Глава пятая. История Александра Македонского в поздней античной литературе

В предыдущих главах мы имели дело с литературной обработкой подлинных мифов и сказаний, дошедших либо от глубокой древности, либо выросших на почве этих исконных мифических циклов. Но в позднейшую европейскую литературу перешли не только эти чисто мифологические сюжеты, а и ряд других, сложившихся еще в пределах античной литературы в качестве исторических романов или своеобразной «беллетристики». На первом месте стоит история жизни и подвигов Александра Македонского, от его рождения до смерти, причем именно эти два момента привлекали к себе особое внимание повествователей. О походах Александра, может быть, уже при его жизни и немедленно после его смерти стали появляться сочинения, написанные участниками этих походов и лицами, близкими к Александру (Птолемеем, Клитархом, Каллисфеном, Анаксименом и др.). От всех этих сочинений дошли только фрагменты, правда, в довольно большом количестве [1]. У последующих историков (I—II в. н. э.), как полагают исследователи, наибольшим успехом пользовался Клитарх, написавший самое большое сочинение (в 12 книгах). К нему прибегали Диодор и Юстин, в сочинениях которых история Александра излагается кратко, в ходе общего изложения истории IV в. до н. э.; его же упоминают Плутарх, посвятивший Александру обширную биографию в своих «Сравнительных жизнеописаниях», и два историка, написавших специальные книги об Александре — Квинт Курций Руф и Арриан. Сочинение первого, жившего (предположительно) в первой половине I в. н. э., написано на латинском языке и состоит из десяти книг (первые две до нас не дошли), книга Арриана (начало II в. н. э.) написана на греческом. Однако вышеупомянутые греческие предшественники были известны и Курцию Руфу; он ссылается на Клитарха (IX, 8, 15; IX, 5, 21), на Тимагена и Птолемея (там же).

С какого времени и у кого из этих предшественников Курция Руфа и Арриана в подлинную историю походов и гибели Александра стал вноситься фантастический элемент, с достоверностью сказать трудно, но можно предположить, что это произошло очень рано. Головокружительные военные успехи молодого завоевателя, его характер, круто изменившийся после достижения им власти над Персией, его поход в Индию («по следам» Диониса и Геракла) и его безвременная внезапная смерть — все это представляло прекрасный материал для возникновения множества легенд и анекдотов вокруг его образа. Пышному росту этих легенд способствовала и склонность греческих историков эллинистической эпохи к риторическому изложению и разукрашиванию подлинных фактов[2], и даже в фрагментах самых ранних биографов Александра встречаются рассказы о чудесах, сопровождавших его подвиги, рассказы с изрядным количеством лести. Наряду с этим, правда, имеются и высказывания, осуждающие Александра за невоздержность, вспыльчивость и высокомерие.

В сочинении Курция Руфа чисто фантастических элементов нет, но патетические речи и сентиментальные сцены уже могут служить канвой для исторического романа (напр., речь Дария, восхищенного нравственной чистотой Александра, который окружил почетом своих пленниц, жену и мать Дария).

В более деловитом и сухом тоне написал Арриан свой «Анабасис (поход) Александра». К разным недостоверным сообщениям он относится сурово, но о благоприятных или счастливых знамениях все же сообщает. Смерть Александра описана им с точностью медицинской «истории болезни»; но одна из последних глав его книги (VII, 273, 1—2) особенно интересна тем, что он упоминает в ней о различных версиях рассказов об этом событии: «Я знаю,— пишет он,— что о кончине Александра написано еще много другого. Рассказывают, что Антипатр прислал Александру яд, и он от этого яда и умер, яд же для Антипатра изготовил Аристотель, который стал бояться Александра, узнав о судьбе Каллисфена[3], а привез его Касандр, брат Антипатра. Некоторые даже пишут, что он привез его в копыте мула. Дал же этот яд Иоллай, младший брат Касандра: Иоллай был царским виночерпием, и Александр незадолго до своей кончины чем-то его обидел. Другие добавляют, что участвовал в этом и Медий, друг Иоллая, пригласивший Александра к себе на пирушку. Александр, выпив килик, почувствовал острые боли и вследствие этих болей и ушел с пира. Кто-то не постыдился написать, что Александр, почувствовав близкий конец, ушел с намерением броситься в Евфрат: исчезнув таким образом из среды людей, он утвердил бы в потомках веру в то, что, произойдя от бога, он и отошел к богам. Жена его, Роксана, увидела, что он уходит, и удержала его. Александр же со стоном сказал, что она отняла у него непреходящую славу — стать богом. Я записал это скорее для того, чтобы показать, что я осведомлен в этих толках, а не из доверия к ним». Это краткое сообщение Арриана имеет значение для всей последующей истории литературы об Александре, в которую вошли все эти «толки» и к ним прибавилось еще немало других.

Если бы античные повествования об Александре завершились трудами Диодора, Юстина, Курция Руфа и Арриана, то они вошли бы в разряд второстепенных исторических сочинений и едва ли послужили бы первым узлом для сплетения громадной сети сказаний о македонском царе. Именно эту роль сыграла книга неизвестного автора, присвоившего себе знаменитое имя Каллисфена, племянника Аристотеля и спутника Александра, погибшего от его руки.

Появление этой книги под названием «Деяния Александра», по всей вероятности, относится к первой четверти III в. н. э. и может быть объяснено причинами политическими. Именно к этому времени (222—235 гг.) относится правление последнего императора из семьи Северов, молодого Александра Севера (род. в 208 г. ); он был двоюродным братом ненавистного всем Гелиогабала, был взят им в соправители и после убийства Гелиогабала вступил на престол. Правление Александра продолжалось тринадцать лет. В это время на Востоке произошел крупный политический переворот — в парфянском царстве, самой мощной восточной державе, не раз грозившей Риму, власть захватила провинциальная династия из персидского рода, принявшая имя Сассанидов и объединившая всю Персию и Парфию. В 232 г. Александр Север затеял персидский поход, в котором одержал временные победы, но справил пышный триумф. Успех был недолговечен. Для персидского похода были взяты войска с германских границ и германцы вторглись в Галлию. Александр Север отправился туда и был убит взбунтовавшимися солдатами в начале 235 г. Совершенно понятен повышенный интерес к персидскому походу Александра Македонского именно в правление Севера, который принял то же имя (его собственное имя было Гессий Бассиан, и по происхождению он был сирийцем) и старался подражать своему герою. Александр Север был прекрасно образован, интересовался философией, юриспруденцией, риторикой и с именем Александра, которое он принял, был связан — как в ту пору было обычным — целый ряд примет и знамений, тщательно перечисленных его биографом Лампридием («История императоров», гл. 5, 12, 30, 61).

О том, что успех «Деяний Александра» был велик, свидетельствует их перевод на латинский язык в начале IV в., т. е. через сто лет после их появления. Он сделан некиим Юлием Валерием довольно точно, хотя и с некоторыми сокращениями; уже к этому латинскому переводу имеется в свою очередь сокращение-эпитома. Наконец, в 40-х годах IV в. было составлено анонимным автором на латинском языке сжатое, суховатое, но правдивое сочинение «Описание пути Александра» («Itinerarium Alexandri»). Неизвестный автор посвятил его императору Констанцию, готовившемуся к персидскому походу. Из всего этого ясно, что интерес к истории походов Александра Македонского в значительной степени проистекал из конкретной политической обстановки и возбуждался каждый раз, когда назревала война с Персией. Но при ознакомлении с «Деяниями Александра» Псевдо-Каллисфена политические корни этого сочинения не бросаются в глаза, а перед нами развертывается на базе действительных исторических фактов пестрая картина фантастических приключений и невероятных встреч[4].

Роман Псевдо-Каллисфена состоит из трех книг: первая повествует о рождении и юности Александра, вторая — о его походе до победы над царем Индии, Пором, третья — об обратном пути из Индии и смерти в Вавилоне. Вторая книга заключает в себе только в одном варианте (в рукописи С) рассказ о самых рискованных предприятиях Александра (главы 23—44), а в третью книгу включены «письма» Александра к его учителю Аристотелю и матери Олимпиаде, повествующие о труднейших отрезках похода и о необычайных людях и животных, которых пришлось встретить. В подборе этих чудес и впечатлений можно проследить тенденцию, которая с полной ясностью выступает в средневековых переработках повести об Александре.

Содержание чудесных приключений Александра, изложенных во вставных главах, вкратце состоит в следующем.

Еще до индийского похода Александр, покоривший уже Персию, Сирию и Египет, решил исследовать глубину моря и бездну эфира. Он велел спустить себя в море в прозрачном ящике, но огромное морское чудовище выбросило этот ящик на берег, едва не разбив его. «Задыхаясь и трепеща, вышел Александр на берег, полумертвый от испуга, и вознес благодарность высшему провидению, охранившему его от этого страшного животного» (гл. 38).

После этого Александр двинулся, уже не один, а с отрядом, в «страну тьмы» (на север?). Из предосторожности он велел взять с собой кобылиц, недавно ожеребившихся, а жеребят оставить в лагере; они всегда найдут обратный путь. Путешественники находят прежде всего светящийся родник. Когда они останавливаются и Александр приказывает повару приготовить обед, повар, обмывая в ручье соленую рыбу, видит, что она ожила и ускользнула в воду. Повар не говорит об этом Александру, а пьет воду сам и дает глотнуть и дочери Александра. Когда он впоследствии рассказывает об этом царю, Александр в гневе изгоняет и его, и свою дочь, но казнить их не может — это был источник жизни. Войско идет все дальше в полной тьме, но вот перед ним появляются птицы с человеческими лицами, которые «на греческом языке кричат с высоты» и запрещают Александру, идти дальше: «Страна, но которой ты идешь, Александр, принадлежит только божеству — ступай обратно, несчастный, идти по стране блаженных ты не можешь. Вернись обратно, человек, и иди по той земле, которая тебе дана. Александр, затрепетав, послушался этого голоса. Другая же птица воскликнула: «Зовет тебя к себе Восток, Александр, и ты подчинишь себе царство Пора» (гл. 39—40).

Александр со своим отрядом благополучно, благодаря чутью кобылиц, возвращается к войску. Но и здесь еще не успокаивается: он опять велит построить прозрачный ящик, привязывает к нему голодных грифов, а над ящиком на жердях укрепляет куски сырого мяса. Грифы взлетают, чтобы схватить мясо, и возносят Александра высоко над землей. Но и здесь ему встречаются говорящие птицы с человеческими лицами и упрекают его: «Александр, как же ты, не зная того, что есть на земле, стремишься захватить то, что в небе? Возвращайся на землю как можно скорее, чтобы эти твои птицы не пожрали тебя. Спускайся скорее на землю». И Александр, испугавшись, взглянул вниз и увидел огромную змею, свернувшуюся кольцом; а внутри этого кольца как бы ровное гумно ... И сказала ему птица: «Знаешь ли ты, что это такое? Это гумно — мир, а змея — это море, опоясывающее землю». Александр повернул назад, повинуясь решению высшего провидения, и спустился на землю далеко от своего войска — на целых семь дней пути. И после этого «он уже не пытался браться за невозможные дела» (гл. 42).

После этого Александр решил предпринять поход против Индии, но в Гелиополе невидимый дух предрек ему близкую смерть (гл. 44) — и, услыхав это предсказание, Александр долго не мог смеяться, но однажды, увидев убегающих от его войска смешных маленьких полулюдей, полубаранов, быстро прыгавших на одной ноге, рассмеялся: это чисто сказочный, шуточный мотив (о «несмеяне»), внесенный в философски-мистическую повесть.

Еще более причудливое смешение различных мотивов находим мы в письмах Александра к Аристотелю и к матери [5]. Некоторые описания носят вполне реальный характер: трудности пройденного пути, страдания от жажды, наводнений, бурь и снегопада, нравы туземцев, живущих в тростниковых хижинах на островах больших рек, охота на слонов, измена и казнь наемников-проводников. Все это описано спокойно и трезво, но с этим чередуются совершенно сказочные эпизоды: на лагерь набросилось чудовище «ростом больше слона, с тремя рогами; оно убило 36 воинов». В озере жило двухголовое чудовище, одна его голова была львиная, другая похожа на крокодила. Встретились летучие мыши с телом голубя и с зубами, как у человека. В реке были пойманы русалки, похожие на нимф, с распущенными волосами. Встретились змеи, у которых в горле находятся громадные изумруды, но взять их можно было только у мертвых змей, так как вход в долину, где они живут, был прегражден деревянными пирамидами (очевидно, индийскими храмами типа пагод). Есть и сообщение, много раз повторявшееся в позднейших рецепциях, о людях с собачьими головами («псоглавцах»), о злых «великанах — людоедах Гоге и Магоге, которых Александр запер железными воротами между двумя сдвинувшимися горами. Вся эта фантастика в течение многих веков увлекала слушателей и читателей и пользовалась полным их доверием, вплоть до зпохи Возрождения, никому даже не приходило в голову усомниться в подлинности писем Александра.

Третьим элементом, особенно подробно развернутым в письме к Аристотелю, является опять-таки мистически-философский, связанный по смыслу с вводными главами рукописи С.

Уже на обратном пути Александр стал расспрашивать местных жителей, что еще заслуживает внимания в их странах. Они заверяли его, что он уже увидел все; но на пути ему встретились два старика, которые указали ему путь к «невероятному явлению», но велели идти не со всем войском, а только с одним отрядом. Александр стал умолять их, чтобы они сказали ему, что именно он увидит, и они обещали провести его к двум деревьям, посвященным Солнцу и Луне и говорящим и по-индийски, и по-гречески. «Ты сможешь узнать от них обо всем, что предстоит тебе, благое или дурное», — сказали старики и выполнили свое обещание, проведя Александра через леса, полные змей и тигров. Главный жрец, служащий деревьям-оракулам, описан очень живо: «он был ростом футов в десять, с черной кожей, с зубами наподобие собачьих, с проколотыми ушами, в которых висели жемчужины, одет в звериную шкуру». Приносить жертвы деревьям было запрещено, разрешалось только целовать их стволы и просить о правдивом предсказании. Кто хотел услышать прорицание, должен был бодрствовать всю ночь. При восходе солнца первое дерево заговорило по-гречески и изрекло: «О, непобедимый в боях Александр, ты, как и решил, будешь единым владыкой всех земель, но на родину ты живым не вернешься, ибо так постановила о тебе судьба». «Услыхав это, я был потрясен»,— пишет Александр, а его спутники рыдали; он заставил их поклясться, что они будут молчать, но к древу Луны, которое изрекало свои пророчества вечером, он взял с собой только Пердикку, Диторика и Филота. Древо Луны подтвердило печальное предсказание. «Александр,— сказало оно,— уже исполнился срок твоей жизни, но ты умрешь в будущем году, в девятом месяце, в Вавилоне; и ты будешь обманут тем, от кого меньше всего ожидаешь этого». Заплакал и сам Александр и его ближайшие друзья, от которых он «никак не мог ожидать ни коварства, ни преступления», — они всегда были готовы умереть ради него.

На следующий день Александр опять вопросил древо Солнца о судьбе своей матери и сестер, и оно предрекло страшную смерть без погребения Олимпиаде и долгую счастливую жизнь его сестрам, ему же еще раз сказало: «Уже краток остающийся тебе срок жизни, но владыкой всего мира ты все же станешь». Дальнейших вопросов жрец задавать не позволил, «ибо наши рыдания и вопли были оскорбительны для священных деревьев».

Совершенно несомненно, что и в рассказах о попытках Александра проникнуть в тайны моря и небес, дойти до края мира в «стране тьмы» и узнать будущее от говорящих деревьев скрыта одна общая мысль — о его стремлении выйти за пределы, того, что достижимо для человека. При этом очень характерно для эпохи поздней античности то, что эти стремления Александра не восхваляются, а осуждаются и не приводят к успеху, как его военные предприятия, а терпят поражение; прорицание, данное ему говорящими деревьями, отравляет ему последние месяцы жизни. Но то же письмо к Аристотелю заканчивается гордым признанием Александра, что он велел и в Персии и в Индии поставить золотые столбы и вырезать на них надписи, повествующие о его победах, причем в Индии столбы должны были стоять дальше трофейных стэл Диониса и Геракла, которых, по его словам, он нашел сто. Александр же велел воздвигнуть только пять, но вышиной в десять пядей, чтобы они были на великое удивление грядущим векам. «Мы поставили новый вечный памятник доблести на зависть всем, чтобы он дал нам вечное бессмертие и славу и послужил свидетельством, о, почтеннейший Аристотель, неутомимости нашего духа».

В другом месте того же письма бегло упомянуто, что при начале бури и снегопада на обратном пути из Индии войско истолковало эти бедствия как кару богов за то, что «я, Александр, будучи человеком, попытался пройти дальше чем проложили свой след Геркулес и Либер».

Таким образом, тема состязания человека в силе и смелости с богами звучит сквозь фантастическое нагромождение чудесных приключений. Интересно и то, что неизвестный автор, составивший это письмо, не упоминает о желании Александра провозгласить себя сыном египетского бога Аммона, а противопоставляет его, героического человека, Дионису и Гераклу, богу и полубогу.

Однако автор «Деяний Александра» (один или несколько) все же приписывает Александру происхождение не от македонского царя Филиппа, мужа его матери Олимпиады, а наполняет первую книгу своего сочинения сказочной повестью о том, как из Египта был изгнан его властитель Нектанеб, искусный волшебник, как он спасся в Македонии и сумел под видом змея обольстить Олимпиаду, думавшую, что она видела змея во сне. Нектанеб стал негласным отцом Александра, но, как он сам знал наперед, погиб от руки оскорбленного Александра, когда он раскрыл ему тайну его рождения. Эта сказка возникла, как предполагают все исследователи, изучавшие роман Псевдо-Каллисфена, в Египте и имела целью узаконить власть Александра над Египтом как наследника египетского царя. Наряду с этой версией о египетском происхождении Александра, существовала и другая, преследовавшая цель узаконения Птолемея на египетском престоле: Птолемей был будто бы сыном не Лага, а Филиппа, следовательно, сводным братом Александра.

Таким образом, в романе Псевдо-Каллисфена при внимательном чтении можно найти под пестрым покровом вымыслов и чудес и философские мысли и политические цели. Античная традиция, касающаяся подвигов Александра и завоевания Востока, на этом кончается. Своего возрождения и чрезвычайно пышного расцвета ей пришлось ждать около шестисот лет. Однако не было почти ни одного историка даже в самые ранние века после крушения римской державы, который не высказал хотя бы бегло своего мнения о царе-завоевателе. То фантастические, то дидактические рассказы о его жизни и смерти[6] все разрастались, вплетая в себя чисто восточные мотивы, и между XI и XIII вв. полностью развернулись в литературе феодальной Европы.

1. См.: Alexandr i М. Historiarum scriptores aetate suppares. Dr. Robertus Geier. Lipsiae, 1844; Arriani Anabasis et Indica. Reliqua Arriani et scriptorum de rebus Alexandri M. ...Pseudo-Callisthenis, historiam fabulosam ex tribus codicibus nunc primum edidit... Carolus Mueller. Paris, 1877; Pseudo-Callisthenes. Historia Alexandri Magni ed. Kroll. Berlin, 1926.

2. Особенно отличались в этом отношении Тимей, Феопомп и Эфор. Всех их резко критикует Полибий, не щадящий, впрочем, и Каллисфена, несмотря на то, что Каллисфен был очевидцем и даже участником многих описываемых им битв и событий (Полибий, кн. XII, гл. 12, 17, 25 и др.). Всем им он ставит в вину, что они пишут о том, чего не знают.

3. О смерти Каллисфена имеются разноречивые сведения. Он был, по-видимому, замешан в заговоре против Александра, но некоторые из современных ему биографов Александра сообщают, что он только был взят под стражу и находился в заключении семь месяцев, но все же сопровождал Александра в индийском походе и умер там от водянки. Впоследствии, напротив, закрепилась версия о том, что он был подвергнут страшным пыткам и казнен (Юстин, XV, 3). и эта версия стала темой декламаций против тирании Александра. Ее использовали Сенека («Естественнонаучные исследования», VI, 23) и Фемистий (речь VII).

4. Роман Псевдо-Каллисфена издан Мюллером по трем рукописям, находящимся в Париже (XI, XV и XVI в. с шифрами А, В, С). Сохранность рукописей не очень хорошая, и издание Мюллера не считается образцовым. Текст трех рукописей часто не совпадает. Наибольший объем имеет версия «С», вероятно, представляющая собой компиляцию. Главы 24—44, имеющиеся в ней и наиболее богатые фантастическими элементами, в других рукописях отсутствуют.

5. Письма Александра, включенные во II и III книги, тоже представлены в различных версиях.

6. Смерть Александра наиболее подробно описана в той же версии «С». В гл. 33 введен эпизод о прощании Александра со своим конем: Букефал плачет над умирающим Александром, набрасывается на юношу, поднесшего Александру яд, топчет его и издыхает у ног Александра. Александр, умирая, декламирует стихи.