«Руодлиб»

По изд.: Памятники средневековой латинской литературы Х-ХII веков. М., 1972

Латинская поэма, известная под названием «Руодлиб» по имени героя ее, является первым дошедшим до нас «рыцарским» авантюрным романом, еще довольно несложным по фабуле, но дающим много интересного материала: и бытового, и фольклорного, и даже политического характера.

Имя автора неизвестно, но, поскольку рукопись поэмы, хотя и дошедшая до нас в сильно поврежденном виде, написана в монастыре Тегернзее (в Баварии) в XI в. (второй экземпляр конца XI в. найден тоже в монастырской библиотеке св. Флориана), предполагают, что автором был монах первого монастыря. Рукопись состоит из восемнадцати пергаментных двойных листов большого формата, но с лакунами, так что полностью связного повествования мы получить не можем и промежутки приходится дополнять предположительно. К сожалению, не имеется конца, в котором, очевидно, заключалась развязка повести. Впрочем, есть предположение, что поэма и не была окончена ее автором, так как в рукописи на обратной стороне первого и последнего листа той же рукой, как вся поэма, написано одиннадцать эпиграмм, посвященных различным предметам обихода. Повреждения рукописи значительны — ее переплели и при этом на многих листах обрезали и испортили клеем начало многих стихов, а иногда всю первую половину их.

Содержание поэмы вкратце следующее. Некрупный и небогатый феодал Руодлиб, долго служивший у более мощных «князей» (principes, или domini), вынужден покинуть родину: князья не награждают его за верную службу, а товарищи враждуют с ним. По пути он встречается с королевским охотником, и тот устраивает его на службу к самому королю (гех), где Руодлиб показывает и свое искусство на охоте и рыбной ловле, и храбрость на войне, когда некий граф, чьи владения граничат с землями короля, совершает разбойничий набег, кончающийся поражением. Граф ссылается на приказ «своего» короля, но тот отказывается от него, хочет примириться с «главным королем» и просит его покровительства (по-видимому, здесь подразумеваются отношения между императором и местными герцогами). Подробно описаны приезды послов, мирные переговоры, подарки, которыми обмениваются короли.

Через несколько лет Руодлиб получает письмо от матери; она зовет его домой. Король награждает его богатыми подарками и дает ряд полезных советов. Руодлиб едет домой, переживая по дороге новые приключения. Где-то он встречается со своим племянником (этот эпизод утерян), заезжает с ним в замок к его вдовствующей владелице. Племянник Руодлиба влюбляется в дочь вла- 128 делицы и с дядей возвращается домой, чтобы готовиться к свадьбе. Мать Ру- одлиба хочет женить и его, но он узнает, что девушка, которую ему сватают, была любовницей клирика, и ловко выводит ее на чистую воду. Мать Руодлиба видит сон о будущем величии своего сына — он победит сказочного короля гномов и сам станет королем. Руодлиб едет искать счастья, встречает и побеждает короля гномов — на этом поэма обрывается.

Как видно из изложенного, в поэме переплетены картины реальной жизни, рыцарского быта с фантастическими мотивами. Отношения крупных феодалов к мелким, менее богатым и мощным, обрисованы с осуждением. Напротив, сильно идеализирован «главный» король, император: он стремится только к миру, старается обуздывать своевольных феодалов, ласков с подчиненными, умеет быть благодарным за услуги; он щедр и благожелателен. Возможно, что под этим идеализированным образом автор подразумевал Генриха III, императора хорошо образованного и очень энергичного (либо его отца, Конрада II). Это тем более правдоподобно, что описание драгоценностей, которые король дарит Руодлибу, соответствует сохранившимся в Майнце украшениям королевы Гизе- лы, матери Генриха III.

Вторым заслуживающим внимания элементом романа являются мотивы «плутовской» новеллы на темы, которые впоследствии дошли до фацетий эпохи Возрождения: король, прощаясь с Руодлибом, советует ему не верить рыжим людям, а ночуя в какой-нибудь деревне, останавливаться не там, где у старого хозяина молодая жена, а у пожилой вдовы, либо у пожилой женщины с молодым мужем. Уехав от короля, Руодлиб скоро встречается с навязчивым рыжим бродягой, который сперва обкрадывает его, а потом на ночлеге соблазняет молодую хозяйку и убивает ее старого мужа. Рассказ о суде над изменившей мужу женщиной, приносящей искреннее покаяние, и над рыжим злодеем не закончен. Также несколько комически-буффонадный характер носит и рассказ о мнимом сватовстве Руодлиба к девушке, потерявшей девичью честь.

Наконец, чисто сказочный мотив, очевидно, должен был быть развернут в эпизоде с королем гномов и его красавицей-женой, только «очень уж маленького роста».

Поэма не лишена затяжек и повторений (например, растянут рассказ о сватовстве и о свадьбе племянника), но имеет и художественные достоинства: живо изображено горе Руодлиба и его домочадцев при его отъезде с родины, просто и искренно написано письмо его матери.

Язык поэмы — подлинная средневековая латынь, античные реминисценции почти отсутствуют (в этом она сильно отличается от поэм раннего средневековья, включая «Вальтария»). Стих ее — довольно правильный гексаметр, правда с некоторыми нарушениями долготы и краткости слогов, но уже со сплошной леонинской рифмой (вернее, ассонансом), почти недоступной для нашего слуха и в нашем переводе не переданной.

М. Е. Грабарь-Пассек

Перевод М. Е. Грабарь-Пассек

РУОДЛИБ

Лист 1

Жил некий муж благородный, потомок семьи родовитой,
Доблесть врожденную он украшал своими делами.
Многим богатым князьям ему служить приходилось,
Часто приказы он их исполнял, но ни разу не видел
Он ни наград, ни похвал, подобавших ему по заслугам.
Кто б из князей ни велел вместо них отомстить за обиду
Или какой-либо труд по их желанью исполнить,
Брался за дело всегда без отказа, нимало не медля.
Жизнь свою он не раз подвергал опасностям грозным
10 В жарком бою, на охоте, в нежданных схватках с врагами,
Счастья, однако, не знал — никто даже малого дара
Не дал ему: обещанья всегда князья нарушали.
Нажил он много врагов за свою усердную службу,
Их одолеть был не в силах и что ему делать не ведал.
Даже и жизнь уберечь — он на это надежду утратил.
Матери он поручил вести управленье именьем,
Край свой покинул родной и направил свой путь на чужбину.
Оруженосец один лишь ему стал спутником верным,
Торбу взвалил на коня дорожную, с разной поклажей
20 (С раннего детства привык он нести при хозяине службу):
Справа он торбу повесил, а слева — копье господина,
Правой — копье ухватил, колчан под щитом закрепивши,
Сам же сидел на мешке с зерном для конского корма.
А господин был одет иначе — в камзол и кольчугу,
Шлем — а не шапку — носил, сверкающий яркою сталью,
Был мечом опоясан с литой золотой рукоятью,
Коготь изогнутый грифа — рожком на охоте служивший —
Шею ремнем обвивал; был тот коготь в пол-локтя длиною.
Он на обоих концах, на широком и узком, украшен
30 Золотом был и скреплен полоской кожи оленьей.
Не был он снега белей, но светился насквозь, как алмазный,
Если ж подуют в него, он гудел, как труба боевая.

Матери, дому родному сказать «прости» приходилось.
Ждал уже конь вороной, скребницей начищен и вымыт.
Масти особой он был — белый волос был виден сквозь черный.
Свесилась с шеи крутой налево грива густая,
Пышен был конский убор — так господским коням подобает.
Возле седла приторочен был кожаный кубок дорожный,
Смазан внутри и снаружи он был смолой ароматной,
40 Так что напиток любой в этом кубке слаще казался;
И покрывалось седло небольшой пурпурной подушкой.
Путник вскочил на коня, и конь высоко подпрыгнул,
Словно обрадован был, что несет на себе господина.
Быстрый охотничий пес носился то слева, то справа;
Чутким он был следопытом, едва ли нашелся бы лучший;
Дичи такой не водилось нигде, ни крупной, ни мелкой,
Чтобы укрыться могла — ее он разыскивал мигом.
Всадник с последним «прости» обратился к матери, к слугам;
Хлынули слезы из глаз, когда всем он дарил поцелуи.
50 В руки поводья схватил и, коня пришпорив, рванулся
В поле широкое, вдаль — так быстро лишь ласточка мчится.
Мать сквозь решетку окна его провожала глазами,
А домочадцы взошли наверх, на зубчатую башню,
Вслед глядели ему, тяжело вздыхали, рыдали.
Только он скрылся из глаз, как все расплакались горше,
После, рыданья сдержав, они лица умыли водою,
Чтобы пойти к госпоже и ее попытаться утешить.
Но, свою боль затаив, слова надежды притворной
Им говорила она, чтоб горе их успокоить.
60 Сына ее между тем забота терзала не меньше,
Он во время пути размышлял обо всем, что случилось:
Как за верную службу ни разу награды не видел,
Как из-за многих врагов, окружавших его отовсюду,
Должен он ныне покинуть пределы родины милой.
Думал также о том, куда он поступит на службу.
Если ж фортуна к нему враждебной будет, как прежде,
Если товарищи снова завистливы будут и злобны,
Станет ли жизнь его легче? Быть может, трудней и печальней?
Тяжко вздохнув, со слезами он к Богу с мольбой обратился,
70 Чтобы его не покинул в нужде, не дал бы погибнуть,
Помощь ему ниспослал, даровал над несчастьем победу.

Так он, печальный, вступил в пределы края чужого.
Вскоре попутчик нашелся ему — королевский охотник;
Вежливым оба приветом они обменялись, как должно.
Ростом изгнанник был статен, и мужествен был его облик,
Звучен был голос его, и ответ — суров и достоин.
Кто он — охотник спросил — и едет куда и откуда,
Но на вопрос не ответил ему чужеземец ни слова.
Спрашивать снова охотник не стал, в уме размышляя:
80 «Это навряд ли посол, уж очень бедна его свита,
Кто ж при дворе его меч понесет, кто подарки разложит?
Беден он, думаю я, но доблестен (это же видно)».
Он помолчал, как прилично, и новую сделал попытку:
«Ты не сердись, если снова к тебе обращусь я с вопросом:
Пользу тебе принести я хочу, а вредить не намерен.
Я — королевский охотник, слуга любимый и верный.
Чаще, чем многих других, меня он выслушивать любит.
Если ты край свой покинул родной из-за тяжких усобиц,
Если в здешней земле — что и мне, и тебе не родная —
90 Службу ты хочешь найти, одержать над невзгодой победу,
Дам я полезный совет; ты, надеюсь, его не отвергнешь.
Если в охотничьем деле ты опытен, ловок, искусен,
Верь мне — изгнанье твое для тебя обернется удачей!
Любит охоту король и любит ловчих умелых.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тот, кто имеет, дает,— что же может дарить неимущий?
Он же не каждый хоть день, да зато дает постоянно.
Впредь не будет заботы тебе об одежде и пище.
Если ему кто-нибудь подарит коней превосходных,
Нам поручает проверить, насколько они быстроноги,
100 Легок ли конь на скаку, не упрям ли в беге по кругу.
После дарит их тому, кому конь всех более нужен.
Корм для коня никогда покупать тебе не придется.
Только захочешь — скажи, и тебе насыплют, не меря.
Часто король на пиру покинет гостей своих знатных,
К нашим столам подойдет, беседует с нами и шутит,
Кушанья лучшие нам со стола своего посылает.
Это — не плата для нас, а чтоб нам оказать уваженье.
Если согласен со мною вступить ты в крепкую дружбу,
Верности клятву дадим, по рукам с тобою ударим,
110 Чтоб неразлучны мы были до горького смертного часа.
Где бы нам быть ни пришлось, пусть каждый за дело другого,
Как за свое — если может помочь — душою болеет».
Речи поверив такой, изгнанник ответил не медля:
«Да, ты поистине мне доказал, что добра мне желаешь.
И не могу я презреть твой совет, от сердца мне данный.
Как моя доля сложилась, ты правильно сам догадался.
Так закрепим же с тобою союз и верную дружбу».
Давши друг другу десницу, они договор заключили,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
120 Прочную дружбу свою скрепив поцелуем взаимным,
Единодушно служить одним и тем же владыкам.
Ехали долго они, о делах своих рассуждая,
И недалеко уже была королевства столица.
Путник там каждый вступал под власть королевских законов.
В замок войдя, своих слуг и коней отправив на отдых,
Вместе сейчас же они ко двору короля поспешили,
Ловчего видя, король к нему обратился с вопросом:
«Где побывал ты, о чем ты слыхал, поскорей расскажи нам!
Выследил, может быть, ты, бродя по трущобам лесистым,
130 Иль кабана, иль медведя? И можно ль затеять охоту?»
Не как владыке ответил охотник, скорее как другу:
«Нет, я зверей не видал: но того, кто их усмиряет,
Выследил я и поймал и к тебе с собою привел я.
Юноша этот достоин тебе послужить, я уверен,
Он искусством охоты давно и умело владеет,
Это я вижу и сам по всему его снаряженью.
Будет коль милость твоя, его ты сам испытаешь.
Вот его скромный подарок; он просит его не отвергнуть.
Просит принять пришлеца под твою высокую руку».
140 Гончую масти двуцветной держал он левой рукою.
Был к ошейнику пес золоченой привязан цепочкой.

[На 2 листе рукописи идет рассказ о рыбной ловле; здесь Руодлиб показывает свое искусство заманивать рыбу особой травой «буглосса», которая лишает рыб зрения. Потом он применяет это же средство во время волчьей облавы. В это время после долгого мира соседний маркграф совершает неожиданный разбойничий набег на границы государства; Руодлиб становится военачальником, разбивает войско маркграфа и берет его самого в плен. Маркграф ссылается на приказ «своего» короля, Руодлиб ему возражает.]

Лист 3

«Нет, приказа такого, я знаю, король ваш разумный
Дать бы не мог; но виною твоя пустая надменность.
Вот теперь и смотри, какой ты чести добился.
Ты преступленье свершил, ища себе призрачной славы.
Мог бы тебя по заслугам повесить я вниз головою».
Воины вскрикнули все: «И повесь! Чего же ты медлишь?
Но отвечал Руодлиб: «Нет! Наш король не велел нам
Тех губить, кто нам сдастся, и тех, кого в плен мы захватим.
Был нам приказ: если сможем, отнять у врагов их добычу,
10 Наших из плена вернуть. Мы исполнили то и другое,
Тех победили, кто нас победил,— чего же нам больше?
Львом ты в битве себя покажи, а в возмездье — ягненком.
Честью не будет для вас, если станете мстить за убытки,
Гнев свой уметь обуздать — это лучший способ отмщенья.
Вот почему я прошу, чтоб решили вы все добровольно:
С нами пусть едет маркграф, своего лишенный оружья;
Будет ли собственный конь ему дан или лошадь любая,
Только пусть конюший будет при нем, который умело
Сможет коня расседлать, напоить и задать ему корму.
20 Пусть пред глазами маркграфа пройдет, заковано в цепи,
Войско его; пусть увидит, в какую пучину позора
Вверг он людей, чтоб опять не затеял такую же распрю».
По сердцу воинам всем пришлись слова полководца,
И с ликованьем они в свой край родной поспешили.
Даже и те, чьи дома сгорели во время набега,
Горе забыли свое — они снова были свободны.

[Руодлиб докладывает своему королю об удачном походе; король одобряет его образ действий, велит хорошо обращаться с пленными, Руодлиба же посылает во главе посольства к «младшему» королю, предлагая переговоры и заключение мира. «Младший» король принимает посольство очень любезно и соглашается на все условия.]

Лист 4

20 С речью такою король к послам, их позвав, обратился:
«Ваш государь своим другом в посланье меня называет;
Я советникам всем сообщил о его завереньях.
Милостив он и к тому, кого бы он мог уничтожить.
Нам возвращает он тех, кто был бы казни достоин.
Честь он мне оказал большую своим милосердьем.
Нам же теперь надлежит воздать ему благодарность,
Если все то, что чрез вас обещал, он исполнит по правде».
«Знай,— ответил посол,— никогда в его не было нравах
Слово хотя бы одно изменить в своих обещаньях.
30 Правда — все, что он скажет, всегда его слово правдиво».
Молвил король: «А когда же и где мы встретиться можем?»
«Время и место назначить — твое королевское право».
«Нет,— король возразил,— ты выбери место для встречи,
Где мы на тысячу лет установим мир нерушимый».
«Если согласен и ты, и советники,— молвил посланник,—
Лучше не может быть места, где можно бы встречу назначить,
Чем то широкое поле, где мы лишь недавно сражались.
Эта равнина граничит и с нашей, и с вашей землею,
Там победили мы вас и своим вернули свободу,
40 Там же и ваши пойдут по домам, с нами мир заключивши».
Все согласились с послом: на равнине места довольно,
Чтоб разместиться могли там две королевские свиты.
Срок трехнедельный до встречи назначили общим решеньем.
Встал с престола король и, советников всех отпуская,
Он в покои свои на отдых к себе удалился.

Лист 5

Было для встречи гостей приготовлено место на поле:
Вкруг — сидений ряды, середина ж пустой оставалась;
К трапезам здесь созывать мог король и утром, и в полдень
Многих епископов — счетом двенадцать — и столько ж аббатов.
Тут же разбит был шатер обширный, повернут к востоку;
Шел от него переход к другому шатру небольшому,
Где при поездках всегда помещалась походная церковь;
В нем был воздвигнут алтарь, покрывалом роскошным украшен;
Крест короля был положен на нем и венец королевский.
10 Там ежедневно король мог слушать церковную службу,
Утром — на мессе бывать, посещать вечернее бденье,
Также моленья дневные всегда исполнять по уставу.
Прибыл старший король и, немедля мессу прослушав,
К младшему он отправляет посла, того же, кто раньше
Вел с ним беседу, в тот день, когда сговорились о встрече.
Видеться он предложил до того, как завтракать сядут.
Младший король, принимая посла, ему улыбнулся
И поцелуй подарил. «Что скажешь? —спросил он тотчас же.—
Рад я видеть тебя, заслужил ты мою благодарность».
20 «Мне государь мой велел передать, что с тобой увидаться
Он бы хотел поутру, покуда за стол не садились.
Выйдет к тебе он на мост, что наши края разделяет.
Там будет мир заключен и будет закончена распря,
Пленных тебе отдадут; ты жалоб от них не услышишь,
Ведь возвратятся они с достатком, большим, чем прежде».
«Так пусть и будет»,— ответил король, посла отпуская.
Встретились там короли, где решили, согласно условью,
И, не сказавши ни слова еще, обменялись лобзаньем.
Наш король повелел всем высоким сановникам церкви
30 Так же, как он, поступить — сам почтил поцелуем аббатов;
Тот же почет был оказан прибывшему с ним духовенству.
Заняли место свое короли, прелаты, аббаты,
Вместе с ними князья и две королевские свиты,
К ним обратился великий король с разумною речью:
«Наш любезнейший друг, король, нами всеми любимый!
Все, что я обещал, в чем поклялся, я ныне исполню.
То, что в пылу неразумья затеяли наши народы,
Мы должны им простить и мир заключить между ними.
Пусть друг с другом они в согласье живут без обмана,
40 Впредь пускай ни один о своих невзгодах не вспомнит,
Пусть позабудет о них и о мести пускай не помыслит.
Лучше добром я за зло отплачу, чем победой неправой».
Встать хотел младший король, чтоб воздать благодарность достойно,
Наш же его удержал; он сел, но все же воскликнул:
«Столько деяний благих для нас ты свершил, что едва ли
Сможем тебе отплатить мы за это полною мерой.
Тот, под чьею рукой ты победное носишь оружье,
Он возвеличил тебя и покрыл тебя славой и честью.
Нет нужды мне теперь осыпать тебя похвалами.
50 Доблесть твоя, милосердье и щедрость повсюду известны,
Недруги даже твои восхваляют тебя против воли.
Я же и весь мой народ служить тебе верой и правдой
Ныне должны и вступить под твое победное знамя!»
«Так да не будет! — сказал наш король. — Покуда живу я,
Прав я твоих никогда и чести твоей не затрону.
Ты — король, как и я, над тобой величаться не стану,
Равным владеем мы правом, нам равный почет подобает.
То, за чем мы пришли, что задумали, то мы исполним.
Ныне — прими же своих и взгляни, как мы их почтили».
60 Это промолвив, ввести приказал он пленника-графа
В пышной одежде, с оружьем, как будто готовым на бигву.
Пленников шло вслед за ним девятьсот, ни один из отряда
Не был без новой одежды, и не был никто безоружен.
«Вот они,— молвил король,— те, кого судьба пощадила.
Сами же были они беспощадны; когда победили,
Грабили, жгли и людей убивали коварно и злобно.
Как обращался я с ними и чем отплатил за злодейство,
Сам ты услышишь от них; пусть, вернувшись, тебе порасскажут.
Пусть же теперь, присмирев, к обычаям прежним вернутся,
70 Пусть земляками опять и верными станут друзьями».
Так был мир заключен и дана взаимная клятва,
Чтобы никто никогда не дерзнул эту клятву нарушить.
Мир заключив, короли в шатры свои возвратились.
Сели со свитой за стол; и великая радость царила;
Все ликовали в тот день, что вернулись друзья невредимы.

[«Младший» король готовит для «старшего» короля и его свиты подарки — драгоценности, диковинных зверей; для его светских спутников — коней и дорогое оружие; для духовенства — много золота. Щедро награждены Руодлиб и его спутники по посольству.]

Все приготовив подарки, король удалился на отдых,
Но приказал известить, когда его гость пробудится.
Сам же велел, отдохнув, чтоб мула ему оседлали,
С малою свитой, верхом, он в лагерь гостя поехал.
Там, спеша, сбежалось к нему немало народа,
Сам же король усадил его рядом с собою любезно.
Младший промолвил: «Меня удостой своим посещеньем,
150 Скромных подарков моих, я надеюсь, ты не отвергнешь;
Тех, кто приехал с тобой, я тоже к себе приглашаю».
«Так пусть и будет»,— ответил король, и оба расстались.
Старший король пригласил к себе своих приближенных,
Возле себя усадил и такое им дал наставленье
(Было в привычках его, что просьба равнялась приказу):
«Каждый из вас свою честь пусть ценит выше подарков,
Пусть ни один не возьмет того, чем король вас одарит.
Думать не должен никто, что вас привлекает нажива.
Как поступлю я, глядите и так же, как я, поступайте».
160 Все пошли с королем и приняты были с почетом.
Трижды чаша вина их всех кругом обходила.
Младший король попросил гостей идти за собою.
Он их привел на широкий лужок, обнесенный оградой;
Там стояли столы, а на них громоздились подарки;
Возле в роскошном убранстве стояли на привязи кони,
Были и мулы и много верблюдов огромного роста,
Тридцать онагров стояло, уже укрощенных и смирных:
Львы, наводящие ужас, и подле них леопарды,
Рысь прикована крепко была золотою цепочкой,
170 Связаны были друг с другом большой павиан и мартышка,
Два близнеца-медвежонка играли в забавные игры,
Пять прирученных птиц, человеческой речью владевших:
Ворон, скворец, попугай и сорока с болтливою галкой.
Молвил король: «Это все для тебя, досточтимый владыка,
Эти дары — духовенству, а эти — его подчиненным.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
202 Старший король, на подарки взглянув, оценил их высоко.
Молвил дарителю: «Слишком они изобильны и пышны.
Мы не хотим, чтобы ты понес столь тяжелый убыток.
Добрую волю твою принимаю я вместо даренья;
Двух близнецов-медвежат я возьму — они славно играют,
Дочке моей передам от тебя я скворца и сороку;
Но благодарность тебе воздаю, как если бы принял
Все я, но я не хочу, чтоб епископов, графов, придворных
210 Ты одарял; лишь аббатам, коль хочешь, и скромным монахам
Можешь дарить — я не спорю — тебе это все возместится.
Всю свою жизнь ведь они посвятили всевышнему Богу,
Ночью и днем за тебя молитвы возносят усердно,
То, что подаришь ты им, принесет самому тебе радость.
Сильных же мира сего осыпать не позволю дарами».
Он умолчал — а быть может, забыл — об епископских служках
Им потихоньку вручили дары, их всех осчастливив.
Против запрета король никого б наградить не решился,
Да и никто бы не взял ни большого, ни малого дара.
220 Вот поцелуем прощальным уже короли обменялись,
Молвив друг другу «прости»; и оба домой возвратились.
Только успел Руодлиб вернуться к себе, как нежданно
Вестник прибыл к нему с известьем от матери милой.
Радостно принял его Руодлиб, вопрошая: «Скажи мне,
Как моя мать — здорова ль она и как ей живется?»
Вестник ответил: «Жива и здорова; тебе посылает
Это письмо; ты больше поверишь ему, чем рассказу».
Взявши письмо, пригласил к себе Руодлиб грамотея;
Тот, прочитавши, сказал: «Вот, думаю, вкратце в чем дело:
230 Все, кому ты служил, к тебе теперь благосклонны;
Просим тебя возвратиться, грустим, что тебя потеряли
Мы на столь долгое время; ведь ты удалился в изгнанье;
Сколько вражды и нападок терпел ты всегда непрерывно!
Край свой покинул родной и надолго ушел на чужбину,
Знаем, что даже и там перенес трудов ты немало.
Горько мы сетуем все, всякий раз, как придется собраться
Нам для общих решений, порой — по судебному делу:
Нет никого среди нас, кто мог бы сравняться с тобою,
Дать разумный совет, судить справедливо и честно,
240 Стать защитой вдовиц и опорой сирот малолетних,
Если стяжатели их угнетают, чиня им обиды;
Жалобно стонут они, этот гнет вынося нестерпимый.
Тех, кто с тобой враждовал, теперь ты уже не увидишь:
Кое-кто умер из них, другие калеками стали;
Нынче нет никого, кто с тобою бы распрю затеял.
Милый, вернись поскорей, мы ждем твоего возвращенья.
Прежде всего мы должны и сами с тобой помириться,
Все возвратить, что у нас заслужил ты верною службой,
Ты ведь, себя не жалея, за нас бросался в опасность».
250 Ну а в конце твоя мать от себя письмо прилагает:
«Вспомни, мой сын дорогой, о родной своей матери бедной;
Знаешь ведь ты, что, когда ты дом свой покинул, осталась
В нем неутешной она и дважды стала вдовою:
После отца твоего и после тебя, мой родимый.
В дни, что со мною ты был, облегчал ты все мне заботы,
Но ты уехал, и мне остались лишь тяжкие вздохи.
Все ж я решила тогда терпеливо нести что угодно,
Лишь бы тебе удалось в безопасности жить на чужбине,
Лишь бы избавился ты от врагов столь жестоких и мощных.
260 Ныне конец им пришел — либо сгибли, либо калеки.
Сын мой милый, вернись, положи конец моей скорби!
Ты возвращеньем своим не только сородичам близким
Радость вернешь, но и всем, кто в нашем краю обитает».
Рыцарь все эти слова с великой радостью слушал,
Но материнская речь залила ему очи слезами.
Слух о посланье разнесся повсюду, и лучшему другу
Рыцаря он причинил несказанно безмерное горе,
Да не ему одному; среди всех его подчиненных
Только и толков было о том, как жаль с ним расстаться.
270 Все говорили, что ввек не видали подобного мужа,
Верности, чести такой и столь безупречного нрава:
Ведь никому он вреда не нанес, но всем был полезен.
Те лишь, кто знал, какие труды он несет ежедневно,
«Диво ль,— сказали,— что здесь ему жизнь показалась нелегкой?
Много ли он заслужил? Живет он совсем небогато:
Пища, одежда — и только, а больше награды не видит.
Служит, однако, он крепкой опорой всему государству».
С лучшим другом своим к королю отправился рыцарь
И, представ перед ним, к нему с мольбой обратился:
280 «Если б осмелился я, если б знал, что не будешь в обиде
Ты на меня, я б тебе рассказал, что меня угнетает».
«Ну, говори же,— король отвечал,— помогу я охотно».
Рыцарь упал к ногам короля и обнял их, целуя,
После, поднявшись, сказал, запинаясь, со вздохом тяжелым:
«То, что печалит меня, король пусть сам прочитает!»
В руки он дал королю посланье из края родного;
Молвил король, прочитав: «Да, меня это очень печалит.
Если ж исполнят князья все то, что тебе обещают,
Мой совет — возвращайся домой, не раздумывай долго.
290 Матери ж нежное слово сильнее трогает сердце;
Разве противиться можно тому, чтобы ты к ней вернулся,
В горе утешил ее и на радость сородичам многим,
Жаждущим видеть тебя, в своем доме стал господином?
В путь собирайся, когда пожелаешь; лишь эту неделю
Сроку нам дай, чтоб могли, не спеша, мы обдумать спокойно,
Как нам, тебя наградив, отпустить с достойной оплатой.
В полную меру ты нам послужил и верой и правдой;
И не забвенью предать, а запомнить нам подобает,
Как ты не раз свою жизнь подвергал опасностям грозным,
300 В битвах сражаясь за нас, за народ и за все государство».
Пред королем преклонился изгнанник; и радостно слышать
Было ему, что заслуги король оценил. Отвечал.он:
«Ты за услуги мои меня наградил выше меры.
Да, с той поры, как пришел я к тебе, король досточтимый,
Служба твоя, что ни день, была мне праздником Пасхи.
Здесь получал я всегда и даров, и почета немало,
Как от тебя самого, так от всех, кто тебя окружает».
Дал приказанье король изготовить немедленно чаши,
Чистое взяв серебро,— по краю окружности — в локоть,
310 Счетом четыре; из них — две глубоких, две плоских, для крышек.
Станут схожи они с караваем печеного хлеба,
Если снаружи покрыть их слоем теста из полбы.
Первую чашу наполнил король ходячей монетой,
Тою, что каждый зовет ювелир «византийским денаром».
Так ее туго набил, чтоб нельзя ни единой монеты
Было вбить молотком и при тряске они не звенели.
Пусть, когда рыцарь вернется домой, он хозяйство поправит,
Тех, кому прежде служил, дарами к себе расположит,
Чтоб, обещанья сдержав, они с ним расплатились по чести.
320 Чашу вторую король разделил на две разные части:
В первую часть положил он одни золотые монеты;
Их чеканят особо и в яром огне обжигают;
Город Византии им дал свое прозванье и имя.
Вьется по-гречески надпись кругом по краю монеты,
А в середине монеты стоит Господь Вседержитель,
Руку свою возложив на главу повелителя мира.
Должен раздать эти деньги друзьям и сородичам рыцарь,
Чтобы с ним вместе могли отпраздновать день возвращенья
Так, как обычай велит; ведь он в изгнании тяжком
330 Не повстречался с нуждой, но вернулся с честью и славой.
Золотом первую часть король, наполнив до края,
В часть вторую вложил двенадцать прекрасных застежек:
Восемь — цельнолитых, не свинцом утягченных, не дутых;
Видом подобны двум змеям: их жала друг к другу стремятся,
Но, в поцелуе любовном сливаясь, вреда не наносят.
Прочие были четыре изогнуты в круглые кольца,
Каждое весом в пол-либры; похожи на толстые жилы,
Были не столько красивы они, сколь полезны и ценны.
340 Пряжкой роскошною царской еще был дополнен подарок.
В глиняной форме, как видно, ее отлили когда-то,
И молоток ювелира ее не касался; шлифовки
Не было видно на ней, но была она цельнолитою;
На середине ее орел вздымал свои крылья,
Шар из кристалла прозрачный он в клюве держал, а в кристалле
Три малюсеньких птички, казалось, летали кругами;
Были они, как живые, готовы к полету и к пенью.
Крепким кольцом золотым был орел по груди охвачен,
Словно лентой широкой оно его обвивало,
350 Целый талант золотой пошел на его изготовку.
Несколько пряжек король прибавил, более легких:
Вставлено было и в них немало камней драгоценных
Разных цветов — и сверкали они, как звезды на небе,
Около четверти либры была из них каждая весом,
Тонкой прелестной цепочкой была снабжена и замочком,
А на замочке задвижка; она и справа, и слева
Крепко держала замок, ему не давая открыться:
Так, что увидеть нельзя, что хранится под этой задвижкой.
После добавил король к дарам золотой полумесяц
360 Весом в либру одну; его сделал мастер искусный.
Он по изгибу внутри и снаружи камней разноцветных
Много таких нанизал, какие рождаются в море
В месяце мае всегда и сливаются с золотом чистым,
Если в раковин створки, как надо, его положили.
Сам полумесяц покрыт разноцветной осыпью мелкой,
В ней цветное стекло, и в ней золотые осколки,
Видом похожи они на листки, узелки и на пташек;
Их обжигают в огне, придают им разную форму,
После на камне точильном, смочив, их шлифуют до блеска.
370 Этот чудеснейший сплав называют «кузнечной эмалью».
Маленьких шариков нить полумесяц сзади скрепляет.
Тихо друг друга касаясь, звенят они сладостным звоном.
Бережно в чашу вложить король велел полумесяц,
Дважды восемь сережек висячих туда же добавил:
Первые пары четыре усыпаны были камнями,
Ярко сверкали на них аметист и берилл драгоценный;
В пары другие камней никаких не вставляли; узоры
Дивные были на них, узелки, сплетенные в сетку;
Так ювелир на стекле золотой рисунок наносит;
380 Звон издавали подвески серег при малейшем движенье.
Тридцать колец изготовить король приказал напоследок,
Чистое золото взять — и самого высшего рода.
Каждый перстень велел драгоценным камнем украсить,
Вставив в него лигурин, гиацинт с бериллом прекрасным.
Три колечка назначил король для подарка невесте,
Тонких, не очень больших, как женской руке подобает.
Обе наполнились чаши теперь дорогими дарами;
Плотно забив их гвоздями с припаянной крепкой головкой,
Тесто из тонкой муки приготовить и, клею подбавив,
390 Чаши обмазать король приказал, чтоб никто не пытался
Этот слой отскрести, водой размочить иль разрезать.

Вот и тот день наступил, в который ответ и решенье
Рыцарю верному дагь король обещал благосклонно.
Близких придворных созвав, он сказал: «Наш рыцарь приезжий
Хочет вернуться домой; его туда призывают
Те, кто принудил его покинуть землю родную.
Вот послание их; его послушайте сами».
Так он сказал; и письмо им прочел тот, кто грамотой ведал.
После прочтенья письма они все преисполнились скорби.
400 Как же лишится король, да и все они этого друга?
Верен и предан он был, разумен и доброго нрава.
Дали совет королю удержать его силой иль просьбой,
Дать ему дом и жену, и честью богато осыпать,
Даже сказали: «Ему ведь и графство вполне подобает».
«Нет,— ответил король,— от меня не увидит насилья
Тот, кто ни разу во мне не вызвал ни малого гнева,
Если же гневался я, превращал меня в кроткого агнца.
Так же и в деле любом он всегда был предан и верен.
Все же изгнанье из дома так тяжко его угнетало,
410 Как не видал никогда я, чтоб кто-нибудь чувствовал так же.
Мы же отпустим его; пусть вернется на родину снова,
Но в благодарность ему мы скажем, что если случится
Снова дома беда, то к нам вернуться он может.
Службу и званье свое у нас он снова получит».
К рыцарю, речь свою кончив, король слугу посылает
И приглашает прийти. Не замедлив, рыцарь явился.
Краткое длилось молчанье, но молвил король благосклонно:
«Я отпускаю тебя, мой милый, совсем неохотно:
Был ты к услугам всегда готов и хорошего нрава,
420 И за все это, мой друг дорогой, я тебе благодарен.
Нет здесь врагов у тебя, ты всему народу любезен.
Ныне ответь мне по правде, какой ты награды желаешь,
Мой дорогой, от меня? Иль добрый совет, или деньги?»
Рыцарь немного подумал, что будет приличней ответить.
«Я не хочу,— он сказал,— выше мудрости ставить богатство.
Слишком обильный достаток вражду вызывает и козни.
Гонит подчас нищета бедняков к воровству и разбою.
Часто богатство родит в друзьях и сородичах зависть.
Брата враждой зажигает и рушит верности клятвы.
430 Лучше лишиться богатств, чем утратить рассудок и разум;
А у того, кто в себе возрастит благочестную мудрость,
Будет всегда у него серебра довольно и злата.
Все завоюет разумный, ему не изменит оружье.
Часто, напротив, я помню, видал я немало безумцев,
Что, неразумьем своим потеряв все то, что имели,
Жили в нужде и в грязи, опускаясь все ниже и ниже.
Был им достаток не впрок, он принес им одни лишь несчастья.
Можешь поэтому ты такие мне дать наставленья,
Кои я ввек не забуду, а все сохраню нерушимо;
440 Будет мне это дороже, чем десять золота фунтов.
Грабить не станут меня, враждовать со мною не будут.
В темных дебрях убить меня не замыслит разбойник.
Пусть в королевской казне сохраняется клад драгоценный,
Бедный же, если здоров и умен,— с него и довольно.
Мне оплаты не надо, вкусить я жажду познанья».
Это услышав, промолвил король: «Пойдем же со мною».
В дальний укрылись покой, никого с собою не взяли.

[Наставления, которые король дает Руодлибу, очень разнохарактерны, некоторые даже несколько смешны. Нельзя верить рыжему человеку, он всегда коварен; нельзя проезжать верхом по засеянному крестьянскому полю; останавливаться на ночевку у старого мужа с молодой женой; давать соседу кобылу, у которой скоро должен родиться жеребенок; слишком часто ходить в гости хотя бы к другу; приближать к себе служанку, даже очень красивую; а если женишься, не надо давать жене над собой власти; не надо вступать в распри со своим начальником; обносить свое поле канавой (люди протопчут дорогу по обе стороны канавы, и часть поля пропадет); надо в пути заходить в церкви, это защитит путника по дороге.]

Кончил король наставленья, умолк и с рыцарем вместе
В зал возвратился и сел на престол. Перед всеми своими
Рыцаря он превознес похвалами за доблесгь и разум;
530 Был ответом ему одобрительный шепот придворных.
Рыцарь им всем благодарность воздал — королю и народу.
Молвил король: «Возвращайся к себе, почетом покрытый,
К матери снова вернись, управляй отцовским наследьем,
Если на родине жить безбедно ты сможешь и если
Те, кому ты служил, свои обещанья исполнят;
Если ж обманут тебя, как много раз уже было,
Можешь и ты обмануть и от службы у них отказаться.
Людям скупым и нечестным ты больше служить не обязан.
Если же в душу твою порой закрадется сомненье,
540 Жизнь в родимом краю тебе будет тоскливой казаться,
То возвращайся; тебя я приму с таким же приветом,
Как провожаю сейчас,— и слово мое неизменно».
После.король подал знак слуге, стоявшему рядом,
На ухо что-то шепнул — такой у него был обычай.
Тотчас его казначей принес две сумки, в которых
Были спрятаны хлебы, хранившие много сокровищ;
Тесто из полбы — снаружи, внутри — золотые монеты.
Их вручая, король промолвил: «Мой добрый товарищ,
Я прошу, дорогой, не ломать этот хлеб и не резать
550 Раньше, чем сядешь один ты за стол с своей матерью милой;
Лишь у нее на глазах разломи ты тот, что поменьше.
Ну, а второй ты разломишь, когда за свадебный ужин
Сядешь с невестой; тогда угостишь и друзей своих близких,
Пусть узнают они, что за вкус у нашего хлеба».
Рыцарю три поцелуя король подарил на прощанье,
С вздохом его отпустил. И рыцарь в слезах удалился.
Шла за ним следом толпа, его провожая с печалью»
Руки жали ему, целовали его со слезами.
Дальше его провожал лишь самый близкий приятель.
560 Тот щитоносец, что встарь с небольшой поклажей приехал,
Вел он теперь под уздцы тяжело нагруженную лошадь.
Тяжкое горе снедало друзей, что уж скоро разлука,
Что лишь короткое время побыть им друг с другом придется,
Целых три дня по пути они проводили в беседах,
Вечером — ужин у них едва к полночи кончался.
В вечер последний пораньше легли, чтоб заснуть, но в постелях
Долго лежали, разувшись, и сна ожидали, но тайно
Слезы в молчании лили, и каждый вздыхал, отвернувшись,
Больше, однако, чем рыцарь, скорбел королевский охотник:
570 Он, как ребенок, рыдал, теряя столь верного друга.
Ведать не мог, приведется ль им снова встретиться в жизни.
Он бы хотел провести всю ночь, не заснув и рыдая,
Если б печальное сердце ему не сморила дремота.
Вот забрезжил рассвет, и оба разом проснулись,
Встали, оделись, поели, взнуздали коней и в дорогу
Снова пустились, пока не достигли границ государства.
Здесь завершался совместный их путь и пришлось расставаться.
Слез не в силах сдержать, едва промолвил изгнанник:
«Друг мой, прошу я, скажи королю, что всем своим сердцем
580 Я молюсь за него и служить всегда ему буду,
Так же и близких его любить я буду, как душу».
Горькие слезы пролив, обменялись они поцелуем,
Слово «прости» и не раз, и не два они повторяли,
Но, наконец, разлучились, и каждый к себе возвратился.

Лист 12

Мальчик на вишне высокой сидел, и вишенок много
Вкруг висело, но их он как будто и вовсе не видел,
70 Первым хотел он увидеть, когда господин возвратится.
Над головою его сидела галка ручная,
Знать хотелось бы ей, почему не срывает он вишен,
И, причину раскрыв, госпоже об этом поведать.
Мальчик же больше всего увидеть хотел господина,
Часто твердил: «Руодлиб, господин мой, вернись поскорее!»
Это запомнила галка; к своей госпоже полетела,
Ей сказала: «Прошу, что сейчас скажу я, послушай!»
«Ну говори!» — «Руодлиб, господин мой, вернись поскорее!»
Слуги, хотя увидали — госпожа их тяжко вздохнула,—
80 Все ж рассмеялись, заметив, как быстро учится галка.
Мать же сказала: «Леги-ка назад и, на ветке усевшись,
Все, что он скажет, запомни и крикни, если он крикнет».
Галка, над мальчиком сидя, ловила каждое слово.
Мальчик же ждал одного — чтоб скорей господин возвратился,
Взгляды свои напрягал, и когда из леса густого
Конный отряд появился, то он его сразу увидел.
Первым ехал племянник, за ним — его щитоносец.
Дальше — сам господин, со своим постоянным слугою.
90 Мальчик громко вскричал: «Господин уже близко, ликуйте!»

Лист 13

10 Рыцарь после купанья за стол сел в свежей одежде,
Но не хотел он занять, как хозяин, первое место,
Справа от матери сел, как прилично скромному гостю,
Ей предоставив охотно за трапезой ведать порядком.
Все, что она подавала ему, принимал он с почтеньем.
Резала ломтики хлеба она и всем раздавала,
Кушанья разные всем подавать велела особо.
Кубки с вином рассылала иль чаши с брагой медовой.
Рядом сидел с Руодлибом его сородич-племянник.
Хлеб меж собою делили и ели из общего блюда,
20 Также из чаши вино они оба пили, меняясь.
Матери спутницей верной была ее галка ручная,
Если ей хлебные крошки давали, хватала сейчас же,
По столу важно ходила и ловко прыгала боком.
Съедено было немало, немало и выпито кубков.
Воду велела подать госпожа; и стольничий подал
Каждому гостю ее; по столам по чину налили,
И виночерпии всех обнесли последнею чашей.
После убрали столы и сложили скатерти. Гости,
Весело пир завершив, госпоже благодарность воздали.
30 Рады, сказали они, что живым и здоровым вернулся
Сын — утешенье ее — и скорбеть ей больше не надо.
Как приходилось доселе, лишенной поддержки сыновней.
Быстро весть разнеслась, и повсюду стало известно,
Что Руодлиб вернулся домой — и с немалым богатством.
Кончился пир; и, когда ему показалось уместным,
С матерью милой тайком Руодлиб удалился в покои.
Дал щитоносцу приказ принести тяжелую торбу;
Много вещей дорогих, ее развязавши, он вынул;
Много мехов и одежд и других драгоценных подарков,—
40 Все, что во время изгнанья за десять лет приобрел он.
После велел он ему принести и дорожные сумки
Хлебы достать из муки — как сказали ему — африканской.
Матери их показал и молвил с веселою шуткой:
«Мать, посмотри-ка, что я заработал за долгую службу.
Хлеб этот дал мне король, не позволив ломать по дороге».
Мать предложила .ему: «Позовем же слуг наших верных,
Пусть они так же, как мы, попробуют хлеб африканский».
Сын возразил: «Нет, пожалуй, мы лучше их сами разрежем».
Вынул свой нож Руодлиб, чтобы хлеб нарезать ломтями,
50 Вдруг увидел, что там чаша сквозь хлеб серебром заблестела;
Тесто сухое соскреб; засверкала она еще ярче.
Три гвоздя он увидел, сцеплявшие накрепко чаши,
Быстро головки гвоздей отделил он напильником острым,
Чаши одну от другой отцепил; золотые монеты
В первой увидел; так плотно лежали — одной не прибавишь!
Был Руодлиб восхищен и Богу воздал благодарность.
Медлить он больше не стал, взял в руки чашу вторую,
Тесто из полбы соскреб; распилив все гвозди, увидел
Гору монет и сокровищ, наполнивших чашу до края.
60 Был поражен несказанно; воскликнула мать в удивленье;
Хоть по привычке вздохнула, но сердце ее ликовало,
И, прослезившись, она Христа восхвалила в молигве;
Сына он ей возвратил, изобильем осыпав и счастьем.
Рыцарь же на землю пал и к земле приложился устами,
Словно к ногам короля своего, к ней приник поцелуем.
Хлынули слезы рекою, ему лицо заливая.
«Господи! — стал он молиться.— Кто может сравниться с тобою?
Был человек я ничтожный и жалкий; но ты меня принял
И в милосердье своем удостоил богатства и чести.
70 Не вспомянув о проступках моих, тебя оскорблявших,
Ныне молю я, не раньше пошли ко мне смерть, чем увижу
Снова того, к кому я пришел в нищете и печали;
Он по воле твоей меня приютил милосердно,
Дал участвовать мне во многих житейских усладах,
Десять лет бедняка на своей удерживал службе,
Так возвеличив меня, что отныне могу я в почете
Жизнь мою проводить, если буду я мудр и разумен».
Рыцарь и с ним его мать любовались долго дарами;
Чаши закрыли потом, насколько могли, острожно.
80 Взяли с собой кое-что из вещей, привезенных в подарок,
И прибежали, на зов их спеша, их младшие слуги.