Луиджи Пульчи. Большой Моргант (отрывки)

Луиджи Пульчи (1432–1484). — Флорентийский поэт, принадлежавший к литературному кружку правившего тогда князя Лоренцо Медичи. Пульчи прославился главным образом герои-комической поэмой «Большой Моргант» (1478), где он пародирует рыцарские поэмы, имевшие широкое хождение в Италии его времени. Смешивая в «Большом Морганте» два плана — комический и героический, снижая невероятные рыцарские подвиги до уровня смешного, Пульчи возрождает в новых условиях традицию «Буркьелловой» поэзии и вносит в итальянскую поэзию мощную реалистическую струю. Используя сюжет «Песни о Роланде», он делает главными героями не идеальных рыцарей Роланда или Ринальдо, а добродушного, прожорливого великана Морганта и хитрого наглого полувеликана Маргутта. Антиклерикальные взгляды автора выражает в поэме дьявол Астаротт.1

Перевод С. Шервинского

***

Из «БОЛЬШОГО МОРГАНТА»

[Рождество. Император Карл со своими паладинами находится в Париже. Из зависти к высокому положению Роланда, Гано чернит его в глазах императора. Лишенный возможности отомстить клеветнику, Роланд в гневе покидает двор и отправляется в страну неверных. На границе он встречает трех великанов, напавших на монастырь, двух из них он убивает, а третьего — Морганта — обращает в христианство и делает своим боевым спутником, после того как Моргант облачается в шлем, панцирь и берет в руки язык от колокола, заменяющий ему палицу. В то время как названные герои ведут жизнь, исполненную всевозможными приключениями, Ринальдо в сопровождении двух витязей отправляется на поиски Роланда, сам переживает ряд приключений, но, наконец, вместе с Роландом возвращается во Францию, где они освобождают императора Карла от нашествия неверных, которых изменнически призвал в страну Гано. Тем не менее последний не оставляет своих низких происков, направленных против Роланда, и доблестный паладин вновь решает покинуть Францию и устремляется на Восток. Ринальдо подвергается изгнанию, но вскоре свергает Карла и завладевает его троном. Когда же до него доходит весть о пленении Роланда на Востоке, он возвращает трон Карлу и спешит на выручку героя. Освобожденный Роланд становится властителем Вавилона, однако вскоре возвращается на родину. Тем временем на выручку Роланда спешит также Моргант, отделившийся было от Роланда. На пути он встречает полу великана Маргутта, который задорно повествует ему о всех своих неисчислимых пороках. Моргант делает его своим спутником. Однажды вечером прибывают они в таверну, где пожирают к ужасу хозяина огромное количество всякой снеди (см. приводимый отрывок «Моргант и Маргутт в таверне»). Ночью Маргутт забирает в доме все, что там находит, нагружает добро на хозяйского верблюда и, запалив таверну, отправляется с Моргантом в путь-дорогу. Но дружба великанов продолжается недолго. Однажды Маргутт, проснувшись после хорошей выпивки, увидел, как обезьяна надевала его сапоги, и это зрелище до такой степени распотешило его, что он не выдержал и от смеха лопнул. Вскоре и Моргант расстался с жизнью от укуса в пятку маленького рака. Тем временем Гано продолжал строить козни. Он уговорил сарацинского короля Марсилия напасть на христианское войско, стоявшее под предводительством Роланда в Ронсевальском ущелье. Об этом узнает, однако, брат Ринальдо, опытный в делах чародейства. С помощью двух дьяволов — Астарота и Фарфарелло — он переносит Ринальдо и витязя Ричардетто в Ронсевальское ущелье. По пути дьявол Астарот беседует с рыцарями на богословские и географические темы, красноречиво защищая догматы христианской веры, в чем явственно проявляется насмешливое отношение Пульчи к католицизму. После ряда забавных похождений рыцари прибывают в назначенное место, где они неохотно расстаются с любезными дьяволами, с которыми они так приятно провели время. Битва в самом разгаре, и ничто уже не может спасти Роланда (см. приводимый отрывок «Роланд в Ронсевальском ущелье»). Но Ринальдо и Карл жестоко мстят за гибель героя. Архиепископ Турпин собственноручно вешает в Сарагоссе короля Марсилия, Гано пытают и четвертуют в Париже. Завершается поэма смертью Карла.]

***

МОРГАНТ И МАРГУТТ В ТАВЕРНЕ

«...Другой еды запросишь поневоле:
Мы к доброму столу привыкли, дядя!
Не видишь, ростом он каков, тем боле?
Червя не заморишь, с крупинкой сладя».
Хозяин им: «Дать желудей вам, что ли?
Чего я вам добуду на ночь глядя?»
И начал изъясняться горделиво,
Так что Моргант сидел нетерпеливо.

Он колокольным языком ударил
Его разок-другой. Тот в крик, — не шутка!
Маргутт же молвил: «Надо, чтоб обшарил
Я сам весь этот дом, — одна минутка…
Ты б нам, хозяин, буйвола зажарил,
Во двор, я вижу, входит он. А ну-тка,
Раздуй очаг; едва моргнем, ты слушай.
Ну, угощай нас буйволовьей тушей».

Тот в страхе вздул огонь, боясь ответа.
Маргутт схватил одну из перекладин.
Хозяин заворчал. Маргутт на это:
«А вижу я, ты до побоев жаден.
Что ж класть в огонь для этого предмета?
Не ручку ж от лопаты? То-то складен!
Позволь уж мне распорядиться пиром».
На этом буйвол был изжарен с миром.

Нe думайте, что зверя свежевали:
Он брюхо лишь вспорол у туши дюжей.
Как будто в доме все его уж знали,—
Приказывал, кричал, серчал к тому же.
Вот доску длинную нашел он в зале
И приспособил вмиг ее снаружи,
Стол мясом загрузил, вином и хлебом:
Моргант мог уместиться лишь под небом.

Был буйвол съеден весь на этом пире,
Вин выпита немалая толика,
Исчез весь хлеб — четверика четыре,
Маргутт позвал хозяина: «Скажи-ка,
Подумал ты о фруктах и о сыре?
Ведь это скушать — дело не велико.
Все волоки, что спрятано по дырам!»
Послушайте ж, как было дело с сыром.

Хозяин отыскал круг сыра где-то,
Примерно форму шестифунтовую;
Да яблок вынес, благо было лето,
Корзиночку, и то полупустую.
Маргутт, как только оглядел все это,
Сказал: «Видали бестию такую?
Язык взять колокольный вновь придется,
Коль иначе обеда не найдется.

Пить по глоточкам при его ли росте?
Пока я возвращусь, ты без обману
Кати нам бочки, раз пришли мы в гости,—
Чтобы вина достало великану,
Иль он тебе пересчитает кости!
Я, как мышонок, всюду шарить стану,
И если что найду про нашу долю,
Увидишь, принесу ль припасов вволю!»

Тут начал рыскать по дому повсюду
Маргутт: все сундуки в дому калечит,
Бьет и ломает утварь всю, посуду,—
Что ни разыщет, то и изувечит;
Последнюю кастрюлю валит в груду;
И сыр и фрукты — всё наружу мечет.
Морганту приволок мешок громадный.
Все исчезает снова в глотке жадной.

Хозяин, слуги — все дрожат до пота,
Хоть и усердствуют служить прилично.
Хозяин тут подумал: неохота
Молодчиков таких кормить вторично.
Заплатят нам, когда дойдет до счета,
Своим пестом, — бери деньгой наличной.
А съели столько, что за месяц времени
Не проглотить и целому бы племени.

Моргант, когда наелись, и помногу,
Хозяину сказал: «Пойди проспаться!
А завтра, как обычно, в путь-дорогу
Отправимся, — так надо сосчитаться.
Не обочтем тебя, оставь тревогу,
Сумеем все довольными остаться».
Хозяин же возьми да и ответь им,
Что эту ночь сочтет — тысячелетьем.2

* * *

Взбухает море, волны то и дело
Сшибаются над палубой, — не так ли
В бой сходятся бойцы! — уж закипела
На досках пена, паруса размякли,
А дряхлый кузов буря так раздела,
Что из пазов уж видны клочья пакли.
Меж тем Моргант, усевшись возле носа,
Выкачивает с помощью насоса.

Бегут, спешат, пока не раскололось
Суденышко в столь бурном урагане.
И с качкою и с ветром так боролось,
Что ноги не держали; христиане
Взывать к святому Эрмо стали в голос,
Чтоб он послал затишье в океане,
Но не кивнул им ни святой, ни дьявол,—
А мачты ствол уже в пучине плавал.

— Макон! — кричит Широкко. — Помоги нам!
Он мачту приспособил запасную
И дал опять надуться парусинам,
К ней подвязав квадратину льняную.
Вдруг новый шквал промчался по пучинам
И руль сорвал и кинул в хлябь морскую.
Несчастный рулевой свой пост покинул:
И охнуть пе успел, как в море сгинул.

Квадратину льняную оборвало,
Все вихрь поразметал в своем напоре.
И от бизани тоже толку мало,
Хоть спущена была. А тут, на горе,
С кормы нежданно хлынули два вала,
И палубу опять покрыло море,
И кормчий сам давал свистки напрасно,—
Бывает так всегда, когда опасно.

Ужасен был простора вид кипучий,
Громады воли вставали вдруг горою,
Не разберешь, то воды или тучи.
Подкидывало судно над волною
Так, что и нос терялся в пенной круче,
Так встряхивало судно, что порою
Вот-вот казалось — скрепы разомкнутся;
И скрип и стон, смешавшись, раздаются,—

Так стонет плоть больная, жить не рада.
Ревет все пуще море. Вот дельфины,
Как на лугу пасущееся стадо,
Из бурных волн показывают спины…
Моргант все черпал, хоть не до упада,—
Что ветр и гром для дюжего детины!
Не сдастся морю — видывал он виды! —
И от небес не ожидал обиды.

Тут на колени встал Роланд. Рыдали
Ринальдо с Оливьером, в страхе оба.
Обеты Вельо с Ричардетто дали
Дойти босыми до господня гроба,
Коль пощадит их буря, — да едва ли!
Уж им могилы виделась утроба.
И впрямь в пучине сгинуть не пришлось бы!
Тогда к чему моленья все и просьбы?

Широкко слышит: «Пресвятая дева!» —
И примечает сложенные руки.
И рвется брань мерзейшая из зева: —
Христомоляне!.. Знаю я их штуки.
Поверь мне, грек, не избежать нам гнева
Небесного, пока здесь эти суки.
Макон послал нам бедствие такое,
Чтоб вразумить невежество людское.

Не спрашивай, как при таком бесчестье
В ноздре Ринальдо разом засвербило.
— Стой! — закричал он, — бестия из бестий!
Узнаем, чья возьмет: Христова сила
Иль Магометка с Аполлошкой вместе?
Тебя немало по волнам носило,
Так и ныряй по доброй воле, либо
Спихну тебя — и угощайся, рыба!

Широкко говорит: — Я здесь по праву
Хозяин. — А Моргант — Ринальдо: — Что же
Над ветром ты не учинишь расправу?
Сам дурня сброшу, коль тебе негоже.—
Ринальдо тут же дурню дал на славу
В лоб два щелчка, чтоб тот не лез из кожи,—
И с головой его покрыло море.
Смирились волны и утихли вскоре.

Тут моряки раскрыли рот широко,
В лицо Ринальдо и взглянуть робея.
И, словно бы послушавшись урока,
Поторопилось море стать добрее.
Моргант же вмиг пристроился у фока
И руки распростер, как будто реи.
Он словно столб торчал под небесами,
С тугими управляясь парусами.

Грек поспешает к носу, видя это,
И смех все пуще разбирает грека:
Ни одного нет нужного предмета,
Взамен всего он видит — человека.
— Вот чудеса! Изъездил я полсвета,
Подобного ж не видывал от века.—
Роланд смеется: — Этому созданью
Легко быть разом фоком и бизанью!

Где сам Моргант, там отложи тревогу.
Он с парусом так ловко управлялся
(К тому же ветер подавал подмогу),
Так направленья верно он держался,
Хоть отдыхал порою понемногу,
Что наконец и берег показался,
И в порт они приплыли безопасный
С попутным ветром, при погоде ясной.

Но знают все: завистлив Рок и жаден.
Пока Моргант за всех один трудился,
Нежданно кит, одна из тех громадин,
Что губят корабли, в волнах явился,
Свирепый, подплывал — будь он неладен! —
И на хребет поднять уж судно тщился,—
И затонула б хилая посуда,
Когда б Моргант не обезвредил чуда.

— Кита ничто отсюда не прогонит,
В него мы понапрасну ядра мечем,—
Вступился грек, — что ж делать, судно тонет
Своей беде уже помочь нам нечем.—
Вдруг судно кит как двинет, как наклонит
Не справиться тут силам человечьим,
И с гибелью уж не было бы сладу,
Когда б Моргант не оседлал громаду.

Теперь, когда Моргант почти до порта
Доправил всех дорогой не окольной,
— Сам не умру, — сказал, — какого черта!
Да и корабль спасу, я — сердобольный! —
Тем временем Ринальдо из-за борта
Ему язык просунул колокольный.
И стал Моргант башку дубасить зверя,
И раскроил, как циркулем отмеря.3

***

РОЛАНД В РОНСЕВАЛЬСКОМ УЩЕЛЬЕ

...С Роландом таковой урон случился,
Что шлем держать не мог он головою, —
Столь много он за день тот потрудился.
Меж тем как он томился жаждой злою,
Припомнилось ему, что раз напился
Он из ключа здесь где-то, под горою.
И вскоре ключ знакомый отыскался:
Один там отдыхал он и плескался.

Конь Вельянтин, — лишь тот сойти изволил,
Стал на колени и пред ним пал мертвый.
Как бы моля, чтоб тот его уволил,
Промолвил: «Я тебя довел до порта».
Граф руки протянул и друга полил
Водою, чтобы сил набрал простертый, —
Но так как верный конь был без движенья,
Стал сетовать в великом сокрушенье.

«О Вельянтин, мне послужил ты много!
О Вельянтин, где вся твоя отвага?
О Вельянтин, славна твоя дорога!
О Вельянтин, теперь не ступим шага!
О Вельянтин, растет моя тревога!
О Вельянтин, не ждешь узды, бедняга!
О Вельянтин, — коль я тебя обидел,
Прости меня ты в час, как смерть увидел».

Со слов Турпина4 — есть чему дивиться! —
Как только попросил Роланд прощенья,
Конь будто бы чуть приоткрыл ресницы
И рыцарю кивнул в знак отпущенья.
Роланд хотел коснуться узденицы,
Надеялся: то жизни возвращенье.
Так, — что Пирам и Фисба5, — у потока
Там граф и конь виднелись одиноко.
Когда Роланд ждать перестал ответа,
Он обернулся и взглянул на поле.
Не увидал Ринальда с Ричардетто
И мертвым ужаснулся против воли.
Кровь лужами покрыла поле это,
А Рончисваль6 — мрачнее нет юдоли,
Подумал он: вся от нее невзгода, —
Увидев столько павшего народа.

Сказал: «О terque quaterque beati7,—
Того троянца памятное слово.
Несчастные все те, кто жив некстати,
Как я вот жив до часа рокового!
Пусть труп лежит среди побитой рати, —
Дух удостоен царствия Христова.
Счастливец Оливьер, вы живы ныне!
О, все молитесь о моей кончине.

Теперь Морглейса8 звон услышат ближе,
Теперь всей Франции быть в платье черном,
Теперь начнется стон и плач в Париже,
Теперь жене моей быть в духе скорбном,
Теперь упасть сен-Дионису ниже,
Теперь погибнуть христианства зернам,
Теперь держава Карла сокрушится,
Теперь граф Ганелон возвеселится».
. . . . . . . . . . . . . . . . .

Есть быль: Роланд на камень замахнулся,
Ударил Дурлинданою прекрасной,
Но меч не преломлялся и не гнулся, —
Со всею силой граф разил напрасно.
И некой щелью камень распахнулся.
Паломники Галисии всечасно
Сюда приходят с вестью нарочитой,
Что зрели камень тот, мечом разбитый.

И говорит Роланд: «О Дурлиндана,
Когда бы ранее тебя узнал я,
Не в час кончины, о моя охрана, —
Всем миром бы тогда пренебрегал я,
Час роковой не встретил бы так рано.
Но я, когда все подвиги свершал я,
Не зная доблести, в тебе таимой,
Щадил тебя, о меч мой досточтимый!»

Теперь идут печалящие строки:
Как стал Роланд на землю, на колени,
Слезой обильной омочились щеки.
Просил он у Турпина9 отпущенья;
Благочестиво на духу пороки
Свои припоминал и согрешенья,
Все вины — покаянью предавался
И в трех деяньях грешных сознавался...10

• 1. Европейские поэты Возрождения. М.: Художественная литература, 1974
• 2. По изд.: Зарубежная литература. Эпоха Возрождения. М.: Просвещение, 1976
• 3. По изд.: Европейские поэты Возрождения. М.: Художественная литература, 1974
• 4. Турпин — мнимый автор «Песни о Роланде».
• 5. Пирам и Фисба — несчастные любовники в «Метаморфозах» Овидия (кн. IV).
• 6. Ронсеваль.
• 7. О трижды, четырежды блаженные!
• 8. Морглейс — меч изменника Гано (Ганелона).
• 9. Турпин — архиепископ.
• 10. По изд.: Зарубежная литература. Эпоха Возрождения. М.: Просвещение, 1976