это и, опасаясь их мщения, стал совещаться с своими приближенными, намереваясь уйти к киргизам. И вот, с тремя своими сверстниками приходит он к Алангу и говорит: «Матушка! Я ухожу отсюда на вершину той речки, где черная гора "Куркурлен"; там я буду жить и буду посылать тебе клочки птичьего пера: увидишь ты их плывущими по течению, знай, что я жив! Там я медведей заставлю рычать, львов — заставлю скакать. Кто пожелает отыскать меня, пусть явится туда».

Мать со слезами рассталась с Чингисом.

На другой день народ пришел к Чингису на свидание, но уже его не застал. Заплакали все, пришли к Алангу и спрашивают: «где наш хан, начальник Чингис?» Алангу сказала: «Ваш хан ушел к киргизам».

По уходе Чингиса, бритья его Боденжар, Конжар и Сальжут стали своевольничать и обижать народ. Разобиженный народ не мог выносить этого — пришел, к Алангу и со слезами на глазах говорил: «Зачем ты лишь показала нам Чингиса, а потом отпустила его: лучше бы ты совершенно не показывала его нам на глаза». [131]

Алангу отвечала; «в таком случае я скажу вам, что он ушел утром», а когда они спросили: «куда?» — то Алангу сказала: «Идите к этой реке — Текелик и смотрите на нее: там получите от него весть». Народ пошел к реке, но ничего на ней не видит, кроме птичьего пуха. По возвращении народа к Алангу, та спрашивает: «что же вы видели?» Народ отвечает; «кроме клочков плавающего птичьего пуха ничего не видали». Тогда Алангу говорит: «Вот этот пух и есть весть от сына Чингиса. Теперь вы можете отправиться искать его прямо по этой реке Текелик на верховье ее, где гора Куркурлен; на этой горе есть шесть деревьев, там-то и живет Чингис, занимаясь охотой на птиц, пух которых он и бросает в реку (так он, уходя, говорил сам). Главная особенность этой реки та, что она днем разливается, так что вода выходит из берегов, ночью же она убывает и река входит в берега. Идите на указанное мною место и ожидайте прибытия Чингиса. Если кто спросит вас, откуда и зачем вы, отвечайте: "дун-дуйен!" Приметы моего сына Чингиса следующие: красивое лицо, в белой одежде и шапке, с золотым луком, печатью Джабраила и на сивой лошади; если он ударит лошадь кнутом, то исчезает из виду. Если увидите такого человека, это и будет Чингис».

Посланные за Чингисом люди были: 1) Майкы-бий, 2) Калдар-бий, 3) Уркеш-бий, 4) Кипчак-бий, 5) Тамиан-бий, 6) Керейт-бий, 7) Кунрад-бий, 8) Темиркутлу-бий, 9) Тулак-бий, 10) Толенгут-бий. Вот эти-то 10 биев и вознамерились ехать искать Чингиса. Только четыре бия: Кунрад-бий, Хитай-бий, Санжут, Кийат, из коих последние трое имели большое влияние в народе, затруднялись ехать за Чингисом, не желая обидеть своих местных [132] правителей и не желая искать хана вдали. За исключением Кунрада, который отсоветывал ехать за Чингисом, остальные, не обращая внимания на его советы, все же поехали к нему. Майкы-бий взял у матери Чингиса перстень с печатью, не поставляя об этом в известность других своих товарищей.

И вот они дошли до указанного места, взобрались на гору, где было шесть деревьев, осмотрели кругом и видят вдали два дворца: белый и синий. Они не вошли в них, а остановились на «Черной горе». Кругом было тихо и только через неделю они услышали голос, подобный карканью вороны и разговору человека. Затем, они увидели, что к ним на гору идет какой-то мужчина, но они ничего не говорили и лежали спокойно на земле.

Наступило утро. Зарычал где-то медведь, заревел лев... Тут-то посланные догадались, что здесь живет Чингис; побежали посмотреть и увидели Чингиса на сивой лошади, в белой одежде, с золотым луком, по красоте похожего на Джабраила. Чингис спросил. «Что вы за люде и зачем преследуете меня?» Посланные ответили: «дун-дуйен!» Услыхал эти слова Чингис, ударил лошадь плетью и исчез ²⁹. Заплакали послы и решили возвратиться на старое место.

Наступило другое утро, но кроме крика птиц они ничего не слыхали. Так они прождали на горе 2-3 дня.

Но вот, однажды, рано утром снова они услышали знакомые звуки — рычание медведя и рев льва; из чего они заключили, что Чингис выехал на охоту. С радостью бросились к нему на встречу и опять увидели его. [133]

Чингис, считая их за воров, сказал: «кто вы такие и что вы всегда за мной следуете?!» В ответ они закричали в один голос: «дун-дуйен!» Увидя их слезы, Чингис и сам заплакал и сказал: «Зачем вы сюда приехали?» Те отвечали: «Следуя за тобой, мы готовы умереть». Тут Чингис сказал: «Кто вас направит сюда? — «Смиловалась над нами, — отвечали они, — мать твоя, Алангу и сюда направила нас».

— «В таком случае, говорит Чингис, есть ли у вас какое нибудь тому доказательство?»

Все стояли, не зная, что сказать. Только Майкы-бий вынул из кармана перстень с печатью и показал Чингису. Тот узнав, что это перстень матери, улыбнулся и говорит: «Если я буду ханом, то должность бека (беглек) пусть будет за тобой, Майкы-бий; если бы ты не доставил перстня матери, то я рассердился бы на вас, так как вы, а равно и другие бии для меня ничего не значили. Не обижайтесь на это, ибо вы мои теперь друзья, идемте в мою кибитку». Взошли они в дом (сарай), прожили там неделю, пили опьяняющие напитки и кушали разные явства.

Чингис сказал: «вы отыскиваете меня по предварительному решению общества; а сколько подведомственно вам народа?» Они поднялись на ноги и, кланяясь, говорили: «мы здесь 10 человек — старшие главари, от 9 родов и только Калдар-бий от себя. Мать твоя Алангу поддерживала нас в этом решении. Кунград не согласился с ним и остался у своих родовичей; а мы пожелали видеть лицо твое и присоединиться к тебе. Теперь желание наше исполнилось: мы и народ наш отныне в твоих руках».

Чингис сказал: «о, почтенные бии! с сего дня я с вами и вы со мной!» Услыхав это от Чингиса, они [134] очень обрадовались и преподнесли ему своих лошадей в подарок, испросив на то его разрешение. Затем Чингис им сказал: «как вы меня повезете: у меня много вещей». Калдар-бий ответил: «я сделаю одну вещь, на нее мы и наложим» и сделал телегу. Если спросят: кто первый сделал телегу, знайте, что имя Калдар-бий Баленев. Нагрузили они вещи на телегу посадили на нее Чингиса и отправились к своим.

Через несколько дней они добрались до города послав спросить Алангу о разрешении остановиться Бии не знали, кому из них первому идти во дворец, вслед за Чингисом, а потому Майкы-бий предложил вопрос: «кто должен взойти — бык, который вез телегу, или хозяин, управлявший им». Чингис ответил: «прилично ли быку взойти раньше хозяина?!» И Майкы-бий взошел первым, заняв место с правой стороны хана. Другие расселить после него.

На другой день они напали на аулы, бии которых не поехали к Чингису, а именно: Боденжара, Конжара, Сальджута и Кунграда, — всех они перебили вместе с народом. У Кунград-бия была сестра — Бортакшин, она успела скрыть детей четырех убитых биев: Боденжара, Конжара, Сальджута и Кунграда. Узнав об этом, народ доложил Чингисхану. Тот рассердился и сказал: «идите, приведите сюда этих детей». Они явились к Бортакшин и сказали: «тебя требует Чингис, скорее пойдем!» Та ответила: «хорошо, пойду». И затем встала, накинула верхний костюм, надела расшитые туфли, на голову — шапку чернобурой лисицы, захватила с собой 4-х мальчиков, из коих одному было 10, другому 11, третьему 13 и четвертому 4 года, отличавшихся красотою; но сама Бортакшин была красивее всех — ей не находилось равной соперницы в то время: [135] косы ее — в 40 саж. — две женщины носили позади на золотом блюде. Народ говорил ей: «ах, Бортакшин, будучи такой красавицей, почему ты совершила такое дело; — скрыв этих детей, сделалась воровкой!» Бортакшин отвечала: «зачем вы называете меня воронкой; если я и стала воровкой, то пред ханом». Ее привели в хану. Увидев ее красоту и длинные волосы, хан удивился и сказал: «Бортакшин, зачем в моих глазах явилась ты воровкой? Зачем скрыла этих детей?» Та, умоляя, говорила: «я стала воровкой из сожаления к тебе». — «Каким образом?» спросил Чингис. Бортакшин сказала: «я думала, что твоей душе трудно будет ответить за участь этих детей». «Почему?» сказал Чингис. — «Во времена Ноя, ответила Бортакшин, Господь послал неверным потоп; потопил их и уничтожил; но чтобы не прекратился род человеческий спас лишь тех, кто был в корабле Ноя. Ты — хан, не раб ли Божий? ведь и лев, когда бросается на сайгака, если перескочит его, то не возвращается к нему и освобождает его; а ты человек, потому освободи меня и этих детей. Народ в гневе, не зная их происхождения, мог убить и тем прекратить род; чтобы этого не произошло, я и решилась скрыть их».

«Ради хороших твоих слов, сказал Чингис, а также ради твоего сердца, подобного по широте морю, избавляю от ста смертей, только не оставь меня без внимания и не уходи от меня». Тогда Бортакшин сказала: «если ты любишь меня, то я — твоя». Хан, услышав это, обрадовался. Полюбив друг друга, они стали законными супругами, устроили пир и веселились.

От Бортакшин у Чингиса родилось четверо сыновей: Юшихан, Джидяйхан, Керейтхан и Таулейхан. Чингисхан, будучи справедливым и добрым, благодаря [136] преданности своего народа, завоевал много орд и, таким образом, имя свое (славу о себе), распространил по всему миру. Чингис всем своим биям, которые приезжали к нему, а также и другим биям, указал известное место, каждому дав особую тамгу, особую птицу, особое дерево.

Раздав места посланным биям, Чингисхан составил из них один народ и сказал первому из них Кыайту Будянжарову: «пусть твоим (любимым) деревом будет сосна, птицей — сокол, ураном твоим (народным кличем) — "араушан", тамгой — знак верблюжьего седла»; другому — Сепкилю Кунградову сказал «пусть твоим деревом будет яблоня, птицей — кречет, ураном — "кунград", тамгой — знак полной луны». Потом обратился Чингис к Майкы-бию: «пусть твоим деревом будет черное дерево, птицей — орел, ураном — "салават", тамгой — знак козла». Затем сказал Ордаш-бию: «о, ты, с тысячею стрел Ордаш-хан». С тех пор и осталось за ним это название. Ордаш был очень храбрый человек; в битву он выходил, вооружившись тысячью стрел. Ему Чингис сказал: «пусть твоим деревом будет береза, птицей — ястреб, ураном — "алаш", тамгой — знак пары ребер». Далее обратился он к Тамиен-бию, сказав: «пусть твоим деревом будет ива, птицей — ворона, ураном — "тотия", тамгой — знак крюка». Кипчак-бию назначил деревом — «карама», птицей — беркута, ураном — «токсаба», тамгой — знак гребня. Жумарт-бию назначил деревом вяз, птицей — пустельгу, ураном — «актайлак», тамгой — знак вил. Обращаясь к другим, Чингис говорил: «Керейт-бий! пусть твоим деревом будет липа, птицей — гусь, ураном — "арбур", тамгой — знак глаза. Мойтак-бий! пусть твоим деревом будет "мийдяш", птицей — [137] журавль, ураном — "байгуан". Буржан-бий! пусть твоим деревом будет дуб, птицей — "кошелген", ураном — "актуган", тамгой — "жагалбай". Буркут-бий! твоим деревом пусть будет клен, птицей — "хот-хот", ураном — «борх», тамгой — изображение арабской буквы "аин". Кытай-бий Каганжаров! твоим деревом пусть будет "артш", птицей — дудак, ураном — "тяйлек", тамгой— "сердей". Калдар-бий! твоим деревом пусть будет сандал, птицей — голубь, ураном — "арнау", тамгой — уполовник. Шальжут-бий! пусть твоим деревом будет "куйруш", птицей — "куйлау", ураном — "барлас", тамгой — изображение дома. Темир-котлу-бий! пусть будет твоим деревом шырык (гниль), птицей — сорока, ураном — "табан", тамгой — знак половины гребня». У самого Чингисхана ураном было — «жанкаба».

Назначив всех этих биев военачальниками (аскер-басы), Чингисхан отправил их для завоевания орд. Каждый из них находил своих среди многочисленного войска по уранам. Названия всех уранов следующие: у Чингисхана — «жанкаба», других — «уржан», «кунград», «салават», «алаш», «тотия», «токсаба», «актайлак», «абур», «байгуан», «актуган», «борх», «тайлек», «арнау», «барлас» и «табан». Когда выезжал Чингисхан на охоту за сайгаками, то названные военачальники выезжали с ним вместе со своими птицами, название которых следующее: у Чингисхана — двухглавый кур-кус, у других: кречет, сокол, орел, ворона, беркут, пустельга, гусь, журавль, хот хот, дудак, голубь, сорока и др. Деревом у Чингисхана было — шынар, у других: черное дерево, яблоня, береза, осина, вяз, липа, мыйлат, дуб, клен, сандал и др. Тамгой у Чингисхана было — птичья голова, у других — знак верблюжьего седла, знак луны, знак козла, [138] знак пары ребер, знак крюка, знак гребня, знак вил, знак глаза, жагалбай; изображение арабской буквы «аин», «сердей», уполовника, изображение дома, знак половины гребня.

Каждому военачальнику дал для войны по кольчуге с отдельной для каждой названием. Кольчуга Чингиса называлась «буян»; старшего сына его Юшы — «каратау», второго сына Джудая — «алтын садык», третьего сына Тутея — «от жуйрок» (огненное сердце). А у военачальников они носили названия: у Кыята — «кала» (город), Кунграда — «ай колтук» (под мышкой луна), Майки — «сяни»(?), Урдаша — «шеше-гуш» (материн глаз), Тамияна — «куйлексе», Кайгаку — «кок жага» (синий воротник), Жуморта — «он кырыш». Керейта — «аделем» (справедливый мой), Муйтака — «катты кабак» (суровые брови), Боржана — «кутту» (счастливый), Буркута — «курляш», Кытая — «без калпак» (шляпа из корня), Калдара — «шака-турган» (кусающийся), Саль джута — «кау-буршук» Темир-кутлы — «бузаубас» (телячья голова).

Однажды Чингис с сыновьями и военачальниками своими выехал на охоту, где встретили сайгака видом с тигра; все, прицелившись, выстрелили в него, но не попали. Тогда трое погнались за ним и, догнавши, пристрелили его. Это были: сын Конграда Секле, второй — Ордаш (прозванный Мынгсадакты), а третий — Тамиян-бий. Убитого сайгака они доставили Чингису. Тот удивился их храбрости и дал каждому в награду по 1000 руб., и восхвалял их храбрость на каждом собраньи.

В другое время они выехали опять на охоту и увидели сайгака из породы «булан». У Боржан-бия был скакун, на нем он догнал булана, схватил за хвост и притащил к Чингису. Тот за это наградил его 50-ю рублями. [139]

Так они забавлялись ежедневно.

Один раз Чингис послал военачальников одних на охоту с охотничьими птицами. Каждый выехал с своей птицей. Кыйат — своего сокола пустил на лебедя, Майкы-бий «орла» — на утку, Урдаж ястреба — на гуся, Тамиен «ворону» — на перепелку; каждый пойманную им птицу доставил хану. Тот и им дал в подарок 1000 рублей.

После этого Чингис передал богатство своему старшему сыну Юшы, надел на него свою шапку (корона) и поставил на свое место ханом. Второго сына — Джудая назначил ханом в Индостан, где жили разные народы. Третьего сына, Керейта, надев на него шубу героя, назначил ханом среди благородного народа — конлер арасында (?). Четвертого сына Тауалея, надев на него шубу с атласным воротником, поставил ханом в московскую орду, к народу милостивому (ише аш каты тянли тоймас) и великому... Таким образом, Чингис поделил все орды между сыновьями; все ханы в этих ордах происходят от Чингиса.

Чингис родился чрез 549 лет после смерти Магомета (да будет над ним мир), в год Донгуза, в месяц Джульгара. Он прожил 72 года. 10-ти лет был уже ханом и ханствовал 59 лет. Город, в котором он был ханом, назывался Китаем. После 72-х лет, в год Донгуза, в 15-й день Рамазана, вечером, он умер — в 621 году. [140]

ПРЕДАНИЕ ОБ АКСАК-ТЕМИРЕ (ТАМЕРЛАН).

Теперь перейдем к рассказу о происхождении Аксак-Темира.

В г. Индостане ханствовал сын Чингисхана Жудай-хан. Однажды он увидел во сне дурной сон. Испугавшись, он проснулся и дрожал. Потом созвал кудесников (бакс) и гадателей (балши) узнать его судьбу ³⁰. Те сказали: «хан, в твоей судьбе вот что значатся: у тебя в государстве, в ауле Алмалы есть человек, по имени Торагай, его отец Тарнаж, дед — Тагуши, прадед — Олокши, прапрадед — Каракши; примета его — на спине (лопатке) родимое пятно, а на левом глазу — бельмо; жена у него беременна; смерть твоя и последует от этого ребенка».

Услышав эти слова, хан тотчас разыскал в ауле Алмалы Торагая, и, осмотрев, нашел у него на спине родимое пятно, а на глазу — бельмо. При этом Жудайхан спросил: «есть ли у тебя в доме, Торагай беременная женщина?» Тот ответил утвердительно. Тогда хан сказал: «Торагай, ребенок от этой женщины будет моим убийцей; а потому, до появления его на свет, я убью его».

Сказав это, он приказал привести жену Торагая. Глупый, он хотел изменить свою судьбу; но предопределения Божьего можно ли изменить?

Стали советоваться, как убить. Одни говорили, надо убить женщину и осмотреть, что у нее внутри; другие советовали: не убивая женщины, лучше [141] уничтожить плод путем придавливания. Согласились с. последним мнением и стали приводить его в исполнение, давя живот сильно коленами. От этих действий женщина лишилась чувств. Тогда хан сказал: «вероятно, что не только ребенок, но и сама мать его уже умерла, оставьте ее в покое!» С этими словами хан успокоился, считая себя теперь избавившимся от опасности. Но умерщвленная было женщина ожила, оправилась и родила сына, у которого одна нога оказалась поврежденною. Его назвали Аксак-Темиром ³¹, в виду того, что несмотря на тяжкие мучения, которым он подвергался до рождения, он все же остался жив (был как бы железным).

Аксак-темир происходил из рода Лас, приходясь племянником по женской линии одному из ханов. Вскоре по рождении родители его умерли и воспитывать его было не кому, он предоставлен был самому себе. Выросши, он ушел ³² в г. Шамаху, где и находился сначала без дела, а потом нанялся пасти телят. Вспоминая свое сиротство и сожалея о нем, он приласкал к себе 6-7 сирот, которые вместе с ним пасли телят и играли. Однажды он в степи прислонился к испорченной стене и видит, как один хромой и слепой муравей взбирался на стену; взобравшись несколько, он падал вниз, потом опять взбирался, но приблизившись к верху, снова упал. Аксак-темир дивился этому. Наконец, с трудом муравей дополз все же до верху.

Тут Аксак-темиру и пришло в голову: вот этот [142] незначительный муравей — слепой и хромой, благодаря упорному старанию достиг своей дели; потому не будет нисколько удивительно, если я буду домогаться быть ханом, и, если то угодно Богу, завоюю аулы, города и орды. С этою мыслью он продолжал свое занятие, забавляясь с сверстниками. Однажды, Аксак-темир сказал им: «поставим на одно место какую-нибудь вещь; кто раньше прибежит в ней и завладеет ею, того мы и назначим ханом своим». Все одобрили это предложение. Вдалеке положили какую-то вещь и все побежали в ней. Аксак-темир не мог опередить своих сверстников; добежав до места, он упал в то время, как два товарища его готовы были схватить эту вещь, но он все же успел опередить их, коснувшись ее палкою. Он сказал; «я опередил вас!» Но те стали оспаривать, каждый выставляя себя первым. «Нет — я!» говорил Аксак-темир, «пока вы руками хотели коснуться, у меня голова была уже там». Во время их спора подошел в ним старик, к которому они и обратились с просьбою разрешить их спор. Старик спросил: «будете ли вы согласны с моим решением?» Все ответили: «Что ни скажешь, во всем будем согласны». Тогда старик сказал: «эй, молодцы, у этого хромого мальчика оказывается голова была там прежде, чем вы коснулись предмета рукою; поэтому его и назначьте ханом». С этим все согласились и выбрали Аксак-темира ханом.

Однажды Аксак-темир говорит своим товарищам: «кто зарежет одного из телят и угостит им всех, того и выберем ханом». Никто, однако, на это не решался. Аксак-темир — зарезал теленка, сварил мясо и угостил всех. Тут его подняли на верх, избрав ханом. А по возвращении домой, сказали хозяину, что [143] одного теленка съел волк. Тот ничего на это не сказал: «видно, так угодно Богу», заметил только он. Аксак-темир после сего предложил товарищам: «будемте грабить едущих на базар; отберем у них скот». Те согласились. «Вот мой наказ вам», говорил Аксак-темир, «постарайтесь вооружиться сегодня же вечером». К полуночи, вооружившись кто ружьем, кто саблею, а кто луком, вышли из города Шамахи. Расположившись на дороге в Индостан, они занялись грабежом лиц, едущих туда и возвращающихся оттуда. Сделались известными разбойниками. Всякий беглый находил у них приют. Скоро их шайка достигла 200-300 человек. Благодаря им, опасно было ехать и потому караваны приостановились. Это дошло до сведения Индостанского хана — Жудая. Он послал к Аксак-темиру послов из 300 человек, которые и спросили его: «зачем ты грабишь проезжающих?» Но шайка Аксак-темира убила начальника посланного отряда, а самих их, одарив подарками, присоединила к себе. Весть об этом дошла до Жудай-хана; он сильно разгневался и выслал вновь 591 человека. Аксак-темир, захватив всех их, отправил одного начальника этого отряда к Жудаю. В третий раз Жудай послал послов сказать, что он готов одарить их золотом серебром, лишь бы они не обижали проезжающих. Услышав это от послов, Аксак-темир сказал им: «скажите хану своему, что у нас богатства больше, чем у него, и если ему нужно, то пусть придет к нам и возьмет его». Чрез несколько дней после этого Аксак-темир услышал, что к нему идет с войском сам Жудай-хан и послал навстречу ему несколько человек узнать: действительно ли сам он идет. Посланные встречают хана, ехавшего впереди с 30 провожатыми. [144] Жудай-хан спрашивает их: «не видали ли они на дороге разбойников?» Те ответили: «никаких разбойников не видали, а потому и нечего опасаться». Тут Жудай-хан и думает: «вероятно, разбойники, узнав о нашем выезде, разбежались». Посланные другой дорогой вернулись к Аксак-темиру, сообщив, что хан едет впереди войска, окруженный 30 всадниками. Он и говорит: «если так, то навьючте на 30 верблюдов разного товара и встретьте их». Так и сделали. При встрече хан спросил их издали: «кто вы такие? не видали на дороге разбойников?» Те ответили: «нет, никого не видали». Жудай хан подъехал к ним ближе; они его спросили: «кто вы такие?» — «Я — Жудай-хан, мы выехали разыскивать разбойников». Те сказали: «мы — торговцы; просим наложить клейма на наш товар, чтобы не было препятствия к продаже его и покупке нового». Жудай-хан поверил этому и велел наложить клейма (тамги) и осмотреть, нет ли чего редкостного. Люди принялись исполнять волю хана. В это время их и стали избивать. Аксак-темир схватил самого Жудая и хотел убить; но тот говорит: «я делал тебе добро, неужели ты сделаешь мне злое». Аксак-темир ответил: «ты беспечный, а я — нет; ты сам себе делаешь злое, а я делаю себе добро». С этими словами он снес ему голову.

После этого Аксак-темир прибыл в Индостан и сделался ханом, захватив город с помощью своего войска, прибывшего другим путем. Когда войско Жудай-хана, не найдя его, вернулось к себе, то видит, что в их городе другое войско и другой хан, а потому поневоле покорилось.

Так рассказывают о покорении Аксак-темиром [145] Индостана, при помощи Божией, ибо и доброе и злое дело зависит от Бога.

После этого он завладел и другими городами — всем светом.

У Аксак-Темира было два сына: Сафи и Вали. Собравши войско, он начал готовиться в поход на Стамбул (Константинополь); навьючил массу верблюдов и слонов разной провизией и орудиями. Войска у него было так много, что земля содрогалась. По дороге он взял гор. Миср (Каир) и затем подошел к Стамбулу. В одном месте войско сделало продолжительную стоянку и стало приводить себя в порядок к предстоящей битве.

В то время в Стамбуле был царем Шах-Султан. До него дошли сведения, что к его городу подступает неприятель с намерением захватить город, а его самого убить. А потому и Шах-Султан набрал также многочисленное войско и выступил против. Каждая сторона выдвинула разведчиков (караулши) и следила одна за другой. Наконец, оба войска встретились и вступили в бой, кончившийся поражением Шах-Султана; войска его обратились в бегство и укрепились в самом Стамбуле. Аксак-темир стал преследовать их и обложил Стамбул.

Осада продолжалась целых пять лет и была безуспешна, потому что город был окружен восемью курганами (валами), а дорога, ведущая в город, оставалась неизвестною. Видя, что нельзя взять города силой, Аксак-темир прибег к хитрости: он притворился больным все тело обмазал «зафераном» (шафраном) и стал совершенно желтым; затем он послал сказать осажденным, что за грехи свои он наказан и решил более не воевать, а просить мира. Посланный передал [146] это с вершины кургана осажденным. Шах Султан не поверил этому и послал в свою очередь человека узнать, действительно ли это так. Носил прибыв в стан Аксак-темира, видит его совершенно пожелтевшим и лишившимся сил (больным). Аксак-темир говорил послу: «вот, видишь, каково мое положение!» Тот, вернувшись, передал о всем что видел, Шах-султану, добавив, что Аксак-темир усиленно просил передать поклон и оказать милость заключением мира.

Султан поверил этому, велел отворить ворота и сам с войском пошел к Аксак-темиру проведать его здоровье. По прибытии султана Аксак-темир оживился, схватил его и тут же убил; разбив затем войска, он вошел в город.

Таким только путем Аксак-темир взял Стамбул и покорил себе тамошний народ.

В Стамбуле Аксак-темир прожил несколько лет, а потом, собрав большое войско, отправился в г. Ашмахи. После битвы захватил город Ашдархан (Астрахань). Там он прожил 5-6 лет и отправился в поход на Болгар, сев на лодки и держа путь по Волге на север. Войска у него было так много, что одному только Богу известно его число.

В это время у Болгар быль царем Габдулла-хан. Услышав о наступлении на него Аксак-темира он тоже собрал большое войско и пошел на встречу. Произошла очень сильная битва. Никто не мог выдержать натиска Аксак-темира. Габдулла хан также принужден был бежать и заперся в городе Болгарах. Много умерло, а кто остался еще жив все заперлись в крепости. Осаду Аксак-темир производил в течении 7 лет. Наконец в 700 году в 28 число месяца Джол-хаджи взял он Болгары, уничтожив 124 [147] начальника (бек) и оставив их жен-красавиц — вдовыми. Самого Габдуллу-хана он также убил. Детей его — Алтыбенка и Гилимбека — Болгары, оставшиеся в живых, скрыли в лесу и там воспитывали; одному из них было — 9 лет, а другому — 7.

Некоторые из спасшихся пришли в г. Будяры, вырыли там рвы и поселились. В то время там был ханом Самет. Большинство его народа было Бескалпаки, прозванные «Бараж» — по змею, который там находился. Когда змей этот стал народу причинять вред, они выступили было против него, но не могли осилить и оставили свой город, направившись к стороне Болгар: на реке Болгары они построили четыре города называвшихся Болгарами. Бот почему народ этот назывался Бараж и ураном его был «бараж».

Однажды Самет-хан сказал им: «когда старшие Баражовцы, оставив прежние города свои, в виду вреда, причиняемого баражем, пришли сюда, то и Аксак-темир также построил на нашей земле дома. Что мы теперь будем делать?» Те ответили: «как сам знаешь: воля твоя хан; если прикажешь, будем воевать с ним; либо мы его уничтожим, либо сами умрем». Самет-хан на эго сказал: «у меня есть один святой человек; лучше спросим его».

Привели святого и просят его сказать: «воевать ли им с Аксак-темиром?» Тот ответил: «посмотрю» и пошел на вышку (минарет). Там он видит войско Аксак-темира и между ними Хазыра. Спустившись вниз, святой сказал; «нет вам разрешения воевать, потому что с Аксак-темиром — Хазыр ³³. Нужно покориться судьбе и приказать отворить ворота». [148]

Народ Баража стал плакать; но, не смотря на это, отворили все ворота курганов, говоря: «нельзя противиться Богу». Без бою Аксак-темир с войском вошел в город и перебил народ.

Вечером Аксак-темир ходил по городу, скрывая себя от других. Подойдя к собравшемуся в одном месте народу, он спросил: «от кого эта вся беда?» Ему сказали: «вся беда на нас от Аксак-темира; от его злости мы пропадаем». На следующий день Аксак-темир их замучил раскаленным железом.

В другой раз вечером Аксак-темир снова отправился к Баражовцам и спросил их: «отчего произошла гибель?» Те сказали: «не знаем отчего; только знаем, пришел Аксак-темир, нас перебил и рассорил!» Среди толпы была вдова одного из начальников, по имени Жауши-бека, умершего до прибытия еще Аксак-темира. Она сказала: «нужно сознаться, что вся эта гибель и разорение произошли от наших грехов и злых дел. Что мог бы сделать сам Аксак-темир?! Видно, таково уж предопределение Божие». У нее было два сына: Ихсан и Инсан. На другой день повели их к Аксак-темиру; но народ не знал, для чего их повели. Сами дети думали, что их ведут на смерть, а потому плакали. Аксак-темир сказал вдове: «ты сознала грехи свои, а потому тебя я милую: куда бы ты ни пошла, никто тебя не тронет». Об этом объявил он и по войску.

После того дети стали советываться между собой и решили уйтти. Инсан сказал матери: «мы пойдем с Волги во внутрь страны, в гористую местность и там поселимся, ибо лучше ее нет». Мать согласилась, но другой брат не хотел итти, сказав, что он пойдет лучше в сторону предков и там поселится. [149] Инсан-бек с матерью пошел в гористую местность и там на реке Кубня построил дом. У Инсана родился сын, которого назвали Сулейманом; от него произошел сын Кор, а от Кора — Нурдаулет, затем произошли: Нурхасен, Нурбул, Котуж, Мактым, Икне, Махмут, Хожа-мухаммед, Тяукель, Бир-мухамед, Бабаж, Ульмес, Жокамыш; а от Ихсана произошли: Альмухамед, Кан-мухаммед, Ток-мухаммед, Атак, Шымак, Индерши, Текениш и Безерген. Тамгой у них было «кос-самсон», а ураном — «бараж».

После завоевания г. Булгар Аксак-Темир отправился по направлению к Москве, дошел до г. Владимира и решился дать сражение. Русские собрали во все города много войска. В то время в Москве был царем Михаил. Услышав, что Аксак-Темир на пути своем завоевал уже все города, он испугался. Когда Аксак-Темир окружил г. Владимир, то к нему явился Хазыр и сказал; «тебе не дается разрешения воевать с этим народом; только покажи им что-либо выдающееся». Тогда Аксак-Темир, вставь с места, схватил 2-х летнего жеребенка и бросил его в сторону города. По допущению Божиему брошенный жеребенок сломал каменную башню и упал за версту. В месте его падения образовалась вода. А когда закричал Аксак-темир, то у войска от страха отнялся язык и все побледнели.

После этого Аксак-Темир, не получив разрешения воевать ³⁴, пошел обратно со своим войском, по [150] направлению к Бухаре. По пути, он зашел к народу на урочище «Кыйа», где были ханами Амет и Самет. Услыхав, что к ним идет Аксак-темир они зарезали кобылу, собрали свой народ и стали советываться, [151] куда им теперь откочевать. На этом собрании о деле не говорили: кто хвалил свою лошадь, кто собаку, а кто жену. Поели мяса и стали расходиться.

Один из собравшихся, по имени Кенже, сказал: «если бы из моего рода было сорок человек, то я, конечно, сделал бы дело. А вы, Калтаки, не посоветовавшись с людьми умными о делах, только смеетесь. Нас непременно постигнет беда. Откочуйте лучше отсюда, оставив здесь, на берегу Камышевого озера, караулщиков (разведчиков)». В это самое время к ним прискакал на взмыленной лошади верховой и сообщил, что враги уже пришли.

Хан объявил о приходе Аксак-темира народу и сейчас же стал откочевывать; в торопях у одного потерялся крут, у другого шавка. Какой-то пастух хотел поднять укрюком шайку, но лошадь, напугавшись привязанного сзади конека (кожанное ведро, в которое доят кобыл), уронила седока, когда тот нагнулся за шапкой, и умчалась, напугав целый табун. Народ пустился в погоню, кто за лошадью, кто за табуном. Лица, незнавшие в чем дело, тоже поскакали, крича: «враги догоняют, враги догоняют!»

Между тем, войско Аксак-темира действительно скоро догнало их и остановило, перебив часть из них.

Аксак-темир потребовал к себе ханов Амета и Самета и объявил им: «если вы желаете сохранить жизнь и избежать мучений в аду, то должны принять ислам». Они спросили его: «если мы примем ислам, то возвратишь ли ты нам наше добро?!!» Аксак-темир ответил: «если вы действительно примете ислам со своим народом, произнесете член веры, будете исполнять 5-ти кратн. молитвы, пост в 30 дней, совершать [152] омовение, давать «закет» (подаяние со скота), совершать хаж, если позволят средства, то ни вам, ни народу вашему, я не сделаю никакого вреда». После этого они приняли ислам. Аксак-темир наставлял их в вере, прожив там 2 года. Потом, простившись, он ушел в сторону Самарканда и, завоевав его, остался там жить, будучи ханом до конца жизни.

Там он сделал много преобразований (буквально: перевернул все вверх дном). Слава о нем сохранилась и до сего времени, а я для примера изложил историю о нем. Читающие и слушающие, помолитесь; временными удовольствиями не прельщайтесь, исполняйте повеления Божии, чтобы не быть наказану.

РАССКАЗ О ЖАНЫБЕК-ХАНЕ И АМЕТЕ.

Однажды Жаныбек-хан собрания выехать на охоту, а жена его была почти накануне родов, — поэтому он и говорит ей: «если у тебя родится в мое отсутствие дочь, то умертви ее; в противном случае ты сама будешь лишена жизни; если же родится сын, то пришли об этом весть, выслав человека на расстояние полдневного пути».

По отъезде хана жена разрешилась дочерью, но пожалела умертвить ее, а послала за старшим сыном Бердыбеком, который взял новорожденную к себе на воспитание. После того, хотели было послать человека к хану, но никто не решился ехать. Между тем, время прошло, Жаныбек возвратился и узнал о рождении дочери. Он спросил: «убили дочь или нет?» Знающие ответили: «вероятно, нет!» В это время вышла на встречу жена. Хан выстрелил в нее из [153] ружья. Пуля попала в бедро. Она была матерью 9 сыновей — султанов. Те рассердились и сказали отцу: «если тебе нужно сына, то у тебя уже ведь есть девять; единственная дочь неужели кажется тебе лишнею?!» Но хан еще более разгневался, вновь настаивая на умерщвлении дочери.

Между тем мать дала знать старшему сыну, у которого было два аргымака (Ашытха и Тутухжа) чтобы он увез дочь и скрыл ее. Бердыбек увез ее к Черкесам и остался там жить. Жаныбек об этом узнал и сознавая, что народ этот поступок хана не одобряет, объявил: «тому, кто доставит мне сына (Бердыбека), отдам свою дочь».

Сын Гайсы Амет заявил: «хорошо, я согласен доставить». При этом он поставил условием хану, чтобы тот выразил в чем нибудь публично свой на него гнев, говоря, что это поможет делу. Хан согласился на ото. Устроил обед, созвал народ и пригласил Амета. Когда они пришли, Жаныбек стал угощать всех горячим мясом, а Амету велел подать холодного. Тогда Амет сказал: «почему всех угощаете горячим, а меня — холодным?» Хан рассердился на это замечание, велел схватить Амета и убить, но тот успел выбежать и на ранее приготовленной лошади ускакал.

Прибыв к Бердыбеку, Амет сказал, что он бежал от ханского гнева. Тот принял его радушно, угостил и окружил почетом. И одно время Бердыбек отправился на охоту. Амет воспользовался его отъездом и говорит одной старухе: «я возьму тебя в матери подарю много вещей; только узнай: не питает ли ко мне симпатии жена Бердыбека?» (буквально: не лежит ли у нее сердце ко мне). Старуха пошла к [154] ханше и все время дремала, показывая вид, что не может открыть глаз. Ханша спросила ее: «что это ты все спишь?» Та ответила: «у меня не стало совершенно сил, ибо бежавший от Жаныбек хана Амет не оставляет меня в покое; он очень богат и красив, — много видела я на своем веку, но такого красавца еще не видала». Ханша соблазнилась и сказала: «если так, то приведи его ко мне и познакомь». Старуха привела Амета к ханше, а сама ушла. Ханша приняла его хорошо. Амет говорил ей: «скажи своему мужу, что ты не согласна быть его женой, если он не будет играть с тобой в «колтузак» ³⁵; если он согласится, то запутай ему руки и дай мне знать: я приду и убью его». Настал вечер, Бердыбек вернулся домой и около часу проиграл с женою в «колтузак», пока жена не запутала ему руки. Когда узнал об этом Амет, то приказал слуге (в подлин. рабу) рубить Бердыбека, но тупою стороною меча. Слуга исполнил это, стал рубить Бердыбека. Тот разгневался, вырвал из рук слуги меч и зарубил его самого, затем жену и старуху.

После этого Амет говорит Бердыбеку: «вот видишь, какие дела натворила твоя жена; что же ожидать от других — чужих людей?! Поедем лучше на родину к хану». Бердыбек согласился и они отправились.

Жаныбек встретил возвращающегося сына на дороге. Они остановились все вместе у богача Мунгала и угощались у него разного рода винами. Жаныбек опьянел и заснул. У богача был сын по имени Темир. Когда он вошел в кибитку, хан проснулся и, [155] увидев красавца Темира, думал про себя: «вот достойный жених для моей дочери!» Тогда Амет высказал:

Ухеарма, бийлер, ухсарма.
Мунши даулет баринде
Аргымыктынг айагын
Жибек менен тусарма;
Темир еген аткан
Гайсы оглу Амет баринде
Мунгал оглу Темирге
Казыбен бирмек ухсарма?!

В русском переводе:

Может ли быть, друзья,
Чтобы ноги аргымака
Спутаны были шелком;
Может ли быть, чтобы все это богатство
Вместе с девицей
Я, сын Гайсы Амет.
Вытачивавший пули из железа.
Отдал сыну Мунгала-Темиру?!

После этого Амет, с сорока своими сверстниками, пошел в Крым и просил там войска; но ему в нем отказали. Был также он у Хундкар и Персов: они также ему в просьбе отказали.

Возвратившись на родину, Амет послал человека сторожить, когда Жаныбек выедет из дому. Скоро тот уведомил Амета о выезде хана с сыном на охоту. Воспользовавшись их отсутствием. Амет захватил дочь его и увез к берегам Волги, (на устье р. Зай). Местность эта называлась Кызыл-тау (Красногорье). По возвращении с охоты, хан узнал о похищении дочери Аметом, но не мог узнать, где они находятся. И только по прошествии 2 лет появилась весть о них и о том, что дочь стала беременною. Хан послал [156] войско в 300 человек, во главе с Алау, родом из Алшанцев. Было лето. Амет жил на вершине горы. Издали дочь увидала несколько вооруженных человек, идущих к ним и передала об этом мужу. Тот, присмотревшись, узнал Алау и говорит, что это — неприятели, высланные ханом. У них был уже ребенок, а потому с ним вместе они не могли бежать; они и повесили его в зыбке на сук дерева, положив в рот кусок бараньего сала, вместо соски. Предав его в руки Бога, сами они убегли. Алау догнал их и выстрелил в заднюю часть седла, на котором сидел Амет. Тот, обернувшись. сам выстрелил, прицелившись в лошадь Алау, говоря: «не так стреляешь, а вот как!» Лошадь под Алау пала, но он пересел на другого аргымака. Амет и ее подстрелил. В третий раз Алау пересел на белого (боз) аргымака, но и этого постигла таже участь. При падении лошади Алау и сам очутился под ней. Тогда Амет вынул саблю и сел на Аллау. Аллау говорит ему: «друг Амет, пощади меня (буквально: не убивай из-за ложки крови)!» Амет сказал: «расскажи, что ты видел (на родине) и что знаешь?..»

Затем, часть народа отделилась и поселилась на берегах Волги. После смерти Жаныбека, народ присоединился к Бердыбеку и жил на ханской земле. В то время в Астрахани был ханом Темир-котлу: он был бездетным. Сплавлявшие с верховьев Волги лес люди его привезли найденного ими ребенка и передали ханше на воспитание. Мальчик вырос, но был нехорошим, занимался воровством; народ не любил его и жаловался хану, говоря: «будь или с ним или с нами». Хан звал его Салши (что значит сплавщик) в виду того, что его нашли сплавщики, а также и [157] потому, что для него он был совершенно чужим. Салши ходил к войску и изучал разные приемы и музыку (кобуз). Он часто ссорился со всеми, а потому его часто укоряли, называя безродным (атасыз); он же отвечал:

Аксарайда балшмын,
Аштарханда тайшимин;
Атам сорасанг-белисез
Анам сорасанг-накахсыз;
Озум артык туган сонг
Соз сорайсыз нишек сез?

В русском переводе:

В царских палатах я фальшивый,
В Астрахани я в гостях — на пиру;
Если спросишь об отце — неизвестен он,
Если спросишь о матери — незаконная она;
Раз я сам родился молодцом,
То для чего вы меня раскрашиваете (о происхождении)?

Это и был сын Амета, родившийся от дочери Жаныбек-хана.

«Не прошло и двух недель с того дня, когда икона Владимирской Божией Матери была с торжеством внесена в Москву и поставлена в Московском Успенском соборе, как из Коломны в Москву пришла радостная весть о том, что "Тамерлан повернул от Ельца свои полчища на Юг и поспешно удалился от русских пределов!"

Древние наши летописцы сохранили нам об этом дивное предание. Они рассказывают, что в тот самый день и час, когда московские жители встречали чудотворную икону Владимирскую, Тамерлан дремал в своем шатре под Ельцом и видел ужасный сонь. Ему представилась высокая гора, которая вершиною своею скрывалась в облаках; многие святители, в блистающих ризах с золотыми жезлами в руках, сходили с этой горы, а над ними, в лучезарном сиянии, шествовала Небесная Владычица, окруженная тьмами грозных воинов, которые все разом устремились на Тамерлана.

Он в трепете очнулся от этого сна, собрал своем вельмож и стал с ними совещаться, спрашивая их о смысле сновидения. Некоторые из вельмож объяснили Тамерлану.

— "Небесная владычица, которую ты видел во сне, никто иная, как Богоматерь, защитница христиан".

— "Если так, то нам не одолеть их!" — воскликнул Тамерлан и приказал немедленно своим полчищам удалиться от пределов Руси.

Когда радостная весть об удалении полчищ Тамерлана достигла Коломны, великий князь благодарил Бога за милость, оказанную Русской земле, распустил войско и со своею дружиною поспешил к Москве. По возвращении в Москву, князь Василий Дмитриевич соорудил каменный храм Богоматери и монастырь на том самом месте, где Владимирская икона Божией матери была встречена митрополитом., духовенством и гражданами московскими».

35. Игра эта состояла в том, что один надевал другому на пальцы обеих рук нитки, в виде фигуры, тот должен был умело снять их и сам проделать тоже и т. д.

История Чингисхана и Тамерлана (по рукописи на чагатайском языке)

Комментарии