Мелетинский Е. М. Французский героический эпос

По изд.: История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994.Т. 2. — 1984. — С. 517—522.

 

Эпос романских народов — французов и испанцев — целиком укладывается в рамки X—XIII вв. Только с IX в. отчетливо выделяются романские языки и начинается на них литературное творчество. Не ранее чем ко второй половине VIII в. относятся исторические события, отголоски которых слышны в эпосе. Это, разумеется, не исключает того, что народная поэзия романских народов унаследовала какие-то элементы фольклорной традиции германцев, создавших на этой территории первые «варварские государства» — франков и визиготов.

Переход от народной латыни к старофранцузскому языку и начало этнической консолидации будущих французов, а также первый этап феодализации падают во Франции на эпоху Каролингов (VIII—IX вв.). Эта эпоха выступает в героической поэзии как своего рода эпическое время. Самый выдающийся из Каролингов, коронованный в 800 г. западноримским императором Карл Великий стал эпическим королем, неизменно благородным, величественным и могучим «седобородым Карлом», властителем эпической «милой Франции».

Сохранилось около 100 французских героических поэм, так называемых «chansons de geste» («песен о деяниях»), относящихся, по-видимому, к X—XIII вв. и написанных строфами (лессами), связанными ассонансами, которые в поздних редакциях (XIII—XIV вв.) уступают место точным рифмам. Ассонанс специфичен для древнейшего романского (французского и испанского) эпоса, как аллитерация — для германского. Французский эпический стих в дошедших до нас памятниках — силлабический десятисложник.

Французский эпос сложился в IX—X вв. в устном народном творчестве. Гипотеза Ж. Бедье и его школы о формировании этого эпоса в XII в. из хроник и монастырских преданий малоубедительна. Французский эпос дошел до нас в основном в виде длинных поэм, которые являются итогом сложной качественной эволюции кратких эпических песен (кантилен), а не их механическим объединением (как это представлял себе Г. Парис). Носителями эпической традиции в фольклорной Франции были жонглеры, бродячие народные певцы, аналогичные немецким шпильманам. Жонглеры исполняли поэмы напевным речитативом, аккомпанируя себе на маленькой арфе или виоле. Они выступали в рыцарских замках и на городских площадях во время ярмарок. Дошедшие до нас книжные поэмы хранят весьма отчетливые следы устной эпической традиции. Первоначальный объем героических песен был, вероятно, невелик. Большие поэмы исполнялись в несколько приемов, о чем свидетельствуют встречающиеся через определенные промежутки как бы краткие резюме предшествующего изложения или намеки, предваряющие предстоящий рассказ, чтоб заинтересовать слушателей.

Впрочем, упоминание о еще несовершившихся событиях, «забегание вперед» — не только профессиональный прием устного рассказчика, он имеет и чисто художественное значение: рассказчик обращает внимание слушателей на перспективу драматического развертывания событий, на печальную судьбу героев.

Во французских жестах немало всякого рода эпических клише, постоянных эпитетов, повторов, параллелизмов и т. п. Часто в сходных выражениях описывается собирание войск, поединок мечами или копьями, рукопашная схватка, поношение врага перед боем, сожаление о погибшем герое, преследование убегающего противника, сон и отдых, приближение гостя, вооружение и т. п.

Заключительная строка строфы часто повторяется с некоторыми изменениями в начале следующей. Темы, фигурирующие в одной строфе, повторяются и развиваются в следующих, причем это «подхватывание» выражается порой в весьма четких структурных формах.

Составляющая художественную вершину французского эпоса «Песнь о Роланде» является одновременно древнейшей из поэм. Лучшая из дошедших редакций (в оксфордской рукописи) сделана в середине XI в. англо-нормандским писцом (4002 ассонансированных стиха). В конце рукописи упомянут некий Турольд, в котором отдельные исследователи ошибочно видят автора эпопеи. В действительности он может быть переписчиком или основным редактором англо-нормандской версии. Кроме того, есть венецианский ассонансированный текст в рукописи XIV в. на франко-итальянском диалекте (употреблявшемся итальянскими народными певцами) и две группы рифмованных рукописей XIII—XIV вв. (сохранившихся в Шатору и библиотеках Венеции, Парижа, Лиона, Кембриджа). Об исключительной популярности эпоса о Роланде свидетельствуют и его обработки на большинстве романских и германских языков, в том числе восходящие к недошедшим французским источникам немецкая поэма некоего «священника» Конрада (ок. 1170 г.), древне-скандинавская «Карламагнуссага» (ок. 1240 г.), две латинские обработки — «Песнь о предательстве Гвенона» и «История Карла Великого и Роланда» (так называемая хроника Псевдо-Турпина) и некоторые другие.

«Песнь о Роланде» повествует о битве в Ронсевальском ущелье, в Пиренеях, французского отряда, подвергшегося нападению сарацин (мавров) в конце испанского похода Карла Великого. Арьергард французского войска, возглавленный племянником и любимцем Карла Роландом, героически погибает во имя «милой Франции» и христианства, сражаясь с несметными полчищами мавров-мусульман. Главным виновником гибели отряда представлен отчим Роланда — Ганелон, из ненависти к пасынку вступивший в сговор с царем Сарагосы Марсилием. За смерть Роланда, его друга Оливье и всех «двенадцати пэров» мстит Карл, истребивший огромную армию, собранную с разных концов мусульманского мира. Ганелон казнен после окончательно изобличившего его «божьего суда» — судебного поединка его противника (Тьерри) и родича (Пинабеля).

Сюжет «Песни о Роланде» имеет весьма конкретную историческую основу, о чем свидетельствуют французские и арабские хроники. В 778 г. Карл Великий был призван в Испанию одним из мусульманских правителей, Ибналь-Араби, возглавлявшим борьбу против кордовского халифа Абдеррахмана. Он пообещал Карлу за помощь отдать Сарагосу, но правитель Сарагосы отказался впустить французов, и Карлу пришлось удалиться, кроме того, до него дошли вести о восстании саксов. При переходе Пиренейских перевалов баски (христиане), мстившие за разрушение Карлом города Пампелуны, перебили арьергард французского войска (15 августа 778 г.). На основании арабских источников можно предположить, что в этом сражении частично участвовали и мавры, освободившие аль-Араби, задержанного Карлом в качестве заложника. Эйнхард, повествующий полвека спустя в «Жизнеописании Карла Великого» об уроне, нанесенном франкам «вероломством басков», называет имена знатнейших рыцарей, погибших в Ронсевале. В большинстве списков этого произведения фигурируют только двое — королевский стольник Эггихард и пфальцграф Ансельм (оба не известны «Песни о Роланде»), но в некоторых списках, может быть уже под влиянием складывающегося народного предания, назван и «Хруодланд, префект бретонской марки», т. е. эпический Роланд.

В VIII—IX вв. в обстановке частых столкновений франков с испанскими маврами была популярна антимусульманская идея борьбы наследницы Рима — христианской империи Каролингов — с язычниками, завладевшими Испанией. Именно в эту эпоху принято было насильственное крещение побежденных — мотив, фигурирующий и в «Песни о Роланде». Около 840 г. в «Жизнеописании Людовика», написанном от имени «лимузинского астронома», в этом духе был осмыслен и испанский поход Карла Великого 778 г.

Исходя из приведенных данных, крупнейший современный испанский филолог Р. Менендес Пидаль приурочивает к VIII—IX вв. не только зарождение сказания, но и создание поэмы о Роланде и формирование основной политической концепции, известной нам по оксфордской рукописи. Идея «священной войны» против мусульман ожила во второй половине XI в. во время подготовки Первого крестового похода. Очень важно заметить, что в этот период многие французские рыцари приняли участие в изгнании мавров из Испании под знаменем Альфонса VI Кастильского. Не исключено, что легенды и песни о Карле Великом в XI—XII вв. включали отдельные элементы биографии Альфонса VI, которого ряд хроник почетно именует «Шарлеманем», хотя гипотеза о том, что «Песнь о Роланде» целиком порождена событиями реконкисты конца XI в., конечно, малоправдоподобна.

По-видимому, основные элементы эпического сказания сложились в IX в. Очень возможно, что в IX в. уже существовала и «Песнь о Роланде», как это считает Р. Менендес Пидаль, однако твердыми доказательствами наука пока не располагает. Так называемый «Гаагский фрагмент» подтверждает существование жанра «песен о деяниях», по крайней мере, во второй половице X в. «Песнь о Роланде», безусловно, бытовала в XI в. По свидетельству хроники Вильяма Мальмсберийского (начало XII в.), перед битвой при Гастингсе в 1066 г. нормандский жонглер исполнял «Кантилену о Роланде». Вероятно, эта «Кантилена...» была относительно небольшого объема.

Сравнительный анализ различных редакций «Песни о Роланде» показывает, что ряд эпизодов, в частности сражение Карла с мусульманским воинством Балигана (идейно-художественная «дань» Первому крестовому походу), посольство Бланкандрина, смерть и самый образ невесты Роланда, испытание виновности Ганелона путем судебного поединка, — позднейшие напластования на первоначальную сюжетную основу.

В 1953 г. была опубликована латинская рукопись XI в. из архива монастыря св. Эмилиана, содержащая краткий пересказ архаической версии «Песни о Роланде». Здесь испанский поход Карла ограничивается осадой Сарагосы, нет даже упоминания о Ганелоне. Возможно, что предание о Ганелоне (его прототипом считается санский архиепископ Ванило, изменивший в 859 г. Карлу Лысому) первоначально не было включено в «Песнь». Введение образа Оливье — побратима Роланда, по-видимому, произошло в X в., поскольку в конце X — начале XI в. становится популярным неизвестное ранее латинское имя Оливариуса. Часто двух братьев или сыновей двух друзей в эту эпоху нарекают при крещении Оливье и Роландом. Само имя Оливье, вероятно, восходит к олицетворению мудрости в древе оливы и связано с традиционной антитезой благоразумия и мужества, соответствующей контрасту характеров Оливье и Роланда.

Следует отметить, что на основе перечисленных добавлений к первоначальному ядру исторического эпоса строится симметрическая композиционная структура «Песни о Роланде» и ее строго логическая система образов, а также четкость строфической структуры. Эти особенности «Песни о Роланде» — результат не только определенного устно-поэтического развития, но и литературной обработки, которая, так же как в германском эпосе, возможно, усилила и драматизм, и трагическую окраску, нехарактерную для фольклора. Художественные достоинства «Песни о Роланде» в значительной мере определяются сочетанием устно-эпической поэтики с высокой поэтической оригинальностью — следствие литературной обработки.

Во французском эпосе строфы, возникшие на музыкально-лирической основе, не всегда совпадают с повествовательным членением. Однако в «Песни о Роланде» строфа представляет собой строгое единство, одновременно лирическое и повествовательное, причем строфы, как правило, группируются в своеобразные триады. Более строго, чем в устном эпическом произведении, в «Песни о Роланде» применяется эпическое варьирование, т. е. повторение, несколькими словами уже рассказанного ранее. Повторные триады встречаются в особо патетических местах (сговор Марсилия с Ганелоном, спор Роланда и Оливье, трубить ли в рог, прощание Роланда со своим мечом). С большим искусством использовано эпическое варьирование в описании смерти Роланда. Единое событие расчленяется этим приемом на ряд дополняющих друг друга наглядных картин. Роланд прощается с мечом и пытается сломать его о скалу, ложится лицом к Испании, отдает перчатку ангелу и т. д. На параллелизмах строится композиционная структура поэмы.

Развитие действия отчетливо включает завязку (предательство Ганелона), кульминацию (битва) и развязку (месть Карла), которые, в свою очередь, делятся каждая на два этапа, по-своему между собой контрастирующие. Завязка включает в себя посольство Бланкандрина и посольство Ганелона, кульминация — два сражения с ратью Марсилия (одно успешное, другое гибельное для франков), развязка — месть сарацинам и месть Ганелону.

Принцип контраста лежит в основе системы образов: Роланд противопоставлен королю Карлу, Оливье и Ганелону. Величественный, могучий император Карл выступает как эпический монарх, а его юный племянник — активное действующее лицо, инициатор и главный участник основных событий. Роланд — типичный для эпоса героический характер, подобно Ахиллу, Гильгамешу и т. п. Ему также свойственна неистовость, безмерность (demesure — по определению французского эпоса), богатырская переоценка своих сил. Роланд отказывается вовремя затрубить в рог и призвать на помощь Карла Великого. По этому поводу и возникает конфликт с разумным Оливье.

Разумен Оливье, Роланд отважен, и доблестью один другому равен.
(Перевод Ю. Корнеева)

Оливье при всей своей личной отваге выполняет в поэме как бы и роль эпического резонера, а истинный герой — Роланд с его богатырским удальством. В «Песни о Роланде» достигнуто понимание диалектики героического характера, не менее глубокое, чем в «Илиаде» («гнев Ахилла»). Трактовка богатырского своеволия выступает в форме «трагической вины»: поскольку Роланд отказался вовремя затрубить в рог, то он в известной мере повинен в гибели и своей, и своего отряда, но эта вина вытекает из его самых привлекательных качеств. Вину Роланда нельзя, конечно, поставить ни в какое сравнение с поступком изменника Ганелона. Богатырское своеволие Роланда не может умалить его верности «милой Франции» и активности в ее интересах (в этом его отличие от Ахилла). Ганелон, лицемерно сохраняющий личную вассальную верность Карлу, из эгоизма, из ненависти к Роланду предает «милую Францию». В этом плане образ Ганелона противопоставлен Роланду. Когда эпос выходит за родо-племенные границы, образ изменника, повинного в проигранной битве, становится характерной фигурой (ср. Витеге в песнях о Дитрихе Бернском и особенно Вук Бранкович в сербских юнацких песнях о Косовской битве с турками).

«Песни о Роланде», так же как и другим образцам французского эпоса, чужды всякие элементы мифологии (порой им на смену приходят черты христианской символики — Роланд перед смертью отдает ангелу перчатку, бог останавливает Солнце, чтоб Карл Великий успел довершить разгром сарацин).

Предание об исторических событиях политической истории составляет существенную основу сюжета. В «Песни» идеализирована вассальная верность, прежде всего в образе самого Роланда. Но, как это обычно бывает в подлинно героическом эпосе, вассальная преданность в «Песни о Роланде» воспевается постольку, поскольку она перерастает в преданность родине. Как мы видели, именно по этой линии контрастируют образы Роланда и Ганелона. Ганелон, вопреки своей вассальной верности Карлу, осуждается как носитель феодального эгоизма, феодальной анархии.

Любовь к родной земле в «Песни о Роланде», как это характерно для многих эпосов в период развитой средневековой культуры (ср. новогреческий, сербский, армянский и др.), имеет и церковно-христианскую окраску: битва в Ронсевальском ущелье трактуется в плане священной войны христианского Запада с мусульманским Востоком. Но такая окраска никоим образом не превращает «Роланда» в произведение клерикальной культуры. Даже духовный пастырь франков, сражающихся в Ронсевальском ущелье, архиепископ Турпин — смелый воин, требующий и от других прежде всего воинской отваги.

«Песнь о Роланде» — строгий воинский эпос. Все, что лежит за пределами собственно воинской героики, оказывается на периферии поэмы. Здесь нет картин быта, мирной жизни, как в древнегреческом или испанском, даже германском эпосе. Вместо пиров мы видим лишь военный совет. Невеста Роланда — Альда, умирающая от горя, появляется лишь в конце поэмы. Наиболее подробно описываются вооружение и боевые поединки, на которые распадается картина боя. Очень скуп, хотя и выразителен, пейзаж:

Хребет высок, в ущельях мрак царит. Чернеют скалы в глубине теснин.
(Перевод Ю. Корнеева)

Эти строки повторяются несколько раз.

О внутренних переживаниях персонажей можно судить только по их внешним действиям. В этом смысле «Песнь о Роланде» занимает исключительное положение и во французском эпосе. Она является лучшим и чистейшим образцом строгого эпического стиля во французской средневековой литературе. Впрочем, и другие жесты имеют высокую художественную ценность. Обратимся к их очень краткому рассмотрению. В отличие от «Песни о Роланде» в большинстве жест имеется героико-романический элемент, допускающий гротеск, что сближает их в известной мере с немецким шпильманским эпосом.

Исторические прототипы большинства героев французского эпоса, так же как и в «Песни о Роланде», восходят к эпохе Каролингов (короли Карл Мартелл, Карл Великий, Людовик Благочестивый, барон Гильом, который вел от имени малолетнего Людовика войны в Испании; племянник Гильома Вивьен, граф Герард, враждовавший со своим сюзереном Карлом Лысым, и т. п.).

Значительное место занимают в этих поэмах войны с маврами, но главная их тема, лишь едва намеченная в «Песни о Роланде», — распри видных рыцарей-феодалов с королями и между собой, изображение феодальной междоусобицы при слабых и часто несправедливых королях, что объективно отражало обстановку XII—XIII вв., когда завершалось формирование французского эпоса.

Древнейшая из дошедших до нас поэм, кроме «Песни о Роланде» и (фрагмента утраченной поэмы «Гормон и Изембар»), — поэма «Паломничество Карла Великого» (начало XII в.). При некотором тематическом сходстве она резко контрастирует с «Песнью о Роланде» своим грубоватым юмором, граничащим с бурлеском. Карл Великий, подобно богатырям в народных песнях или сказках, похваляется перед женой, что не знает равного себе, а затем отправляется помериться силою с греческим императором Гугоном. Пэры Карла (Роланд, Оливье, Ожье, Аймери) также бесцеремонно похваляются богатырски-сказочным могуществом и угрожают нанести большой урон Гугону. Им удается выполнить свои обещания благодаря силе святых реликвий, которые французы получили во время паломничества в Иерусалим.

В центре самостоятельного обширного эпического цикла стоит Гильом Оранжский. В древнейшей из дошедших до нас поэм этого цикла — «Песни о Гильоме» (конец XI в.) повествуется о его борьбе с маврами; в построении поэмы чувствуется влияние «Песни о Роланде»: племянник Гильома — юный Вивьен поклялся никогда не отступать перед сарацинами, он отказывается обратиться за помощью к дяде и только перед смертью посылает кузена с известием о неравном бое с войском высадившегося во Франции кордовского царя Дераме.

Гильом устремляется отомстить за Вивьена, но и его войска дважды разбиты врагами. Только когда по совету верной и деятельной жены, крещеной сарацинки Гибур, Гильом добывает новое войско у короля Людовика (неохотно уступившего гневному Гильому), он расправляется с маврами (этот эпизод эпической биографии Гильома подробнее разработан в более поздней поэме «Алисканс»). Гильом — тип героического вассала, верного королю и интересам Франции вопреки слабости и неблагодарности самого короля (ситуация, которую мы встречаем в «Песни о моем Сиде», в некоторых былинах об Илье Муромце и других образцах эпоса феодальной эпохи). Гильом — настоящий богатырь, с необузданным нравом, смелый, прямой, благородный. В поэме «Коронование Людовика» он ради единства Франции буквально насильно заставляет Карла Великого короновать своего малолетнего наследника, а предателя Анселина убивает кулаком. В «Нимской телеге» и «Взятии Оранжа» обойденный в распределении земель Гильом требует у Людовика предоставления ему только Нима и Оранжа, находящихся во власти сарацин, и силой оружия сам завоевывает эти города.

Даже стариком, живя в монастыре («Монашество Гильома»), Гильом пугает монахов своей строптивостью, избивает шайку разбойников, а когда Париж осаждают сарацины, то он является туда, чтобы убить их предводителя Изоре и снова спасти Людовика и Францию. В порядке генеалогической циклизации к поэмам о Гильоме присоединился целый ряд героико-романических поэм о его «предках» и «потомках». Всего цикл о Гильоме включил в себя 24 поэмы.

В поэмах о Жираре Русильонском и об Ожье-Датчанине гордые и независимые богатыри-вассалы соперничают, ссорятся и враждуют с королями, и симпатии эпоса целиком на их стороне. Вражда, правда, кончается примирением. Примирение с Ожье происходит по чисто эпическим канонам: Карл Великий вынужден при приближении язычников освободить Ожье из тюрьмы, так как он один теперь может спасти Францию (ср. аналогичную коллизию с Ильей Муромцем в русской былине). Борьба Карла Великого с непокорными вассалами на фоне войн с сарацинами также составляет рамку в богатой героическими и авантюрно-романическими мотивами весьма популярной поэме XII в. «Четыре сына Эмона» (или «Рено де Монтобан»).

В некоторых поэмах, отражающих феодальные усобицы («Рауль де Камбре», «Лотарингцы» и др.), рисуется борьба отдельных родов, семей, групп феодалов между собой и возникающие при этом конфликты вассального долга с отношениями родства.

Рауль де Камбре (поэма о нем датируется 70-ми годами XII в.), наделенный столь же буйным, богатырским нравом, как Гильом, Ожье и т. п., лишен Людовиком отцовских земель, но ему дарована чужая земля — наследственный феод графов Вермандуа. Поэма рисует кровавую распрю феодальных родов на протяжении двух поколений. Одна из центральных фигур — оруженосец и вассал Рауля — Бернье, вынужденный поддерживать Рауля против собственных родителей, находящихся в стане врагов последнего, даже перенести смерть матери, сожженной вместе со всем женским монастырем неистовым Раулем. Наконец, лично оскорбленный своим сюзереном, Бернье переходит в стан Вермандуа и убивает Рауля в тот момент, когда Рауль упоен победой над Эрно, графом Дуэ.

Поздние жесты испытали влияние куртуазного романа. Уже во второй части «Рауля де Камбре» ощущалось воздействие его поэтики. В XIII столетии некоторые жесты имеют автора (Гвиберт из Доммартена, Аденэ-ле-Руа и др.), используют только чисто внешние приметы жанра (лессы, ассонансы, сюжет из национальной истории и т. п.), и их лишь условно можно отнести к народно-героическому эпосу. Таковы, например, поэмы Аденэ-ле-Руа «Детство Ожье» или «Берта Большеногая». Французский эпос благодаря народным итальянским певцам-рассказчикам (кантасториям) проник в Италию, где сказания о Роланде обрели вторую жизнь в итальянской поэзии эпохи Возрождения, особенно у Боярдо и Ариосто.