Песнь о Роланде (Перевод А. Сиповича)

По изд.: Зарубежная литература средних веков: Хрестоматия. Сост. Б. И. Пуришев. М.: Высш. шк., 2004

[«Песнь» начинается перечнем великих побед Карла в Испании. Лишь в Сарагосе укрепился «богопротивный Марсилий», царь сарацинский; он созывает совет своих вассалов, на котором решает обмануть франков: заключить с ними перемирие и затем нарушить его, когда франки выведут войска. Он отправляет торжественное посольство ко двору Карла.]

Доволен Карл, великий император1:
Его войсками Кордова взята.
Камнями катапульт разбиты башни,
И стены все повергнуты во прах.
Добыча рыцарей его богата:
Доспехи, утварь, серебро и злато.
Язычников2 там больше не осталось,
Все крещены, кто от меча не пал.
В саду вкруг императора собрались
Роланд и Оливер, два смелых графа;
Самсон и Ансейс, и Жофруа —
Носитель королевской орифламмы,
Жерэн, Жерэр, еще других немало3,
Пятнадцать тысяч воинов отважных
Из милой Франции собрались там.
В саду на белых шелковых коврах
Цвет рыцарства французов отдыхает.
Постарше кто, те в шахматы играют,
Воителям младым — мечи забава;
Средь диких роз — тенистая сосна;
Под нею трон, весь сделанный из злата;
На нем — владыка Франции державный.
Седые борода и голова,
Прекрасен телом он, горда осанка,—
Его узнает всякий без труда.
Послы4 пред императором предстали
И говорят приветные слова.

И первым Бланкандрин заговорил:
«Господь всевышний вас благослови,
Да будьте неизменно им хранимы!
Велел вам передать король Марсилий,
Что, христианства правоту постигнув,
Он хочет вас дарами наделить.
Пришлет их вам в великом изобилье:
Семьсот верблюдов и медведей диких,
Свирепых львов и соколов ловитвы5;
Четыре сотни мулов привезти
Должны вам серебро и злата слитки,—
Богатства этого вам бы хватило
С наемным войском щедро расплатиться.
В Испании вы долго загостились,
В Аахен, вашу тронную столицу,
Пришло теперь вам время возвратиться.
За вами вслед туда же поспешит,
Как ваш вассал, мой славный властелин».
Подъемлет руки к небу Карл великий;
Поник главой, в раздумье погрузился.
Аой.

В молчанье император пробыл долго,—
Поспешным не бывало Карла слово.
Но наконец поднял свое лицо
И, на посла взглянувши гордо,
Сказал ему: «Вы очень хорошо
Сейчас здесь говорили предо мною.
Но ведь король Марсилий до сих пор
Непримиримым был моим врагом.
Что обещания его не ложны,
Чем поручиться мне Марсилий мог бы?»
Ответил сарацин: «Он даст в залог
Вам десять, двадцать рыцарей иль больше.
Я сына выставить готов родного;
Других даст царь — по крови благородней.
В Аахене у вас, в дворце высоком —
— В день Михаила, кто хранит на водах —
Марсилий явится пред вашим троном,
Чтоб получить крещенья дар святой
В ключах6, что созданы вам богом».
Посланнику тогда сказал король:
«Крещением спастись ему не поздно».
Аой.

Светило солнце в этот вечер чудный.
Поставлены в конюшни десять мулов;
Посланникам шатер разбит в саду,
Где ночь они в покое проведут,
Двенадцать лучших слуг служить им будут.
Поднялся император рано утром.
Заутреню и мессу он прослушав,
Баронов7 всех сзывает под сосну.
Узнать он хочет мнение французов
И, лишь узнав его, вопрос рассудит.
Аой.

На троне под сосною Карл сидел.
Вокруг него собрались для совета
Турпин-архиепископ8, граф Ожэр,
Ришар-старик, его племянник Генрих,
И храбрый граф Гасконский Аселэн,
Милон и брат его Тедбальд из Реймса;
Пришел сюда Жерэр, пришел Жерэн
И граф Роланд, а с ним и Оливер,
Его товарищ доблестный и смелый.
Французов больше тысячи собралось вместе.
И Ганелон пришел, в душе изменник.
И злополучный начался совет.
Аой.

«Бароны-господа! — промолвил Карл,—
Марсилий-царь своих послов прислал мне.
Ему угодно из своих богатств
Меня обильно наделить дарами:
Медведей, львов, верблюдов обещает,
И соколов — охоты украшенье;
И сотни мулов с аравийским златом,
И серебро к нему еще впридачу.
Взамен он хочет, чтобы я оставил
Испании пределы тот же час,
Во Францию к себе ушел обратно.
За мною он последует в Аахен,
В моем дворце крещенья примет дар,
И будет он — отныне мой вассал —
Владеть Испанией как ленной маркой9.
Так чрез послов своих он обещал,
Но что на сердце у него, не знаю».
Тогда французы Карлу отвечают:
«Здесь очень осторожными быть надо!»
Аой.

Свою закончил император речь.
Она пришлась Роланду не по сердцу,
И на нее он так тогда ответил:
«Вы не должны Марсилию поверить!
Ведь мы в Испании уже семь лет.
Я вам завоевал за это время
Комибль и Нопль и кроме них Вальтерну,
Сезилию, Туэлу, Балагер
И Пинскую завоевал вам землю10.
Тогда король Марсилий, лжец презренный,
Своих послов отправил к вам с приветом.
И каждый нес оливковую ветку,
И каждый лгал посулом примиренья.
Своих французов вы созвали на совет,—
Посланникам врага он оказал доверье.
Базанта с Базилисом, графов смелых,
Послами вы отправили к неверным,—
Марсилий-царь им головы отсек.
Воюйте ж с ним, как воевали прежде.
Вы осадите с армией своею
Его столицы Сарагосы стены.
Хотя б осада длилась весь ваш век,
Вы отомстить должны за графов смерть!»
Аой.

Поникнул император головой,
Седую бороду свою потрогал;
Ни слова доброго, ни слова злого
Племяннику в ответ он не промолвил.
Французы все молчат, лишь Ганелон,
Поднявшись, к императору подходит
И держит перед ним такое слово:
«Когда исполните совет дурной,—
— Его подам ли я, иль кто другой,—
То так поступите нам всем на горе.
Марсилий обещает с этих пор
Вассалом вашим сделаться покорным,
Владеть Испанией по вашей воле,
Принять и нашу веру, и закон.
Тому, кто подал бы совет вам злой
Отринуть соглашение такое,
Никто из нас, мой государь, не дорог.
Отвергните пустой гордыни довод,—
Вы мудрых слушайте, а не глупцов!»
Аой.

Заговорил премудрый Нэм тогда
(Вассала лучше не было у Карла):
«Вы Ганелона здесь слова слыхали;
Совет благоразумный он вам дал.
Его исполнить, несомненно, надо.
Ведь вами побежден Марсилий-царь.
Вы взяли крепости его и замки,
Лежат во прахе стены их и башни;
Сгорели города, в плену вассалы,
И если просит он у вас пощады,
Грешно ему в пощаде отказать.
Готов он вам заложников представить,—
Зачем же воевать еще напрасно?»
«Он хорошо сказал!» — решили франки.
Аой.

«Бароны-господа, кого могли бы
Отправить мы послом к царю Марсилью?»
Тут Нэм, премудрый герцог, говорит:
«Поеду я, когда вы мне велите.
Перчатку мне и жезл* свой вы вручите».
Ему ответствовал король: «Приличней
В моем совете вам дела вершить,
А не послом в далекий путь идти.
Не звали вас и потому садитесь».

«Бароны-господа, послать кого же
К Марсилию, что правит в Сарагосе?»
Сказал Роланд: «Отправлюсь я охотно».
Граф Оливер здесь перебил его:
«Неукротим ваш нрав и сердце гордо.
Недолго вам с Марсилием повздорить.
Отправлюсь я, когда король позволит».
Воскликнул гневно Карл: «Молчите оба!
Обоим вам при мне остаться должно.
Клянусь вот этой белой бородой,
Что наживет себе беду и горе,
Кто пэров11 Франции в послы предложит!»
Французы все молчат, смущенья полны.

Тогда Турпин, архиепископ реймский,
С такою обратился к Карлу речью:
«Тревожить ваших франков вам зачем?
Уже семь долгих лет в стране враждебной
Труды и тягости они терпели.
Вручите мне перчатку вы и жезл12,
И я к царю Марсилию поеду,
О нем узнать и все там поразведать».
Ответил Карл ему, зардевшись гневом:
«Идите, сядьте на ковре том белом.
Пока не спросят, говорить не смейте!»
Аой.

«Так назначайте ж, рыцари-французы,—
Карл император говорит,— кому же
К Марсилию поехать как послу?»
И так Роланд ответствовал ему:
«Вам графа Ганелона предложу».
«В том прав Роланд,— все франки судят,—
В послы вам не найти умнее мужа».
Граф Ганелон всем телом содрогнулся.
Он сбросил мантию на мехе куньем,—
Под ней была одежда на шелку.
Его глаза расцветки изумрудной,
Дороден телом и с широкой грудью,—
Все пэры смотрят на него любуясь.
Такая мысль пришла тебе на ум?
Роланду крикнул он: «Скажи, откуда
Тебе ведь отчимом13 я прихожусь,
В послы назначить как меня дерзнул?
Но знай! коль бог вернуться мне присудит,
За выбор твой тебе я отомщу,
И месть мою вовек ты не забудешь!»
Роланд в ответ: «Вот гордость и безумье!
Известно всем, угроз я не страшусь.
Посол же должен быть благоразумным,
И если королю угодно будет,
Я вместо вас отправиться могу».
Аой.

«Взамен меня,— ответил Ганелон,—
К Марсилию поехать ты не сможешь:
Ты не вассал, а я не твой сеньор.
Я сам послом отправлюсь в Сарагосу.
Но знай, что нанесенную тобою
Обиду я отмщу тебе жестоко».
Роланд в ответ лишь рассмеялся громко.
Аой.

Граф Ганелон, Роланда смех услышав,
Едва ума от злобы не лишился,
И гнев его едва не задушил:
«Ты на меня навлек неправый выбор,
Тебя я ненавижу от души!
Вам, государь, меня угодно было
Избрать к царю Марсилию в послы,
И я готов в дорогу поспешить.
Аой.

Отправлюсь в Сарагосу, долгу верный;
Оттуда никому возврата нет.
На Карла я женат родной сестре,
И от нее имею Бодуэна —
Прекрасней не было детей на свете,
Возросши, будет рыцарем отменным.
Я завещать хочу ему в наследство
И титулы мои, и все владенья.
Оставлю вам его на попеченье.
Не видеть больше сына мне вовек».
Ответил Карл: «Вы слишком мягки сердцем.
Но ехать должно вам, раз я велел».
Аой.

«Так подойдите, Ганелон, сюда,
Принять посольский жезл и с ним перчатку,
Сказал король.— Вы здесь слыхали сами:
На вас баронов франкских выбор пал».
«Все это сделано одним Роландом! —
Воскликнул Ганелон.— Он навсегда
Мне ненавистным будет оставаться.
Враги мне — Оливер, его товарищ,
И Франции двенадцать пэров славных
За то, что он так дорог их сердцам.
Пред вами, сир14, я вызов им бросаю!»
«Вы в ярости,— ответил император,—
Но ехать должно вам, раз я сказал».
«Поеду я, но, верно, без возврата,
Как было с Базилисом и Базантом».
Аой.

Перчатку император дал ему,—
Хотел бы граф не быть там в ту минуту! —
Едва перчатки Ганелон коснулся,
Как наземь выронил ее из рук.
Зловещий знак французов ужаснул:
«Он возвещает нам беду какую?»
На это Ганелон промолвил хмуро:
«Пусть весть о ней сеньоры вскоре ждут!»

«Позвольте, государь, отправиться в дорогу,—
Так обратился к Карлу Ганелон,—
Зачем я медлю, если ехать должно?»
«Пускаю вас,— сказал ему король,—
Да будет это господу угодно».
Посланника он осенил крестом,
И грамоту и жезл ему он отдал.

[Разгневанный Ганелон, поклявшись отомстить Роланду, направляется с посольством сарацинов в Сарагосу; по дороге он вступает в беседу с главой посольства Бланкандрином о том, как погубить Роланда.]

Там долго ехали дорогой длинной
Чрез горы Ганелон и Бланкандрин.
В дороге меж собой они решили,
Как им верней Роланда погубить.
И Сарагосы наконец достигнув,
Они с коней своих сошли под тисом.
Испанского владыки трон стоит
Там под сосною вместо балдахина,
Александрийским шелком весь расшит.
У трона двадцать тысяч сарацинов
Ответа Карла ждут нетерпеливо.
И вот послы явились перед ними.

К Марсилью Бланкандрин подходит,
Ведя с собою графа Ганелона.
Так говорит, склонившись перед троном:
«Храни вас Магомет и Аполлон,
Да будут нерушимы их законы!
Мы Карлу передали ваше слово,—
Он поднял руки к небесам высоким
И молча своего восславил бога,
Ответа нам не давши никакого.
Но к вам прислал он своего барона:
Во Франции он всеми чтим глубоко.
Войны иль мира ждать, вам скажет он».
Король в ответ: «Ему внимать готов я».
Аой.

Заране Ганелон обдумал речь.
Заговорил хитро он и умело,
Как тот, кто словом хорошо владеет:
«Пусть бог-творец, единый и предвечный,
Дарует вам свое благословенье!
Вам передать великий Карл велел,
Чтоб христианскую приняли веру,
И пол-Испании вам во владенье
Он предоставил бы тогда как лен.
Когда б условие вы вздумали отвергнуть,
Готовьтесь встретить Карла грозный гнев:
В Аахен вас, закованного в цепи,
Отправит он на суд и осужденье,
И ожидает вас на плахе смерть».
Марсилий-царь весь задрожал от гнева.
Он дротик в золотистом оперенье
Готов метнуть в посла за эту речь.
Аой.

Лицо Марсилья смертной белизны,
И дротик в кулаке его дрожит.
При виде этом меч из ножен вынуть
Граф Ганелон тогда спешит:
Не больше, чем на два перста длины
Из ножен острый меч им вынут был.
И Ганелон сказал мечу: «Доныне
Вы при дворе исправно мне служили.
Не скажут пусть, что я в краях чужих
Погиб, как трус, бесчестием покрытый.
Ни жизнь мою, ни меч за полцены
Пусть здешние не купят храбрецы!»
Тут говорят друг другу сарацины:
«Мы столкновенью помешать должны!»

Моленьям сарацинов уступая,
Король Марсилий гнев тогда сдержал.
Премудрый альгалиф15 ему сказал:
«В порыве ярости посла ударив,
На нас могли бы вы навлечь несчастье.
Его должны дослушать до конца».
И Ганелон коварный продолжал:
«Ваш гнев, о государь, снести согласен.
Но мне никто не сможет помешать,
Не соглашусь за ваши все богатства
О том я перед вами умолчать,
Что Карл, король могучий, передал мне
Для своего заклятого врага».
На Ганелоне был соболий плащ
На драгоценной шелковой подкладке.
Он Бланкандрину плащ отдал,
Но с рукоятки золотой меча
Не отпустил своей руки он правой,
И крепко меч в руке его зажат.
«Храбрец!» — язычники о нем сазали.
Аой.

(Однако Ганелон быстро примиряется с маврами и дает им совет напасть при отступлении франков из Испании на их арьергард. Осыпанный подарками, предатель возвращается к Карлу и заверяет его в миролюбивых намерениях мавров. Карл решает вывести войска из Испании, но всю ночь его тревожат зловещие сны.]

Зарею утренней сменилась ночь.
Карл-император едет перед войском,
К нему с таким он обратился словом:
«Взгляните, господа мои бароны!
Достигли мы Испании ворот.
В теснинах этих горного прохода
Надежный арьергард оставить должно.
В наш арьергард назначим мы кого?»
Граф Ганелон ответил на вопрос:
«Роланд, мой пасынок, прекрасно сможет
Остаться сторожить в ущельях горных,—
Отважнее у вас ведь нет барона».
Великий Карл взглянул ему в лицо.
«Вы дьявол,— говорит ему сурово,—
Когда на ум приходит вам такое.
А в авангард назначу я кого же?»
И отвечает тотчас Ганелон:
«Ожэр-Датчанин, как никто другой,
Ваш авангард возглавит хорошо».

Когда Роланд свое услышал имя,
Он отвечал, как рыцарю прилично:
«Спасибо, отчим! вы меня почтили,
Сочтя достойным арьергард вести.
Я обещаю Карлу-властелину,
Ничто не пропадет в его пути:
Ни вьючный мул, и ни лошак единый,
Ни боевой скакун по крови чистый,
Пока с мечом я буду сторожить».
Граф Ганелон Роланду говорит:
«Что будет так, никто не усомнится».
Аой.

Роланд сдержать не в силах гневный пыл,
Воскликнул он от сердца полноты:
«Жестокий Ганелон, злодей бесстыдный!
Что Карла дар, быть может думал ты,
Я уроню, как то с тобою было,
Когда он назначал тебя в послы?»
Аой16.

«Великий Карл! — сказал Роланд-барон,—
Мне лук вручите собственной рукою.
И упрекнуть меня никто не сможет,
Что дар ваш уронил, как Ганелон17,
Когда его избрали вы послом».
Поникнул император головою,
Седую бороду свою потрогал,
Не в силах слез сдержать, заплакал горько.

Здесь выступает герцог Нэм премудрый —
Вассала не было у Карла лучше.—
«Вы видите,— сказал,— Роланда грудь
Припадок ярости сейчас волнует.
Но франков арьергард ему поручен,
И ничего нельзя поделать тут.
Ему отдайте королевский лук
И ваших самых доблестных французов».
И Карл свой лук Роланду протянул.

Сказал Роланду-графу император:
«Хочу я здесь, племянник мой прекрасный,
Вам половину войск моих оставить —
Защитою надежной будут вашей».
Ответил императору Роланд:
«Мне половины ваших войск не надо.
Позорить род я славный мой не стану.
Вполне и двадцати мне тысяч хватит.
Идите чрез Испании врата.
Пока я жив, нет лучшей вам охраны!»

И на коня Роланд отважный сел.
К нему спешат явиться Оливер,
Жерэн, а с ним и храбрый граф Жерэр,
И Ансеис, Астор и Беренжэр,
Отон и славный герцог Гайфиэр,
Жерар — граф Русильонский — с ними вместе.
«Клянуся головой, и я поеду!» —
Сказал Турпин, архиепископ реймский.
«Ия пойду! — воскликнул граф Гвальтер —
Роланду я вассал и долгу верен»18.
Так двадцать тысяч рыцарей отменных
Составят франков арьергард надежный.
Аой.

Гвальтеру граф Роланд тогда велит:
«Французов тысячу с собой возьмите,
Проходы горные вы с ними сторожите,
Из Карла войск никто чтоб не погиб».
Гвальтер в ответ: «Исполню, как велите».
И с тысячью французов он спешит
Занять тропы меж гор и скал нагих...

Долины мрачны и высоки горы.
Среди стремнин и пропастей глубоких
С усильем и трудом проходит войско.
На много лье слышна французов поступь.
Недалеко уж до земли родной —
Владенья императора, Гаскони.
На память им тогда приходят
И предки славные, и их феоды;
Невесты, жены, ждущие их дома.
И каждый был тогда до слез растроган.
Но больше всех сам Карл томим тоскою:
Племянника оставил своего
Он сторожить Испании ворота.
О нем тревожась, слез сдержать не может.
Аой.

Двенадцать пэров между горных круч
Испанскую границу стерегут.
И с ними двадцать тысяч там французов.
Неведом смерти страх им малодушный.
Во Францию свершает Карл свой путь,
Под мантией тревогу пряча хмуро.
С ним рядом едет герцог Нэм премудрый.
«Что, государь,— спросил он,— вас так мучит?»
Ответил Карл ему: «Вопрос ненужный!
Как о моей печали умолчу?
Мне ангел показал в вцденье чудном,
Что Ганелон всю Францию погубит:
Приснилось мне, что Ганелоном будто
Копье мое изломано, согнуто.
Его совет коварный я послушал:
Оставлен мной Роланд в пределах чуждых.
Коль сгинет он, других таких не будет».
Аой.

Великий Карл не может слез сдержать.
Французы тронуты его печалью,
И за Роланда страх им сжал сердца.
Роланда предал Ганелон коварный.
Изменника богатыми дарами
За это наградил Марсилий-царь:
И серебром, и златом, и шелками,
Верблюдами, и лошадьми, и львами.
Со всей Испании своих вассалов19 —
Эмиров, командоров, адмиралов,
И альмансоров, герцогов и графов —
Марсилий-царь тогда к себе призвал.
Четыре сотни тысяч их собралось.
Гремят по Сарагосе барабаны.
Там Магометов лик взирает с башни20;
Пред ним склоняется язычник каждый.
Затем пошла в поход неверных рать.
Она, долин и гор пройдя немало,
Уввдела вдали знамена франков.
Двенадцать храбрых пэров не откажут
Сраженье дать бесчисленным врагам.

Готовятся на бой полки неверных:
Доспехи сарацинские надели
И сарагосские надели шлемы.
У них у всех мечи из стали вьенской21,
А копья — валенсийского железа.
Взвились знамена — алы, сини, белы.
Они с коней дорожных, с мулов слезли,
Взяв скакунов арабских им взамену22.
День ясный, и сияет солнца свет;
В его лучах горят огнем доспехи.
И сотни труб военных загремели,—
Их грозный звук до франков долетел.
Сказал тогда Роланду Оливер:
«Товарищ боевой, сдается мне,
Что с сарацинами нас ждет сраженье».
«Пусть бог его пошлет,— Роланд в ответ,—
Здесь Карл-король нам сторожить велел.
Для императора вассал примерный
И жар и холод должен претерпеть,
Ни волоса, ни кожи не жалеть.
Пусть каждый франк в бою разит отменно,—
Про нас чтоб не сложили злую песню.
Ведь правда с нами, ложь — врага удел.
Я франкам не подам дурной пример».
Аой.

Восходит Оливер на холм высокий.
Глядит с него на дол, травой поросший;
Несметных видит приближенье полчищ.
С холма кричит Роланду-другу он:
«С испанской стороны сюда подходят
Язычники в порядке боевом.
Их брони и щиты блестят на солнце.
Над франками смертельная угроза!
Об этом знал предатель — Ганелон,—
Нас в арьергард он предложил нарочно».
Роланд в ответ: «Ах, Оливер, ни слова!
Ты не забудь, что Ганелон — мне отчим.
Я слышать не хочу о нем дурного».

Там на холме граф Оливер стоит.
Ему все войско видно сарацинов,
Как приближается оно лавиной.
Шлем не один каменьями унизан,
Они горят в лучах и сыплют искры.
Щиты резные, копья и мечи
Сверкают в блеске солнца золотистом,
И веют знамена, надеты на древки;
Полки язычников неисчислимы.
Граф Оливер тогда душой смутился.
С холма высокого он вниз спешит
Французам рассказать о том, что видел.

Сказал им Оливер: «На нас идут
Язычники, их тысяч сто, сужу:
Огромней войск не видеть никому.
При них щиты, закованы в кольчуги,
А шлемов их отделку золотую
И сталь мечей ласкает солнца луч.
И бой, досель невиданный, здесь будет.
Да ниспошлет вам силы бог, французы,
Себя не дайте одолеть врагу!»
И франки так ответствуют ему:
«Позор тому, о бегстве кто б подумал —
Мы встретим все врага лицом к лицу».
Аой.

Тут говорит Роланду Оливер;
«Нас мало, а врагов число несметно.
Роланд, товарищ мой, настало время
Вам в Олифант23 трубить — ваш рог заветный.
Услышав зов, вернуться Карл успеет».
«Безумцем был бы я,— Роланд в ответ,—
Пред Францией себя бы обесчестил,
Когда бы внял я вашему совету.
Для Дюрендаля24 срок настал теперь:
До рукоятки самой добрый меч
От крови вражеской весь заалеет.
Язычники спешат к своей беде,—
Погибнут все они, поверьте мне».
Аой.

«Роланд, товарищ мой, трубите в рог!
Чтоб Карл призывный звук услышать мог,
К нам поспешит с баронами на помощь».
Сказал Роланд: «Да не допустит бог,
Чтоб род я свой покрыл позором,
На Францию мою навлек укор.
Зачем я Дюрендаль надел на пояс?
Увидите теперь, как вражьей кровью
Я обагрю мой доблестный клинок.
Язычники пришли себе на горе.
Я вам клянусь: погибнуть всем им вскоре».
Аой.

«Роланд, товарищ мой, пора трубить!
Помочь успеет Карл нам, может быть,—
Он к нам сюда с войсками возвратится».
«Да не допустит бог,— Роланд твердит,—
Чтоб труса именем меня клеймили
За то, что сарацинов устрашился.
Не запятнаю честь моей родни.
Хочу, как только битва разгорится,
Я тысячи ударов нанести.
Пусть Дюрендаль от крови заблестит.
Французы наши славно будут биться,
И не спастись от смерти сарацинам».

«Никто бы вас не осудил напрасно,—
Граф Оливер Роланду отвечал,—
Неверных рать несметная сюда
Идет чрез холмы, долы и луга.
Так мало нас в сравнении с врагами!»
Роланд в ответ: «Ну что ж! моя отвага
От этого лишь больше возросла!
Избавь нас ангелы и бог-создатель
Навлечь на Францию позор и срам!
Мне будет смерть бесчестия желанней.
И чем отважней станем мы сражаться,
Тем больше нас полюбит Карл».

Роланд горяч, а Оливер разумен.
Они отвагою друг другу не уступят:
Раз севши на коня и взяв оружье,
Пред битвою не дрогнут малодушно.
Их благородна речь, высок их дух.
Подходит враг, как грозовая туча.
Роланду Оливер сказал: «Мой друг!
Враг близок, но далек наш Карл могучий.
Меня не захотели вы послушать,
И в Олифант трубить сочли ненужным.
А между тем на зов король вернулся б
И отвратил теперь от нас беду.
Взгляните вверх, на горные уступы,
Где в арьергарде франки стерегут —
В последний раз несут для Карла службу».
Роланд ответил другу своему:
«Зачем вы говорите безрассудно?
Позор тому, чье сердце сжал испуг!
Мы твердо устоим в сраженье трудном;
Атаковать врага мы сами будем».
Аой.

Пред битвой неизбежной стал Роланд
Свирепей льва пустынь иль леопарда.
Он к Оливеру так тогда воззвал:
«Мой друг, не надо сетовать напрасно!
Французов император в арьергард
Отборных двадцать тысяч нам назначил.
Что ни один из них не трус, он знал.
Ведь для сеньора доблестный вассал
Обязан претерпеть великие страданья:
Снести и холод, и палящий жар,
И за него и плоть и кровь отдать.
Своим копьем ты наноси удары,
Я Дюрендалем стану бить врага —
Мечом, что получил из рук я Карла.
И если в битве суждено мне пасть,
То пусть про Дюрендаль мой всякий скажет:
Вот меч, служивший доброму вассалу».

Тогда Турпин, архиепископ реймский,
На холм высокий въехал на коне.
С холма он обратился к франкам с речью:
«Бароны-господа, остаться Карл велел нам —
За короля принять должны мы смерть.
Христьянской веры славу мы поддержим!
Вы видите, что битва неизбежна,—
Сюда подходят полчища неверных.
Грехам своим у бога отпущенье
Теперь просить для вас настало время.
И если вам придется умереть,
Ждет ваши души райское блаженство»25;
Французы слезли с боевых коней.
Епископ дал им всем благословенье
И повелел, грехам во искупленье,
Врагов исправнее разить в сраженье.

Французы поднимаются с земли.
Господним именем благословив,
Им отпустил грехи архиепископ,
Вновь на коней своих они вскочили.
При них щиты, и копья, и мечи,
Как должно рыцарям, готовым к битве.
Роланд тут Оливеру говорит:
«Товарищ мой, вы правильно решили,
Что Ганелон нас предал сарацинам,
За наши жизни взявши злато с них.
Так пусть великий Карл за нас отмстит!
Купил король Марсилий наши жизни,
Но лишь мечом их сможет получить».
Аой.

Испании врата Роланд проехал
На Вельянтифе, верном скакуне.
Облекся он в нарядные доспехи
И острие копья направил кверху.
Надет красивый белый стяг на древко
В убранстве бахромы и длинных лент.
Прекрасен граф Роланд, могуч он телом,
Улыбка у него на лике светлом.
Соратники спешат за ним вослед.
Взглянув на сарацинов приближенье,
На франков перевел свой взгляд затем,
И взгляд его стал ласковым и нежным.
Им говорит с учтивостью отменной:
«Бароны-господа, мы шаг замедлим.
Язычники найдут здесь свой конец.
Еще спуститься не успеет вечер,
Как соберем от боя мы трофеи,
Каких у франкских нету королей».
Сближались оба войска между тем.
Аой.

Граф Оливер сказал: «Речей довольно.
Вы в Олифант не протрубили в срок.
К нам император не придет на помощь —
Он о беде не знает ничего.
В том нет вины ни Карла, ни баронов.
А нам пора ударить на врагов.
Французы-господа, держите поле!
Я заклинаю вас во имя бога
Удар врагу отплачивать с лихвой,
И вспомним Карла клич мы боевой!»
Едва граф Оливер сказал то слово,
Как «Монжуа!»26 вскричали франки громко.
И кто хоть раз слыхал сей возглас грозный,
Французскую всегда тот доблесть вспомнит.
Коней своих пустив во весь опор,
Они торопят их ударом шпор.
Как хороши они, великий боже!
Лететь вперед — иного нет исхода.
Их сарацины встретили без дрожи;
Язычников и франков начат бой...27

110

Чудесен бой, и грозен он, и страшен.
Роланд и Оливер разят исправно,
Архиепископ им не уступает,
И с ними пэров Франции двенадцать;
Французы все сражаются в согласье.
Там тысячи неверных умирают:
И кто спасенья в бегстве ни искал бы —
Не уходил от франкского меча.
Французов тоже полегло немало;
Им не видать родных, не встретить Карла,
Кто за испанскими их ждет вратами.
Над Францией чудесная гроза:
Низринулись с небес и дождь, и град,
И грома оглушительны раскаты,
И ослепляют вспышки молний частых,
И от толчков земля заколебалась.
От церкви Сен-Мишеля и до Санса,
От Безансона вплоть до Гуитсанда28
Повсюду в трещинах стоят дома.
Среди полудня полный мрак настал,
Его лишь вспышки молний освещают.
Объемлет ужас франкские сердца:
«Последние приходят времена,
Для страшного суда пора пришла».
Так люди говорят; они не знают,
Что та гроза и буря предвещают
Кончину графа храброго Роланда.

111

Разят французы с яростью и пылом.
Врагов побито ими много тысяч.
Не уцелел там ни один язычник.
Архиепископ хвалит от души
Баронов Франции неустрашимых:
«Кому из королей еще даны
Вассал вернее и отважней рыцарь?
И будут подвиги, что совершили,
В анналы Франции занесены»29.
Над павшими друзьями и родными
Не могут франки удержать слезы.
Меж тем король Марсилий сарацинов
Ведет на них огромные дружины.
Аой.

112

Подходит с новым войском по длине
На место битвы сам король Марсилий.
На двадцать он колонн разбил полки.
Под солнечным лучом играет искрой
В златой оправе шлем, червленый щит.
Семь тысяч труб атаку возвестили,
И далеко кругом их звон гремит.
Роланд тут Оливеру говорит:
«Товарищ мой, соратник, друг любимый!
Нам Ганелон-злодей готовил гибель,—
В его измене можно ль усомниться?
Но император нашу смерть отметит.
Пора готовиться нам к новой битве,
Какой наверно мир еще не видел.
Врагов я Дюрендалем буду бить,
Вы вашим Альтеклером30 их разите.
Нам долго эти славные мечи
В походах дальних и в боях служили
И не одну победу принесли.
Пусть песни злой не пропоют про них».
Аой...31

125

Чудесен бой, час от часу он злее.
Французы бьют, ударов не жалея.
Насквозь пронзив тяжелые доспехи,
Их копья входят в плоть живую тел.
Мечи крушат хребты и рубят плечи.
Трава вокруг от крови заалела.
Меж сарацинов стон пошел и скрежет:
«О Франция! Проклятье Магомета
Тебе, земля героев беспримерных!
Марсилий-властелин, приди скорее!
Погибнем мы без помощи твоей!»

126

Чудесен бой и стал еще жесточе.
Разят язычников французов копья.
Не увидать нигде страданий больше.
Как много тел валяется кругом,
Убитых, раненых, залитых кровью!
Они лежат кто вверх, кто вниз лицом.
Неверным не сдержать врага напор:
Хотят иль нет, но отступают с поля,
И франки их преследуют и гонят.
Аой.

127

Роланд средь боя Оливеру крикнул:
«Собрат и друг! должны вы согласиться,
Что воин славный наш архиепископ;
Таких героев где еще найти?
С каким искусством он врагов разит!»
Ответил Оливер: «Давайте ж с ним
Ударим вместе мы на сарацинов!»
И снова грозно закипела битва.
Удары страшны в этой сечи дикой.
Французы сарацинами теснимы.
Роланд и Оливер неустрашимы,—
Пример отваги рыцарской их вид.
Турпин-архиепископ бьется с ними.
Число врагов, там франками убитых,
Анналы Франции нам сохранили:
Четыре раза в бой они ходили,
Четыре тысячи врагов сразили.
На пятом счастье франкам изменило.
Убиты все, лишь шестьдесят из них
Господь благой от смерти сохранил.
И дорогой ценой за эти жизни
Язычникам придется заплатить!
Аой.

128

Роланд взглянул на трупы франков павших
И к Оливеру так тогда воззвал:
«Товарищ мой, соратник мой отважный!
Как много на земле простерто наших!
Как не жалеть о Франции прекрасной,
Что здесь баронов лучших лишена!
О Карл, наш друг, зачем вас нету с нами?
Ах, Оливер, как весть ему подать?»
Ответил Оливер ему: «Не знаю.
Но отступать — позорно для вассала.
Чем стыд такой принять, не лучше ль пасть?»
Аой.

129

В свой Олифант Роланд трубить решил.
Сказал он: «Карл наверно зов услышит,
И возвратятся Франции сыны».
«На помощь звать теперь — ддя нас постыдно! —
Воскликнул Оливер, от гнева вспыхнув.—
Ваш славный род позором вы покрыли б,
Послав сейчас о помощи призыв.
Совет отвергли мой в своей гордыне,
Когда трубить вы были бы должны.
Мне будет очень горько и постыло
Сейчас звук рога вашего услышать.
Мой бог! как кровью вы обагрены!»
Роланд в ответ: «Рубил я много нынче».
Аой.

130

Сказал Роланд: «Сражаться франкам трудно,
Я, затрубивши в Олифант мой гулкий,
Теперь на помощь Карла призову».
Так Оливер здесь возразил ему:
«Не храбрым совершать такой поступок!
Меня не захотели вы послушать,
Когда трубить вам было бы к липу.
Привел бы наш король назад французов
И отвратил бы он от нас беду.
Но павших франков не в чем упрекнуть.
Клянусь, будь мне дано живым вернуться,
Увидеть Альду32 вновь, мою сестру,—
Вам ни за что не дам ее в супруги!»
Аой.

131

Роланд спросил: «Чем вызван гнев ужасный?»
И Оливер в ответ: «Роланд, на вас
За гибель нашу падает вина.
Ведь безрассудство и отвага — разны,
И меру знать должна любая храбрость.
Как много из-за вас здесь франков пало,—
Не одного оплачет Карл вассала.
Исполни вы совет, что дал я вам,
Король вернулся бы сюда с войсками;
Кровавый бой остался бы за нами;
В плену бы был иль мертв Марсилий-царь.
Явили удаль вы не в добрый час.
Сегодня Карл, великий император
(Подобного не будет никогда),
Роланда своего навек утратит.
Здесь ждет вас смерть, а Францию — печаль.
Пришел конец и дружбе нашей ратной:
Еще и вечер нынче не настанет,
Как нам навек разлука суждена».
Аой.

132

Архиепископ их услышал ссору.
Коня пришпорив шпорой золотою,
Подъехал к ним тотчас и их обоих
Упреками осыпал за раздор:
«Роланд и Оливер! Во имя бога
Я умоляю вас окончить спор!
Трубить уже нам больше не поможет,
И все ж, Роланд, вы протрубите в рог!
Вернется нашу смерть отмстить король,
Не даст врагам уйти с победой гордо.
Своих коней французы остановят,
Нас подберут и увезут с собою,
И под церковным сводом похоронят,
Смочив слезами жалости и скорби.
Ни своры псов, ни кабаны, ни волки
Убитых христиан пожрать не смогут».
Роланд в ответ: «Сказали хорошо».
Аой.

133

Свой Олифант он вкладывает в губы
И, силы все собрав, в него он дует.
Звучит в горах призывный рога звук,
На тридцать лье слыхать его в округе.
Достиг до Карла голос рога гулкий,
И Карл сказал: «Сражаются французы».
Предатель Ганелон иначе судит:
«Кому другому бы на речь такую
Сказал бы я, что он — презренный лгун».
Аой.

134

С большим трудом, с усилием великим
В свой верный Олифант Роланд трубит.
Из уст его кровь светлая струится,
От напряженья лопнули виски33.
И далеко кругом призыв звучит.
Донесся он до Карла на границу.
Ему внимают франкские полки.
Сказал король: «Роланд в свой рог трубит!
Не стал бы он трубить, не будь там битвы!»
«Там битвы нету,— Ганелон твердит,—
Хоть голова у вас и вся в сединах,
Но как дитя сейчас вы говорите.
Известен вам Роланда нрав кичливый.
Дивлюсь, как богом только он терпим.
Не он ли Нопль хотел взять самочинно34?
На вылазку язычники пошли,
Роланда славного они разбили.
Тогда водой он приказал своим
Залить луга, чтоб скрыть число убитых.
Гонясь за зайцем, он, в пылу ловитвы,
Готов хоть целый день в свой рог трубить.
Он, верно, шутит с пэрами своими.
Кто битву предложить ему решится?
Зачем вы стали? Путь пред нами длинный,
Еще далеко до родной земли».
Аой.

135

Уста Роланда кровью все покрыты
И на висках его глубок разрыв.
Трубит он в рог, страдая, как на дыбе.
Карл слышит зов, французы зов тот слышат.
Сказал король: «Как долог звук призыва!»
«Роланд в беде! — тут герцог Нэм решил,—
Изменник, кем Роланд ваш предан был,
Нас хочет обмануть советом лживым.
К племяннику теперь спешить должны вы.
К оружию, и киньте клич призывный.
Роланд взывает к вам из злой беды!»
Аой.

136

Велел трубить великий император.
Французы все спешат облечься в латы,
Берутся за мечи в отделке злата;
У них щиты в искуснейших оправах,
И копий длинных их хорош металл.
Полотна белых, голубых и алых
Знамен над ними вмиг заколыхались.
Среди теснин, среди ущелий мрачных,
Торопят острой шпорой конский скач.
И говорит дорогой франку франк:
«Когда в живых Роланда мы застанем,
С ним вместе на язычников ударим!»
К чему слова? Они спешат напрасно35.
Аой.

138

Высоки горы, мрачны и суровы;
Клокочут воды в пропастях глубоких.
И спереди и сзади франков войска,
Ответствуя на Олифанта зов,
Рогов и труб звучит согласный хор.
Карл едет в гневе и тревоги полный;
Она терзает и сердца баронов,—
Ни одного нет, кто б не плакал горько.
Молитву шлют, прося, чтоб всеблагой
Роланда сохранил до их прихода:
Чтоб вместе им с врагом закончить бой.
К чему мольба? Успеть они не смогут.
Аой.

139

Карл едет на коне, исполнен гнева;
Седая борода36 поверх доспехов.
Бароны шпорят боевых коней,
В сердцах своих терзаясь сожаленьем,
Что их с Роландом храбрым вместе нет,
Когда он сарацинам дал сраженье.
Из этой битвы выйдет ли он цел?
Великий бог! Баронов франкских цвет
Погибнуть должен там в кровавой сече!
Ни у кого еще из королей
Вовек героев не было отменней.
Аой.

140

Роланда взор холмы и дол окинул;
Кругом он франков увидал убитых.
По ним слезы не мог он не пролить:
«Бароны Франции, пусть божья милость
В чертоги рая души ваши примет,
Среди святых цветов покоит их!
Вассалов лучших мир еще не видел,
Своим мечом вы долго мне служили,
Земель немало с вами покорил.
Себе на горе Карл вас возрастил!
О Франция моя, ты край счастливый!
Какой удар тебя теперь постиг!
Бароны франкские, кончину
Пришлось из-за меня вам здесь найти.
Вас защитить, увы! я не был в силах.
Господь возьмет вас, вечно справедливый!
Мой Оливер, соратник, брат мой милый!
Я не оставлю вас в разгаре битвы.
Давайте ж снова мы врагов разить!»

[Вновь продолжают франки бой; но на них наступают все новые и новые силы сарацин. Падает в бою Оливер, оплаканный Роландом, падает израненный архиепископ Турпин. Но и сарацины обращены в позорное бегство.]

161

Язычники бегут в бессильном гневе,
Их путь — назад, в испанские пределы.
Роланду не дано погнаться вслед:
Под ним пал Вельянтиф, его конь верный.
Теперь ему придется биться пешим.
Помочь архиепископу хотел он.
Снял с головы его тяжелый шлем,
И снял с него он легкий панцырь белый;
Его одежду на куски разрезал,
На раны наложил ему отрезки.
Взял на руки и бережно и нежно
Его на мягкой положил траве.
Затем просил его о позволенье37
Отправиться искать тела друзей:
«Тела всех тех, кто дороги так сердцу,
Я разыщу и соберу их вместе,
Чтоб вы могли им дать благословенье».
«Идите же,— Турпин ему в ответ,—
Хвала творцу,— за нами поле сечи:
Принадлежит оно лишь вам и мне».

162

Роланд на месте битвы павших ищет,
По склонам гор он ищет и в долине.
И вот Жерэн с Жерэром перед ним,
Атон, и Беренжэр, и Ансеис,
Самсон, Жерар де Русильон старик.
Несет их одного он за другим
Туда, где ждет его архиепископ.
Пред ним все в рад сложил тела убитых.
Архиепископ слез сдержать не в силах.
Он всех благословил своей десницей
И так сказал: «Пусть души ваши примет
В свой светлый рай господь наш вседержитель!
Среди святых цветов покоит их.
И мой конец, я чувствую, уж близок.
Мне больше Карла славного не видеть».

163

Вернулся вновь Роланд на место боя.
Он Оливера-друга труп находит.
К груди своей прижал, смочив слезою.
К архиепископу донес, как смог.
На щит кладет убитого барона,
И пастырь осенил его крестом.
Сказал Роланд, терзаясь скорбью злою:
«Ах, Оливер, соратник дорогой!
Вы были славным рождены отцом,
Владения его в Рюньерском доле.
И лучше герцога Ренье кто мог бы
Сломить копье иль щит пробить насквозь,
Смирить в бою надменных гордецов
Иль поддержать вассалов благородных?
Нигде бы не нашлось ему подобных...»

164

Двенадцати увидя пэров трупы
И мертвым видя Оливера-друга,
Роланд не в силах удержать слезу.
Бледнеет лик его, и взор стал мутным.
Под ним от горя ноги подогнулись,
На землю он упал, лишившись чувств.
Архиепископ поспешил к нему,
Хотел он облегчить Роланду муку.

165

Роланда распростертого увидев,
Турпин глубокой скорбью был пронизан,
акой не знал до этого он мига.
Взял рог он из Роландовой руки
И с ним хотел он вниз к ручью спуститься
(В ущелье Ронсеваля ключ струится38),
Роланду в роге воду принести.
Шатаясь, он отходит шагом тихим.
Но слишком слаб, невмоготу идти.
Потерей крови очень обессилен,
И самой малой пади он не смог пройти.
Вперед лицом упал архиепископ,
Почуял сердцем: смерть неотвратима.

166

Сознанье вновь в Роланде просветлело.
Поднялся он, мучимый болью прежней.
Взглянул вокруг себя и вниз и вверх,
И зрит: Турпин, архиепископ реймский,
Меж павших распростерся на траве.
Барон отважный, господа наместник,
Сложивши руки вместе, их он к небу
С молитвой покаянною воздел:
Грехам своим просил он отпущенье.
И умер он, воитель Карла смелый,
Кто словом пастырским и бранным делом
Всю жизнь противоборствовал неверным.
Господне будь над ним благословенье!
Аой.

167

Архиепископ мертвым там лежит.
Из живота все внутренности, выпав,
Траву вокруг убитого покрыли,
И вытекает мозг из головы;
А руки несравненной белизны
Он посреди груди своей сложил.
Роланд излил над ним всю скорбь души,
Как то велит его страны обычай:
«Сеньор любезный, благородный рыцарь!
Да примет вас теперь господь всевышний.
Никто так не служил ему, как вы,
Как вы не пекся о его святыне,
Со времени апостолов доныне.
Блаженство вечное вы заслужили,
Да будет божий рай для вас раскрыт!»

168

Роланд почувствовал: подходит смерть.
Сочится мозг сквозь рассеченный череп.
Он молится творцу за души пэров,
Святого Гавриила же смиренно
Защитой просит быть его душе.
Рог Олифант зажат в одной руке,
В другой же Дюрендаль, его меч верный.
Чуть дальше, чем на выстрел арбалета,
Прошел к испанским он пределам39.
Близ четырех сверкающих камней
Упал без чувств он навзничь на траве,
Жестокой мукой одолен предсмертной.

169

Высоко взнесены деревьев главы.
Четыре глыбы каменных сверкают.
Близ них без чувств лежит Ролавд.
Его заметил сарацин коварный:
Он, мертвым притворившись, меж телами,
Весь кровью перепачканный, лежал.
Поднявшись, до Роланда он добрался.
Могуч он был, красив, душой отважен.
Возникло в нем предерзкое желанье
Взять Дюрендаль и Олифант.
Воскликнул он: «Здесь пал племянник Карла!
Я меч его возьму с собой к арабам!»
Но в этот миг Роланд открыл глаза.

170

Роланд почувствовал, как кто-то меч
Его берет. С трудом приподнял веки
И так сказал, язычника заметив:
«Ты не из наших, как сдается мне!»
Держал он Олифант в своей руке,
Язычника ударил им по шлему.
Пробил насквозь и шлем златой, и череп,
И оба глаза выпали на землю.
У ног Ролавда мертвым пал неверный.
Сказал Роланд: «Презренный раб! как смел ты
Меня коснуться только, дерзкий нехристь?
Судил бы всякий про тебя: глупец!
Увы! расколот Олифант мой верный,
Разбит хрусталь, оправа отлетела».

171

Роланд почувствовал, как меркнут взоры;
Лицо покрылось смертной белизною.
Подняться на ноги он все же смог,
И темный камень видит пред собою,
Ударил он, печали злой исполнен,
О камень десять раз своим мечом;
И каждый раз, не согнут и не сломан,
От камня меч отскакивал со звоном.
Воскликнул граф: «Ко мне на помощь
Приди теперь, святая мать Христова!
Мне жалко вас, о Дюрендаль вы мой!
Здесь вашей службы верной срок окончен.
Я с вами одержал, о меч мой добрый,
Победу не одну на бранном поле,
И не одною овладел страной,
Где ныне правит Карл седобородый.
Пусть не владеет вами недостойный,
Кто от врага в бою бежать готов.
Вассалу честному служили долго,
И нет во Франции мечей подобных!»

172

Мечом по камню граф ударил.
Со звоном меч от камня отлетает,
Но невредима и не гнется сталь.
Роланд увидел: не сломить меча.
Излил над ним поток он скорбных жалоб:
«Мой ясный Дюрендаль, мой меч-красавец!
Как ты сверкаешь в солнечных лучах!
В Морьенском доле Карл стоял однажды,
Когда к нему с небес спустился ангел
И божью волю Карлу передал:
Чтоб отдал Дюрендаль свой император
Воителю, кого почтет он всех отважней.
Великодушный наш король тогда
Меня тобою, Дюрендаль мой, опоясал.
И с той поры я разных стран немало
С тобою королю завоевал:
И Мэн, и Пуатье, Анжу, Бретань,
Нормандию, Прованс и Аквитанью,
Ломбардию и целую Романью,
И обе Фландрии, и всю Баварью,
Бургундию, и Польши дальний край;
Константинополь Карлу платит дань,
И вся Саксония ему подвластна.
Завоевал я Англию с Шотландьей
(Своею вотчиной зовет их Карл);
Завоевал с тобой я столько стран,
Где Карл седобородый нынче правит40!
Тебя, мой меч, мне несказанно жаль.
Умру, но не отдам тебя неверным псам!
Ты Францию, господь, избавь от срама!»

173

Роланд ударил вновь мечом о камень,
И повторил удар он много раз.
Звенит металл и искры рассыпает,
Но крепкий меч не сломится никак.
Увидел граф, что тщетны все старанья
И своему мечу тогда сказал:
«Ах, Дюрендаль, мой верный меч прекрасный!
На рукоятке у тебя в оправе
Святыня не одна заключена41:
В ней вложен зуб апостола Петра,
Святого Дионисия42 власа,
Василия святого крови капли,
Кусок одежды матери Христа.
Владеть тобой язычнику пристало ль?
Служить ты должен только христианам.
Не смеет трус в руке тебя держать.
Завоевал с тобою много стран —
Они седому Карлу все подвластны,
От них могуч король наш и богат».

174

Роланд почувствовал: подходит смерть,
От головы спускается на сердце.
Добраться до сосны большой успел он,
Под нею на зеленой лег траве.
Свой меч и Олифант покрыл он телом,
Лицо же повернул к земле враждебной:
Увидит Карл, что он не оробел,
Врагов не устрашился перед смертью;
Что умер он, увенчанный победой,
Любезный граф Роланд, воитель смелый.
Перчатку он протягивает к небу43,
Чтоб бог простил ему все прегрешенья.
Аой.

175

Ролавд почувствовал: подходит срок.
К Испании лицом, на жестком холме,
Лежит и в грудь себя он бьет рукой:
«Грехам моим и в малом и в большом
Дай отпущенье мне, великий боже!
Прости мне все, в чем пред тобой виновен
С рожденья до моей кончины горькой!»
Он протянул свою перчатку к богу,
И ангелов к нему спустился сонм.
Аой.

176

Там под сосною граф Роланд лежит,
К Испании лицом оборотившись.
О многом вспомнил он перед кончиной:
Он вспомнил славных родичей своих,
О многих землях, что он покорил,
О Франции своей он вспомнил милой;
О Карле, императоре любимом,
Кто с детских ранних лет его растил.
Он слез и вздохов удержать не в силах.
Но не забыл он и своей души:
Пред богом признает свои грехи
И молит им прощение и милость:
«Отец небесный, вечно справедливый,
Кто Лазаря из мертвых воскресил,
Кем ото львов спасен был Даниил44,
Моей душе ты будь теперь защитой!
Мне отпусти, в чем согрешил я в жизни!»
И он перчатку со своей десницы
Подъемлет к богу в тот последний миг.
Архангел Гавриил перчатку принял.
Сложивши руки, головой поникнув,
Принял тогда Роланд свою кончину.
К нему послал всевышний херувима,
Защитника от вод святого Михаила,
Архангел Гавриил45 явился с ними,
И душу графа в рай они взнесли.

177

На небесах Роландова душа.
А Карл меж тем достигнул Ронсеваля.
Земли там нету пяди самой малой,
Что не покрыта мертвыми телами,—
Язычники и франки там смешались.
«Где вы, Роланд? — воскликнул император,—
Где Оливер, отважный ваш собрат?
Архиепископ мой, что стало с вами?
А где Жерэн? Жерэр, его соратник?
Где Беранжэр? Отон, могучий граф?
Ивон и Ивуар, что мне желанны?
А что с Гасконцем Энжелэром стало?
Что с Ансеисом и Самсоном храбрым?
И где Жерар из Русильона старый?
Где пэры Франции, что здесь оставил?»
Ответа нет, взывает он напрасно.
«Мой бог! — сказал король,— зачем в начале
Сраженья этого я не был с вами!»
Рвет бороду от горя и печали.
Все рыцари его, бароны, плачут;
На землю двадцать тысяч их упало.
И Нэму-герцогу их очень жаль.

178

Нет рыцаря средь них, барона нет,
Кто б слез тогда не пролил безутешных.
Они любимых братьев, сыновей,
Соратников, своих сеньоров ленных
Оплакивали там, припав к земле.
Сказал тут Карлу Нэм, премудрый герцог:
«Взгляните, государь, как вдалеке
Дымится пыль под поступью неверных.
Спешите ж им вослед за правой местью!»
«Их не догнать,— король ему в ответ,—
Как поступить, вы дайте мне совет.
У милой Франции, к ее беде,
Они цветок сорвали несравненный».
Тедбальду Реймскому и Гебуэну,
Милону и Отону Карл велел:
«В долинах и в горах настороже
Остаться вам на месте этой сечи.
Но вы не троньте бездыханных тел,
Чтоб слуги наши тронуть их не смели,
Чтоб к ним не прикоснулся дикий зверь,
Тела героев павших мне сберечь
До моего должны вы возвращенья».
Они ему в ответ сказали нежно:
«Любимый государь наш несравненный!
Исполним все, как вы нам повелели»,
И тысяча там рыцарей отменных
Осталась поле бранное стеречь.
Аой.

179

Трубить Карл император приказал
И с войском на язычников ударил.
Не устояла перед ним неверных рать —
Бежит назад, в предел земли испанской.
Преследуют их франки неустанно.
Карл видит: солнце близится к закату.
Он на лугу с коня тогда слезает;
С молитвою к земле сырой припав,
У бога просит солнце задержать,
Чтоб длился день и ночь не наступала.
И тут к нему с небес спустился ангел
И так он императору сказал:
«Преследуй, Карл, по-прежнему врага!
Задержит солнце для тебя создатель.
Известно богу, что тобой утрачен
Земли французской цвет прекрасный.
Тебе господь в отмщенье не откажет».
Так ангел рек, и на коня сел Карл.
Аой.

180

Свершил тогда для Карла чудо бог:
Среди небес остановилось солнце46.
Бегут язычников смятенных толпы.
Французы гонят их чрез Темный Дол47;
Неверных рать уходит к Сарагосе;
Спасенья нет для сарацинских полчищ:
Им ровные отрезаны дороги;
И перед ними Эбро плещут воды,
Стремительны, и грозны, и глубоки.
Нет лодки там, ни челна, ни парома.
Воззвав к своим богам в напасти злой,
Они бросались в пенистые волны.
Но Тервагант48, их бог, им не поможет.
Плывущих шлемы тяжкие и брони
Влекут с неумолимостью на дно;
Других теченьем бурным понесло,
А третьи захлебнулись вмиг водою,
Из них не переплыл реки никто.
Роланда встретили себе на горе!
Аой.

181

Увидел Карл: враги истреблены —
Одни мечей французских став добычей,
Другие же волной поглощены.
К земле припал; из сердца глубины,
За милость, что явил ему всевышний,
Благодаренья им принесены.
Когда он встал с земли, уж солнце скрылось.
«Вернуться в Ронсеваль нам поздно нынче,
Здесь лагерь на ночлег разбить должны.
Пусть кони отдохнут и поостынут;
Свободны от седла и от узды,
Пасутся пусть среди травы душистой».
«Король наш прав!» — ответил каждый рыцарь.
Аой.

182

Там император лагерь свой разбил
И с войском ночь провел в пустыне дикой.
От седел и уздечек золотистых
Коней своих французы облегчили,
Им дали вольно на траве пастись,
Заботы лучшей уделить не в силах.
В глубокий сон все войско погрузилось,
И часовые сон не стерегли.

184

Свет лунный озаряет ночи сумрак,
Не может император Карл заснуть.
Роланда смерть как позабыть ему,
Двенадцать пэров как забыть французских,
Чьи в Ронсевале он оставил трупы?
Молитву воссылает Карл творцу,
Прося погибших упокоить души.
Печалью безутешною измучен,
Уснул он, обессилевши от мук.
Спят франки верные его вокруг.
И коням на ногах держаться трудно,
Улегшись на земле, жуют траву:
Ведь страда злая многому научит...49

203

Едва забрезжил в небе свет зари,
От сна Карл-император пробудился.
Архангелу святому Гавриилу
Господь велел его в ту ночь хранить,
Наутро ангел к небу воспарил.
Доспехи ратные с себя Карл скинул,
И все французы так же поступили.
Сев на коней, их вскачь они пустили,
И мчатся через холмы и долины,—
На Ронсеваль, на место страшной битвы
Воителей французских путь лежит.
Аой.

204

Достиг до Ронсеваля император.
При виде стольких павших он заплакал.
«Убавьте шаг,— своим тогда сказал он,—
А я вперед теперь отправлюсь сам,
Сам отыщу племянника Роланда.
Я помню, раз в Аахене был праздник.
Победы там вассалы вспоминали,
Что для меня в походах одержали.
И помню, как Роланд тогда сказал,
Что, если б смерть в бою его застала,
Он впереди своих солдат лежал бы,
Лицо бы повернул к земле врага,
И умер бы, победою венчанный».
И на длину копейного броска
Отходит Карл вперед, своих оставив.

205

Роланда труп Карл, может быть, отыщет.
Вокруг него и травы, и цветы
Его баронов кровью все покрыты.
Такой печали он не знал доныне,
И горьких слез сдержать не в силах был.
Подъехал Карл-король под две сосны,
Взглянул он на три каменные глыбы,—
На них меча Роландова следы.
И видит Карл: Роланда труп лежит. Плачевный вид ужасней всякой пытки!
Сойдя с коня, к Роланду Карл спешит.
Его обнял и сам от мук избытка
На труп упал, мгновенно чувств лишившись.

206

Приходит снова император в чувство.
Граф Анселэн и герцог Нэм премудрый,
А с ними Генрих, Жофруа Анжуйский,
Его подняв, сажают под сосну.
На землю пред собой взглянувши,
Роланда милого он видит труп.
С печалью нежною сказал ему:
«Мой друг Роланд! Таких, как ты, не будет.
Кто одержал побед так много чудных?
Господь твою пусть примет душу!
Отныне честь моя пойдет на убыль».
И снова Карл упал, лишившись чувств.
Аой.

207

Пришел опять в сознанье Карл-король.
Его подняли четверо баронов.
На землю бросил взгляд он снова
И видит труп Роланда своего:
Красив, как был, но бледное лицо,
И смерти пеленой оделись очи.
Над ним заплакал император горько:
«Мой друг Роланд, пусть милосердный бог
Твой дух в селеньях райских упокоит!
В Испанию тебя привел злой рок!
И каждый новый день несет мне горе,
Отныне мощь моя склонилась долу!
Для чести нет надежного оплота.
Мне кажется, я в мире одинок,—
Родные есть, но нет тебе подобных».
Рвет волосы на голове седой.
Сто тысяч верных франков скорби полны
И ни один слезы сдержать не может.
Аой.

208

«Мой друг Роланд! Вернусь обратно
В пределы Франции моей желанной.
Ко мне в Лаон50 из королевств и царств
Сберутся чужеземные вассалы.
«Где полководец ваш?» — они мне скажут.
Отвечу им: «В Испании он пал.
А мне в печали злой осталось править
И слезы каждодневно проливать».

209

«Мой друг Роланд! прекрасный, юный, смелый!
В Аахен люди явятся ко мне
Узнать, какие я привез известья.
О горе злом придется им поведать:
«Роланд, племянник мой, похищен смертью,
Герой, что столько покорил земель».
Восстанут Саксы, и Болгары, Венгры,
И множество других племен неверных:
Романья, Апулия и Палермо,
И житель Африки и Калиферны,
Неся мне много трудностей и бед51.
Кто войско Карла поведет в сраженье,
Когда в живых Роланда больше нет?
О Франция, как ты осиротела!
Мне лучше самому бы умереть!»
Седую бороду свою он треплет,
На голове рвет волосы в тоске.
Сто тысяч франков на землю поверглось.

210

«Мой друг Ролавд! Да будут пусть раскрыты
Ворота рая для твоей души!
Убийцы, кем вы были сражены,
Подвергли франков скорби неизбывной.
Хотел бы жизни я и сам лишиться!
Бароны верные, мой каждый рыцарь,
Здесь за меня вы головы сложили!
Пока я не достиг ворот заветных Цизрь52,
Пусть даст Христос, святой Марии сын,
Чтоб души наши в небе вместе были
И вместе бы тела схоронены!»
Карл плачет громко, волосы седые
В отчаянье он рвет из бороды.
Нам говорит: «Терзается владыка!»
Аой.

211

«Мой государь,— промолвил Жофруа,—
Не предавайтесь так своей печали!
Теперь собрать тела всех тех нам надо,
Что были сражены в бою врагами.
В могиле общей пусть они лежат».
«Трубите в рог!» — король тогда сказал.
Аой.

212

И Жофруа Анжуйский в рог трубит.
Исполнить долг французы поспешили.
Тела друзей и родичей своих
Они несут к одной большой могиле.
При войске находился не один
Епископ и аббат благочестивый;
Священники в тонзурах там нашлись;
Каноники, монахи были с ними.
И божьим именем благословили
Они тела воителей убитых.
Душистый ладан, мирру воскурили
И с честью их великой погребли.
Что сделать большее они могли?
Аой.

213

Готовит Карл Роланда погребенье,
Турпина с ним и друга Оливера.
В своем присутствии король велел
Из груди каждого исторгнуть сердце
И, спеленавши шелком драгоценным,
Три сердца в урне мраморной беречь.
Затем тела баронов убиенных
Душистому подвергли омовенью
И обернули шкурою оленьей.
Тедбальду Реймскому и Гебоэну,
Милону и Отону с ними вместе
Везти тела великий Карл доверил.
На три возка положены три тела,
Галатскою покрыты тканью сверху.
Аой.

[Карл хочет продолжать отступление, но его вызывает на бой Балигант со своими полчищами. В великой битве между франками и сарацинами Карл разбивает наголову Балиганта, убивает его самого в стычке, берет Сарагосу, Марсилий умирает в отчаянии, и обращает в христианство всех оставшихся в живых.]

268

Вернулся из похода император.
В Аахене он в городе прекрасном
Вступил под сень высокого дворца.
Красавица к нему явилась Альда,
Спросила императора она:
«Где полководец храбрый ваш Роланд,
Кто взять меня в супруги клятву дал мне?»
От этих слов великий Карл заплакал,
Принялся бороду седую рвать.
«О девушка, о мертвом вопрошаешь!
Тебе другого я супруга дам:
Женою моего Луи53 ты станешь,
Кто после примет от меня державу.
Сказала Альда: «Странные слова!
Не дайте, ангелы и бог-создатель,
Чтоб я жила, когда Роланд скончался!»
И побледнев, у Карла ног упала.
Она мертва,— господь над нею сжалься!
По ней французские бароны плачут.

269

Так Альда приняла свою кончину.
Подумал Карл, что чувств она лишилась,
Спешит поднять красавицу с земли.
Но голова безжизненно поникла,—
Что умерла она, король увцдел.
Тогда велел он четырем графиням
В святую монастырскую обитель
Усопшую торжественно свезти.
Всю ночь они над телом сторожили,
Когда ж занялся первый свет зари,
При алтаре ее похоронили.
Высоко Альду-деву Карл почтил.
Аой.

270

В Аахене на площади дворцовой
Стоит, к столбу привязан, Ганелон.
На нем тяжелые лежат оковы.
Ремнями из оленьей крепкой кожи
Рабы связали руки у него
И принялись плетьми стегать жестоко.
Такой злодей не заслужил иного.
Там в муках ждет суда он над собой.

271

Так говорят анналы старины:
Вассалов — и не из одной страны —
К себе в Аахен император вызвал
Над Ганелоном правый суд свершить.
И в день, когда справлялся праздник пышный,
Как будто бы Сильвестра день то был —
Его судьба должна была решиться.
И Ганелон предстал перед владыкой.
Аой.

272

«Мои бароны,— Карл сказал,— вам в руки
Вручаю я над Ганелоном суд!54
Примкнув коварно к войску моему,
Сгубил мне двадцать тысяч он французов;
Племянник мой Роланд был им погублен;
И Оливер, учтивый, храбрый муж;
Двенадцать пэров предал он врагу!»
«Бесчестье на меня, когда солгу! —
Ответил Ганелон.— Скрывать не буду:
Вражда к Роланду мне терзала душу,
И я погибели хотел ему.
Но я упрек в измене не приму».
Сказали франки: «Дело мы рассудим».

273

Могуч был Ганелон, дороден телом,
Красив румянец на его лице;
Бароном почитался бы примерным,
Когда б не запятнал свою он честь.
Представ пред королем, он огляделся:
Среди баронов — тридцать человек
Его родни и преданных друзей.
С такой он к судьям обратился речью:
«Бароны — господа, внемлите мне!
Сражался я за Карла на войне,
Служил ему и преданно, и верно.
Но граф Роланд, мне исстари враждебный,
Меня послом назначив в край неверных,
Тем обрекал на гибель и на смерть.
Лишь ловкостью я гибели избегнул.
В присутствьи Карла и баронов всех
Я вызов бросил мой Роланду смело,
Его соратникам и Оливеру.
И я ответил, но не ценой измены».
Сказали франки: «Мы рассудим дело»...55

276

Вернулись к императору бароны
И говорят: «Мы, государь, вас просим
Об оправданьи графа Ганелона,
Чтоб он служить и впредь вам верно мог.
Оставьте жить достойного сеньора.
Ведь не под силу никакой ценою
Вам воскресить Роланда своего».
«Ваш суд неправ!» — ответствовал король.
Аой.

277

Увидел Карл, его не поддержали.
Поникнул головой седой печально
И про себя сказал: «Ах, я несчастный!»
Но рыцарь тут один пред ним предстал:
Тьерри — Анжуйца Жофруа он брат.
Проворный, телом гибкий, худощавый,
На волос темен, смуглый цвет лица,
И ростом не велик, не слишком мал.
С такою речью обратился к Карлу!
«Вы не печальтесь, мой король прекрасный!
Известно вам, что я слуга ваш давний.
Мне предков честь велит теперь сказать:
Пред Ганелоном если был бы даже
Роланд хотя бы в чем-нибудь неправ,
Роланд был императора вассалом,
И служба та — ему была охраной.
Но все же Ганелон его предал,
Тем оскорбивши вашу честь и право.
А потому, сужу, достоин казни
Граф Ганелон, изменник и предатель.
Повешен должен быть он без пощады.
Когда найдется здесь, кто пожелал бы
Мое суждение опровергать,
То я готов мечом вот этим правду
В честном бою отстаивать всегда».
«Он хорошо сказал!» — решили франки.

278

Вперед выходит храбрый Пинабель.
Велик он ростом, силен беспримерно;
Удар его меча всегда смертелен.
Сказал он Карлу: «Государь, зачем
Шуметь и спорить будем мы бесцельно?
Мечам мы предоставим здесь решенье.
Слова Тьерри в бою я опровергну».
Перчатку дал из кожи он оленьей.
«Залог мне лучший нужен»,— Карл ответил.
Тут Ганелона родичи немедля
Себя дают в его распоряженье.
«Залог приму»,— сказал король, велев
Под стражу взять все тридцать человек.
Аой.

279

Тьерри увидел, будет поединок.
Перчатку снял он со своей десницы,
Ее залогом император принял.
Четыре установлены скамьи,
На них противники расположились;
Тот и другой готовятся на битву.
Оружье и коней они спросили.
Ожэр-Датчанин будет бой судить.
Аой.

280

Бойцы закончили приготовленья.
Грехи свои пред богом исповедав,
Причастье приняли они за мессой.
Богатый вклад тем и другим завещан
Для храмов божьих и монастырей.
Пред Карлом вновь Тьерри и Пинабель:
Стальные шпоры на ногах надеты,
Кольчуги белые легки, но крепки,
Забрала спущены у ясных шлемов,
На поясах мечи в златой отделке,
Щиты подвешены у них на шеях,
И копья острые у них в руке.
Сто тысяч франков плачут безутешно:
Тьерри заранее они жалеют.
Лишь богу всемогущему известно,
Какой у битвы будет той конец.

281

Вблизи Аахена есть луг просторный.
На нем решат бароны бранный спор.
Они душой отменно храбры оба,
И горячи их боевые кони.
Подпруги лопнули на крупах конских,
Тьерри и Пинабель вступили в бой.
Разрублены щиты, летят осколки,
О панцирей металл сломились копья.
Подпруги лопнули на крупах конских,
И седла с лошадей упали прочь.
Сто тысяч человек там плачут горько.
Аой.

282

Упали оба рыцаря с коней,
Но тут же поднялись они поспешно.
Стремителен и легок Пинабель.
Тот и другой сражаться будет пешим.
Теперь настал черед для их мечей.
Удару каждому удар ответный,—
Недолго выдержат стальные шлемы.
Все рыцари кругом полны волненья.
Взмолился Карл: «Великий царь небес,
Ты сделай так, чтоб правда одолела!»

283

Воскликнул Пинабель, смиряя пыл:
«Постой, Тьерри! Клянуся я служить
Как преданный вассал тебе отныне,
Моим богатством наградить в избытке,
Добейся лишь у нашего владыки,
Чтоб славный Ганелон прощен им был!»
Тьерри в ответ: «Вступивши в торг постыдный,
Себя навек позором я покрыл бы.
Кто прав из нас, пусть бог теперь решит!»
Аой.

284

Так Пинабелю говорит Тьерри:
«Известно всем ведь, Пинабель, отлично,
Что благородный, смелый ты воитель.
Пока еще не поздно, откажись
Неправому служить своей защитой.
Тебе смогу вернуть я Карла милость.
Но графу Ганелону не уйти
От кары за злодейство справедливой,
Какой доселе мир еще не видел».
«Избави бог! — здесь Пинабель воскликнул,—
Чтоб я отрекся от моей родни!
Я предпочту скорей в бою погибнуть,
Чем родичам позорно изменить!»
И тут свой бой они возобновили.
По шлемам бьют тяжелые мечи,
Взлетают к небу огненные искры.
Теперь уже никто их не разнимет:
Смерть одного из них — исход единый.
Аой.

285

Противника тут Пинабель Соранский
По шлему провансальскому ударил:
От искр занялась пламенем трава.
Еще один удар обрушил страшный
Могучий Пинабель на храбреца:
Кровь льется сквозь разбитое забрало,
Залита ею правая щека.
Но богом сохранен Тьерри отважный,
И не смертельной оказалась рана.
Аой.

286

Что смерть ему грозит, Тьерри почуял.
Покрыта кровью вся трава вокруг.
Он, силы все собрав, удар могучий
На Пинабеля темный шлем обрушил.
Рассек мечом всю голову ему,
И вытекли мозги его наружу.
Тьерри тогда из раны меч рванул —
И мертвым Пинабель на землю рухнул.
«Явил нам чудо бог! — кричат французы,—
Теперь пусть Ганелон повешен будет,
И вместе все, кто был его порукой».
Аой...56

289

Совет закончив, судьи к Карлу вышли.
Баварец, Алеманн, Нормандский рыцарь,
Бретонец, Пуатинец, Франк решили,
Что Ганелону умереть в жестокой пытке.
На луг конюшими приведены
Четыре жеребца горячих, пылких.
Злодея руки к ним и ноги были
Ремнями натуго прикреплены.
Вблизи паслась кобыла средь травы.
Погнали слуги жеребцов к кобыле,
Быстрее вихря мчатся все четыре.
Тут лопнули у Ганелона жилы,
И вмиг он на куски разорван был.
Такой конец изменник заслужил:
Злодейства своего пожал плоды.

291

Так совершил возмездье император
И утолил великий гнев свой правый.
Минует день, и ночи мрак настал.
Король ложится в сводчатой палате.
Посланец бога, Гавриил-архангел,
К нему тогда спустился и сказал:
«Свои войска теперь ты собирай,
Идти ты должен в Биры дальний край,
Помочь царю Вивьену в Инфе-граде57,
Язычники ведут его осаду.
К тебе из бед взывают христиане».
Вновь на войну идти не мило Карлу.
«О боже! — молвил он,— как жизнь трудна!»
Рвет бороду свою и горько плачет.
Устал Турольдус58, и конец рассказу.

1. Карл Великий был франкским королем с 768 г. и императором римским с 800 г. Таким образом, во время испанского похода (778) он еще не был императором, как не был, конечно, и седым — ему было только 36 лет. Но героический эпос всегда рисует один статический образ — «императора с седой бородою и белой головою».
2. Средневековые грамотеи отождествляли мусульман с язычниками, сведения же о языческих верованиях они черпали из тех книг античных (латинских) писателей, которые были им доступны. Это смешение двух разных эпох четко выступает в «Песни о Роланде».
3. Перечисленные здесь пэры, за исключением Жофруа д’Анжу, обречены погибнуть в Ронсевальской битве. Исторические воспоминания живут в именах Роланда и Жофруа. Роланд — это Хруодланд, начальник Бретонской марки, павший во время ночного разгрома басками арьергарда отступавших из Испании франков; племянником Карла он не был. Жофруа, вероятно, анжуйский герцог Джефред I Гризгонель (958—987), бывший знаменосцем в битве при Суассоне и живший, следовательно, на двести лет позднее Роланда. Имена остальных пэров, хорошо известные французскому героическому эпосу, в исторических документах не засвидетельствованы.
4. Послы царя Марсилия.
5. Соколы высоко ценились как охотничьи птицы.
6. Теплые ключи близ Аахена уже в средние века славились своей целебной силой.
7. «Барон» здесь не титул, а синоним «рыцаря».
8. Из перечисленных здесь витязей Карла исторические отголоски живут в именах Турпина, Ришара и Ганелона. Турпин — архиепископ реймский (753—794), действительно является современником Карла Великого. Ришар — герцог нормандский Ричард I Старый (умер в 996 г.). Ганелон — имя перенесено с архиепископа Ганелона (837 — 865), изменившего Карлу Лысому во время аквитанского восстания (856). Некоторые другие имена, ставшие весьма популярными в героическом эпосе, как Ожер (Ожье) Датчанин, не имеют исторических параллелей.
9. Ленная марка.— Лен — земельное владение, получаемое вассалом за службу от сеньора. Марка — пограничная область; управляющий ею вассал носил имя маркграфа (маркиза).
10. Нопль — Напаль, город на пути в Сарагосу. Комибль — местность не установлена. Вальтерна — замок на пути в Сарагосу. Пинская земля — область между Ронсевалем и Сарагосой. Туэла и Балагер — местности между Ронсевалем и Сарагосой. Сезилия — Седиль, в горах Сиерра-Севиль.
11. Пэр — буквально «равный»; пэрами называются те вассалы, которые по мощи и доблести могут «равняться» сеньору. Эпос приписывает Карлу 12 пэров — число, быть может, навеянное христианскими преданиями о 12 апостолах.
12. Перчатка и жезл — нечто вроде верительных грамот посла.
13. Роланд в эпосе приходится племянником Карлу, следовательно, его отчим Ганелон женат на одной из сестер императора. Исторические основы всего этого построения весьма неясны: у Карла было три сестры, но две из них умерли еще в детстве, а третья с юности была пострижена в монастырь.
14. обращение вассала к государю.
15. Альгалиф (искаженное арабское «ал халифа») — халиф, преемник пророка. Автор «Песни о Роланде» принимает это слово за один из титулов мавританских феодалов.
16. Стихи 60-й тирады плохо согласуются с предшествующей и последующей тирадами, в которых Роланд выражает свою радость от поручения Карла. Поэтому некоторые ученые склонны видеть в этой тираде позднейшую вставку.
17. Вставлен в рукопись другой рукой, возможно, для того, чтобы сгладить резкое противоречие между двумя предшествующими тирадами.
18. Из перечисленных здесь витязей большинство — пэры Карла; не пэры — Гвальтер дель Ум, вассал Роланда, и Турпин — архиепископ реймский. Исторические отголоски живут в именах Жерара Руссильонского — графа Парижского (середина IX в.) и Гайфиэра — герцога аквитанского Вайфария, противника Пипина Короткого (VIII в.).
19. Автор «Песни о Роланде» переносит на мавров отношения средневекового королевского двора, включая лишь некоторые искаженные арабские слова для «местного колорита».
20. Автор приписывает мусульманам поклонение изображению Магомета, перенося на них свои представления о чудотворных иконах.
21. Вьена — город во Франции на берегу Роны.
22. Путешествовали рыцари на мулах или на дорожных конях, перед боем пересаживаясь на боевых скакунов.
23. Олифант — «слоновая кость», название рога Роланда.
24. Дюрендаль — имя меча Роланда (в подлиннике женского рода). В героическом эпосе не только кони, но и мечи имеют имена собственные.
25. Церковь сулила крестоносцам причисление к лику мучеников, если они падут в бою с «неверными». Впрочем, Турпин считает не лишним дать воинам отпущение грехов, заменяя, ввиду недостатка времени, исповедь общим покаянием.
26. Монжуа (монжой) — боевой клич французов, исторически засвидетельствованный с 1119 г. Происхождение его неясно.
27. Стихи, рисующие бой франков с сарацинским авангардом, нами опущены.
28. Церковь Сен-Мишель — церковь «Михаила-спасителя на водах» на скале в Нормандии. Санс — город во Франции. Беэансон — главный город Франш-Коте, Гуитсанд — гавань близ Капэ.
29. Один из стихов, где жонглер ссылается на письменный источник, желая поднять авторитет своего повествования.
30. Альтеклер — название меча Оливера.
31. Отдельные эпизоды боя франков с главной ратью Марсилия нами опущены.
32. Альда - сестра Оливера и невеста Роланда; ее образ, чуть намеченный в «Песни о Роланде», Получает яркое освещение в позднейших chansons de geste XII в.
33. Как в этом, так и в некоторых стихах в дальнейшем отразились неточные представ- средневековья о строении и работе человеческого тела.
34. Предание о взятии Роландом города Нопля без ведома Карла и о гневе на него Карла разрабатывается в позднейших эпопеях.
35. Стихи, рассказывающие об аресте Ганелона, опущены.
36. Борода, выпущенная поверх доспехов, означала вызов врагу.
37. Формула средневековой вежливости, согласно которой первый из покидающих беседу просит разрешения на это у собеседника.
38. В Ронсевальской долине есть два ручья: Урроби и Эрро.
39. Как победитель, Роланд идет умирать на отвоеванной земле; по той же причине он ложится лицом к «земле враждебной» (тирада 174).
40. Этот перечень земель, завоеванных Роландом, показывает, как претворяются в эпосе исторические предания. Анжу, Пуатье, Мэн, Прованс, Аквитания, Бавария и Фландрия не были завоеваны Карлом, а достались ему по наследству. Нормандии вообще не существовало во время Карла — норманны завладели северной частью Франции только в 912 г. Бретани Карл не завоевал, хотя одержал победу в 786 г. над бретонцами; Саксонию и Ломбардию он, действительно, завоевал; Романью он закрепил за папой. Завоевание же Карлом Венгрии, Шотландии, Исландии, Англии, Царьграда и Польши — плод воображения жонглера.
41. В шарообразном грифе меча часто помещались реликвии.
42. Святой дионисии (Дени) почитался как патрон французов.
43. Перчатка служит залогом явки. Роланд подает ее богу как вассал своему будущему сеньору.
44. Приводимые жонглером легенды из евангелия (о воскресшем Лазаре) и из библии (о спасении Даниила) не говорят о книжной его учености; они пользовались широкой популярностью в средние века
45. Архангел Гавриил — обычный посредник между богом и людьми в представлении средневековья — и популярный в Нормандии «начальник небесных воинов» Михаил принимают душу храбрейшего из рыцарей.
46. Мотив, заимствованный из библии, где бог, по молитве Иисуса Навина, останавливает солнце, пока израильтяне поражают амореев.
47. Темный Дол — возможно, имя собственное.
48. Исследователи затрудняются раскрыть имя Терваганта, упоминаемого в «Песни о Роланде» в качестве одного из божков язычников-мусульман.
49. Стихи, изображающие бегство Марсилия, прибытие из Африки новых сил, возглавляемых эмиром Балигантом, и решение его вступить в бой с франками, опущены.
50. Лаон (Лан) — столица западной франкской державы в эпоху последних Каролингов (конец IX и начало X в.).
51. Перечень врагов Карла опять соединяет исторические факты разных эпох. В более поздних эпопеях уже не фигурируют ни саксы, ни болгары с венграми. Упоминание о Палермо могло быть внесено в эпопею между 831 и 1071 гг., когда город этот был во власти арабов. Название «Калиферн» не раскрыто исследователями.
52. Ворота Цизры — горный проход у северного склона Пиренеев, примыкающих к Ронсевалю.
53. Луи-Лодевис — будущий император Людовик Благочестивый (814—840 гг.).
54. По феодальному праву сеньор не может сам судить своего вассала; последний подлежит суду равных (пэров), который созывается сеньором. В данном случае Карл выступает обвинителем и почти проигрывает дело.
55. Стихи, в которых рассказывается о том, как родичи Ганелона защищали его на суде, опущены.
56. Стихи, повествующие о казни заложников Ганелона, опущены.
57. Инфа — может быть, город Нимфа, который Карл отвоевал у лангобардов.
58. Турольдус (латинизированное окончание указывает на грамотея-клирика) — имя, очень распространенное в нормандских хрониках. Исследователи пытались отождествить Туроладуса с некоторыми исторически засвидетельствованными лицами — аббатами английских и испанских церквей, но общего признания эти попытки не получили. Неясно и отношение Турольдуса к «Песни о Роланде» — был ли он ее составителем, сказителем или переписчиком.