Песнь одиннадцатая. Подвиги Агамемнона

Рядом с прекрасным Тифоном^[62] в постели проснулася Эос
И поднялась, чтобы свет принести и бессмертным и смертным.
Зевс к кораблям быстролетным ахейцев отправил Эриду
Грозную. Знаменье войн^[63] в руке у нее находилось.
Стала Эрида на черный, огромный корабль Одиссея,
Бывший в средине, чтоб голос ее отовсюду был слышен, –
В стане Аякса царя, Теламонова славного сына,
Так же, как в стане Пелида: на самых концах они оба
Стали с судами, на силу и храбрость свою полагаясь.
Став на корабль, закричала богиня и сильно, и страшно
Голосом зычным. И каждому в грудь заложила ахейцу
Силу упорно, не зная усталости, биться с врагами.
В это мгновение всем им война показалася слаще,
Чем возвращение в полых судах в дорогую отчизну.
Громко Атрид закричал, опоясаться в бой призывая
Войско ахейцев, и сам в блестящую медь облачился.
Прежде всего по прекрасной поноже на каждую голень
Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой.
Следом за этим и грудь защитил себе крепкой бронею,
В давнее время ему поднесенной в подарок Киниром;
Ибо до Кипра достигла великая весть, что ахейцы
На кораблях собралися идти на троянцев походом.
Он ему эту броню подарил, царю угождая.
Десять полос в той броне вороненого было железа,
Олова двадцать полос, из золота было двенадцать.
Иссиня черные змеи до шеи брони простирались,
По три с обеих сторон, подобные радугам в туче,
Зевсом-Кронидом на небе воздвигнутым в знаменье смертным.
На плечи меч свой набросил; сверкали на нем золотые
Частые гвозди; ножны, этот меч заключавшие, были
Из серебра и спускались с плеча на ремне золоченом.
Всепокрывающий поднял он щит, – многопестрый, прекрасный,
Буйный; десять кругов на щите том светилося медных;
Двадцать сияющих блях оловянных его украшало
Белых; и бляха была в середине из ворони черной.
Щит головою Горгоны венчался, свирепо глядящей,
С ликом ужасным; вокруг головы ее – Ужас и Бегство.
Был серебрёный ремень на щите; на ремне извивался
Иссиня-черный дракон, и из шеи единой дракона
В разные стороны три головы у него выходило.
Четырехбляшенный шлем свой надел он, имевший два гребня,
С гривою конскою. Страшно над шлемом она волновалась.
В руку два крепких копья захватил, повершенные медью,
Острые, медь от которых далеко до самого неба
Ярко сияла. Афина и Гера ударили громом,
Честь воздавая Атриду, царю многозлатной Микены.
Каждый тогда конеборец возничему дал приказанье
Около рва колесницы удерживать в полном порядке,
Сами же все, облачившись в доспехи, пешком торопливо
Двинулись. Раньше зари поднялся уже крик неугасный.
Опередили возничих они, перед рвом разместившись;
Несколько позже поспели возницы. Смятение злое
Поднял меж ними владыка Кронид. С высоты из эфира
Росу кровавую он ниспослал. Собирался Кронион
Много могучих голов отправить в жилище Аида.
На возвышеньи равнины с своей стороны и троянцы
Строились окрест великого Гектора, Пулидаманта,
Окрест Энея, который, как бог, почитался народом,
И Антеноровых трех сыновей, – Агенора, Полиба
И молодого еще Акаманта, подобного богу.
Гектор ходил впереди со щитом, во все стороны равным.
Как приносящая гибель звезда^[64] – то, меж туч появляясь,
Ярко сияет, то в тучах тенистых опять исчезает,
Так же и Гектор – то в первых рядах появлялся внезапно,
То отдавал приказанья средь задних. И пламенной медью
Весь он светился, как молния Зевса отца-Эгиоха.
Те же, совсем как жнецы, что на ниве богатого мужа
Полосы гонят с обоих концов навстречу друг другу,
Густо бросая на землю снопы ячменя иль пшеницы, –
Так же сходились троянцев сыны и ахейцев, и яро
Бились друг с другом. Никто о погибельном бегстве не думал.
Равные головы схватка имела. Ярились, как волки,
Воины, радуя глаз многостонной Эриды богини.
Только она из богов принимала участие в битве,
Прочие все не мешались в нее и спокойно сидели
Каждый в доме своем. Прекрасные видом жилища
Там находились у них на ущелистых склонах Олимпа.
Всеми равно Кронид чернооблачный был осуждаем,
Что даровать пожелал он в сражении славу троянцам.
Но не печалился этим Отец. В одиночестве полном,
Радуясь славе своей, он сидел от богов в отдаленьи,
На корабли аргивян и на город троянцев взирая,
И на блестящую медь, и на тех, кто губили и гибли.
С самого утра все время, как день разрастался священный
Тучами копья и стрелы летали, и падали люди.
В час же, как муж-лесоруб начинает обед свой готовить,
В горной усевшись лощине, когда он уж руки насытил,
Лес срубая высокий, и в дух низошло пресыщение,
Сердце ж ему охватило желание сладостной пищи, –
Силою доблести в час тот прорвали данайцы фаланги,
Громко в рядах призывая друг друга. Вперед Агамемнон
Ринулся первый и сверг Биенора, владыку народов;
Раньше – его, а потом и возницу его Оилея.
Этот, спрыгнувши с коней, безбоязненно встал пред Атридом
И на него устремился. Его Агамемнон ударил
Пикою в лоб. Не сдержал ее шлем его меднотяжелый, –
Шлем пронизала и череп атридова пика, и с кровью
Мозг Оилея смешала, смиривши его в нападеньи.
Бросил обоих на месте владыка мужей Агамемнон,
Ярко сиявших телами: он их обнажил от доспехов.
После того Агамемнон на Иса напал и Антифа, –
Двух Приамидов (побочный один, а последний законный),
Бывших в одной колеснице; побочный правил конями,
Славный Антиф же с ним рядом стоял. Их обоих когда-то,
Пасших овец, Ахиллес изловил на идейских отрогах,
Гибкой лозою связал, но потом отпустил их за выкуп.
Их-то теперь Агамемнон Атрид, повелитель народов, –
Первого в грудь над соском поразил длиннотенною пикой,
В ухо ударил второго мечом и низверг с колесницы,
К мертвым тотчас поспешил и прекрасные снял с них доспехи.
Их он узнал, ибо видел уж прежде, в то время, как с Иды
К быстрым ахейским судам их привел Ахиллес быстроногий,
Так же, как лев не подросших детенышей лани проворной
Ловит легко и зубами могучими кости дробит им,
В логово лани забравшись, и нежной их жизни лишает;
Мать же, хотя бы случилась и близко, помочь им не может;
Овладевает и ею самою ужаснейший трепет;
Скачет стремглав через частый кустарник, чрез темные рощи,
Пот проливая, спеша убежать от могучего зверя.
Так же и этим явиться на помощь никто из троянцев
В гибели их не посмел: пред врагом они сами бежали.
Дальше поверг он Писандра с упорным в бою Гипполохом,
Двух сыновей Антимаха, который, приняв от Париса
Золота много, – блистательный дар, – добивался упорно,
Чтоб не давали обратно Елены царю Менелаю.
Двух сыновей-то его и настиг Агамемнон могучий.
Вместе, в одной колеснице, они лошадей усмиряли
Быстрых, так как из рук упустили блестящие вожжи.
Оба взбесились коня. Как лев, Агамемнон навстречу
Бросился им. И они с колесницы взмолились к Атриду:
"В плен возьми нас, Атрид! Получишь ты выкуп достойный.
Много сокровищ хранится в дому Антимаха. Богат он
Золотом, медью, а также для выделки трудным железом.
С радостью выдаст тебе неисчислимый выкуп отец наш,
Если узнает, что живы мы оба у вас пред судами".
Так, заливаясь слезами, к Атриду они обращались
С сладкою речью. Но голос не сладкий в ответ услыхали:
"Вы – сыновья Антимаха отважного – мужа, который
Некогда Трои сынов убеждал на собраньи народном,
Чтоб Менелая, послом с Одиссеем прибывшего в Трою,
Там же убить и обратно его не пускать к аргивянам.
Нынче поплатитесь вы за бесстыдный поступок отцовский!"
Так он промолвил и сбил с колесницы Писандра на землю,
Пикой ударивши в грудь; на земле растянулся он навзничь.
Спрыгнул с коней Гипполох. И его низложил он на землю,
Руки мечом отрубивши и голову с шеи отсекши.
Труп же ногой оттолкнул, – как ступа, он в толпу покатился.
Бросив убитых, туда он, где пуще теснились фаланги,
Ринулся, с ним и другие ахейцы в красивых поножах.
Пешие пеших разили, невольно бежать принужденных,
Конные – конных: от них непроглядная пыль воздымалась,
Что поднимали по полю гремящие конские ноги.
Медью врагов избивали. Могучий Атрид непрестанно
Гнал их, сражая бегущих, приказы давая ахейцам.
Так же, как хищный огонь на не срубленный лес нападает;
Вихрь его всюду разносит, и падает вместе с корнями
Частый кустарник вокруг под напором огня беспощадным.
Падали головы так под рукою могучей Атрида
В бег обращенных троянцев. И много коней крутошеих
С грохотом мчало в прорывы меж войск колесницы пустые,
Жадно томясь по возницам. А те по равнине лежали,
Больше для коршунов, чем для супруг своих милые видом.
Гектора Зевс промыслитель от стрел удалил и от пыли,
И от убийства мужей, и от крови и бранного шума.
Яро Атрид наседал, за собой призывая ахейцев.
Мимо могилы потомка Дарданова, древнего Ила,
Мимо смоковницы толпы троянцев по полю бежали,
В город стремясь. Неотступно преследовал с криком ужасным
Их Агамемнон и кровью багрил необорные руки.
Но, добежавши до Скейских ворот и до дуба, троянцы
Остановились и начали ждать остававшихся сзади.
Те ж на средине равнины бежали, подобно коровам,
Если глубокою ночью явившийся лев их разгонит
Всех, – для одной же из них появляется быстрая гибель;
Шею сперва ей дробит, захвативши в могучие зубы,
После же с жадностью кровь пожирает и потрохи жертвы.
Так наседал на врагов Агамемнон владыка, все время
Мужа последнего пикой сражая. Бежали троянцы.
Многие навзничь и ниц с колесниц под руками Атрида
Падали на землю, – так пред собой он свирепствовал пикой.
Вскоре, однако, когда под высокую стену и город
Он устремиться решился, отец и бессмертных, и смертных
Зевс на высоких вершинах обильной потоками Иды,
С неба сошедши, уселся. В руках его молнии были.
Золотокрылой Ириде велел он отправиться с вестью:
"К Гектору мчися, Ирида, такое скажи ему слово:
Пусть он, покуда Атрид Агамемнон, владыка народов,
В первых бушует рядах и фаланги мужей истребляет,
Пусть от участия в битве воздержится, пусть побуждает
Только других, чтобы в схватках могучих сражались с врагами.
После того ж, как троянским копьем иль стрелой пораженный,
Бросится он в колесницу, я Гектора силой исполню;
Будет врагов избивать он, пока кораблей не достигнет,
Солнце пока не зайдет и священный не спустится сумрак".
Равная в скорости ветру, послушалась Зевса Ирида
И к Илиону священному с гор устремилась идейских.
Гектора там увидала, Приамова храброго сына;
Он в запряженной стоял колеснице, сколоченной крепко.
Став близ него, быстроногая так говорила Ирида:
"Гектор, рожденный Приамом, по разуму равный Зевесу!
Зевс, наш родитель, меня посылает сказать тебе вот что:
Все то время, покуда ты видишь, что царь Агамемнон
В первых бушует рядах и фаланги мужей истребляет, –
Сам уклоняйся от боя и только подбадривай прочих
Храбро сражаться с врагами отважными в битве могучей.
После того ж, как, троянским копьем иль стрелой пораженный,
Бросится он в колесницу, Зевес тебя силой исполнит:
Будешь врагов избивать, пока кораблей не достигнешь,
Солнце пока не зайдет и священный не спустится сумрак".
Все так сказав, быстроногая прочь удалилась Ирида.
Гектор, в доспехах спрыгнув со своей колесницы на землю,
Острые копья колебля, пошел по широкому войску,
Всех возбуждая на бой. И возжег жесточайшую сечу.
Оборотившись назад, на ахейцев они налетели.
Те со своей стороны теснее сомкнули фаланги.
Восстановилось сраженье. Сошлися враги. Агамемнон
Ринулся первый вперед, чтобы быть впереди перед всеми.
Музы, живущие в домах Олимпа, скажите теперь мне,
Кто Агамемнону первый меж воинов вышел навстречу
Иль из троянцев самих, иль из славных союзников Трои?
Ифидамант, Антенором рожденный, высокий, красивый,
В Фракии выросший, – матери стад руноносных овечьих.
С раннего детства Кисеем он в доме его был воспитан, –
Дедом своим, что отцом был Феано прекрасноланитной.
После того как предела достигнул он юности славной,
Дед его в доме оставил и дочь за него свою выдал.
Об аргивянах узнавши, покинул он брачную спальню
И за собою двенадцать повел кораблей изогнутых.
Но корабли равнобокие те он в Пёркоте оставил,
Сам же с отрядом пешком в Илион крепкостенный явился.
Он-то навстречу царю Агамемнону выступил первый.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Сын промахнулся Атрея, и мимо копье пролетело.
Ифидамант же Атрида близ пояса в панцырь ударил
И надавил на копье, полагаясь на мощную руку.
Но не пробило копье многопестрого пояса; раньше,
На серебро налетев, как свинец, острие изогнулось.
Древко рукой ухватил Агамемнон пространнодержавный,
Сильно рванул, словно лев, и из рук Антенорова сына
Вырвал; по шее ударил мечом и члены расслабил.
Так он на землю свалился и сном успокоился медным.
Бедный погиб, горожан защищая, вдали от законной
Верной жены, не видав благодарности. Дал же он много:
Сотню сначала коров подарил. И еще обещался
Тысячу коз и овец подарить из отар неисчетных.
Бросил теперь Агамемнон его обнаженного в поле
И через толпы ахейцев пошел с его пышным доспехом.
Только приметил Атрида Коон, выдающийся воин,
Старший из всех сыновей Антенора, – и сильная горесть
Взоры его омрачила при виде простертого брата.
С пикою стал в стороне, не приметный герою Атриду,
И поразил его в руку, в средине, у самого локтя.
Руку пробило насквозь острие его пики блестящей.
Сердцем тогда содрогнулся владыка мужей Агамемнон,
Но и при этом отстать не хотел от войны и сраженья.
С пикою, вскормленной ветром, набросился он на Коона.
За ногу тот в это время убитого брата родного
Ифидаманта тащил, призывая отважных на помощь.
В это-то время, как труп он тащил под щитом многобляшным,
Медным копьем его сбил Агамемнон и члены расслабил,
И подбежал, и срубил ему голову тут же на трупе.
Так Антеноровы дети под мощной рукою Атрида,
Осуществляя свой жребий, спустились в жилище Аида.
Бросился после того по рядам и других он троянцев.
Их и копьем, и мечом, и камнями большими сражая.
Бился, покуда из раны горячая кровь вытекала.
После того же, как рана подсохла и кровь унялася,
Острые боли тотчас же проникли в атридову силу.
Как роженицу терзают пронзительно-острые стрелы,
Что на нее посылают Илифии, дочери Геры,
Шлющие женам родящим потуги с жестокою болью, –
Острые боли такие ж вступили в атридову силу.
На колесницу взойдя, приказал своему он вознице
К полым скакать кораблям. В нем сердце терзалось жестоко.
Голосом громким вскричал он, чтоб всем было слышно данайцам:
"О, дорогие друзья, вожди и советники войска!
Вы отражайте теперь от ахейских судов мореходных
Натиск свирепый; а мне не позволил Кронид промыслитель
Целый нынешний день до конца с троянцами биться!"
Так он сказал. И возница, хлестнувши коней пышногривых
К полым погнал их судам. Не лениво они полетели.
Пеной покрылись их груди, и пыль осыпала их снизу,
Мчавших из боя царя, удрученного раной жестокой.
Гектор, едва увидал, что Атрид удаляется с боя,
Голосом громким вскричал, возбуждая троян и ликийцев:
"Трои сыны и ликийцы, и вы, рукопашцы-дарданцы!
Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе!
Муж удалился храбрейший, и мне величайшую силу
Зевс посылает! Гоните навстречу могучим данайцам
Однокопытных коней, чтобы большая слава была вам!"
Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
Как белозубыми псами охотник какой-нибудь травит
Где-нибудь мощного льва или дикого вепря лесного,
Так крепкодушных троян на ахейцев натравливал Гектор,
Силою равный Аресу, кровавому людоубийце.
Сам же он в первых рядах находился, пылая душою,
В свалку повсюду врезаясь стремительным вихрем, который,
Сверху ударив, вздымает фиалково-темное море.
Кто же был первым и кто был последним, из тех, кого Гектор,
Сын Приама, убил, как Зевс даровал ему славу?
Первым Асея он сверг, а потом Автоноя, Опита,
Клитова сына Долопа, Офельтия и Агелая,
Стойкого в битве вождя Гиппоноя, Эсимна и Ора.
Этих убил из вождей он данайских, потом же немало
И рядовых перебил. Как тучи Зефир разгоняет,
Быстрого Нота, могучим ударив по ним ураганом;
Крутятся волны, вздымаясь, и белая пена высоко
Вверх разлетается в гуле летящего издали ветра.
Так под ударами Гектора головы вражьи летели.
Гибель пришла бы тогда, и свершилось бы тяжкое дело,
Все бы ахейцы в суда свои быстрые кинулись в бегстве,
Если бы так не воззвал Одиссей к Диомеду Тидиду:
"Что это с нами, Тидид? Забываем мы буйную храбрость!
Друг, подойди-ка и стань близ меня. Позор нестерпимый
Будет нам, если захватит суда шлемоблешущий Гектор!"
Сыну Лаэрта в ответ сказал Диомед многомощный:
"Я-то останусь и вытерплю все. Но пользы не много
Будет от этого нам. Собирающий тучи Кронион
Больше желает доставить победу троянцам, чем нашим".
Так он промолвил и сшиб с колесницы на землю Фимбрея,
Пикой ударивши в левый сосок. Одиссей Молиона
Сшиб, – подобного богу возницу того властелина.
Тут же и бросили их: воевать уж они перестали.
Сами ж, чрез толпы идя, лютовали, как вепри лесные,
Что направляемым псам бросаются сами навстречу.
Так, повернувши обратно, троянцев они истребляли.
Радостно все отдыхали от бегства пред Гектором грозным.
Лучших в народе мужей с колесницей они захватили, –
Двух сыновей перкосийца Меропа, который искусный
Был предсказатель судьбы и сынам не давал позволенья
На мужебойную ехать войну. Не послушались дети.
Керы черной смерти в сраженья их из дому гнали.
Славный копьем Диомед, Тидеем рожденный, исторгнул
Дух у обоих и душу и славные снял с них доспехи.
Сын же Лаэрта убил Гипейроха и Гипподама.
Тут в равновесии бой распростер меж войсками Кронион,
С Илы смотревший на битву. Они ж поражали друг друга.
Острою пикой ударил в бедро Диомед Агастрофа,
Сына Пеона, героя. Вблизи от него колесницы
Не было, чтоб убежать; помрачился совсем его разум:
Коней возница держал в отдалении, сам же он пеший
Бился в передних рядах, пока не сгубил себе духа.
Гектор заметил героев в рядах и на них устремился
С яростным криком. За ним и троянцев помчались фаланги.
Это увидев, Тидид содрогнулся могучеголосый
И торопливо сказал Одиссею, стоявшему близко:
"Катится гибель на нас, – шлемоблещущий Гектор могучий!
Но не отступим, останемся здесь, отразим нападенье!"
Так он сказал и, взмахнувши, послал длиннотенную пику,
В голову целя. И промаха не дал. Ударила пика
В шлем, в его верхнюю часть. Но медь отскочила от меди
И не достигла до тела прекрасного: шлем помешал ей
Крепкий, тройной, дыроокий, – подарок ему Аполлона.
Гектор далеко назад отбежал и смешался с толпою,
И на колено упал, и уперся могучей рукою
В землю; и взор его черная ночь отовсюду покрыла.
Но между тем, как Тидид за копьем, улетевшим далеко,
Шел чрез передних ряды, где копье его в землю вонзилось,
Гектор очнуться успел и, вскочивши назад в колесницу,
Быстро к своим поскакал и избегнул погибели черной.
Пикой своей потрясая, вскричал Диомед многомощный:
"Снова, собака, ты смерти избег! А совсем уже близко
Был ты от гибели". Феб-Аполлон защитил тебя снова.
В грохот копейный вступая, молиться ты рад Аполлону!
Скоро, однако, с тобой я покончу, сошедшись позднее,
Если какой-нибудь есть средь бессмертных и мне покровитель!
Нынче ж пойду на других и повергну, которых настигну".
Молвил и с сына Пэона доспехи совлечь наклонился.
Муж пышнокудрой Елены меж тем, Александр боговидный,
На Диомеда, владыку народов, натягивал лук свой,
Спрятавшись сам за плитой, на могиле стоявшей, в которой
Ил Дарданид был схоронен, народный старейшина древний.
Тот совлекал в это время с груди Агастрофа героя
Пестрый панцырь, и с плеч его – щит, с головы же – тяжелый
Шлем. Александр потянул рукоятку упругого лука
И поразил, – не напрасно стрела из руки излетела! –
В правую ногу Тидида, в ступню. Сквозь нее пролетевши,
В землю вонзилась стрела. Александр с торжествующим смехом
Выскочил вдруг из засады и слово сказал, похваляясь:
"Ранен моей ты стрелой! Не напрасно она излетела!
О, если б в чрево тебе угодил я и дух твой исторгнул!
Сколько-нибудь отдохнули тогда бы от бед и троянцы,
Что, как блеющие козы пред львом, пред тобою трепещут!"
Но, не смутившись, ему отвечал Диомед многомощный:
"Лучник, бахвал с заплетенной косою, привыкший на девок
Пялить глаза! Если б вышел с оружием мне ты навстречу,
Мало тебе помогли бы и частые стрелы, и лук твой!
Как ты гордишься уж тем, что ступню мне ноги оцарапал!
Мне ж – ничего! Как бы женщина вдруг иль ребенок стрельнули!
Очень стрела не остра у ничтожного, слабого мужа!
С пикой моею иначе: когда хоть немного заденет, –
Остро пронзает врага и кладет его вмиг бездыханным.
И у жены его обе щеки исцарапаны с горя,
И остаются сиротами дети, а сам он, кровавя
Землю, гниет, и вокруг него птицы, не жены теснятся".
Так он сказал, и, к нему подойдя, Одиссей копьеборец
Стал перед ним. Диомед же, присев, из ноги прободенной
Вырвал стрелу. И по телу жестокая боль пробежала.
На колесницу взойдя, приказал своему он вознице
К полым скакать кораблям. Жестоко терзалось в нем сердце.
Славный копьем Одиссей одиноко стоял. Из ахейцев
Не оставалось при нем никого. Всех ужас рассеял.
Горько вздохнувши, сказал своему он бесстрашному сердцу:
"Горе! Что будет со мною? Беда, если в бег обращусь я
Перед толпою врагов. Но ужаснее, если захвачен
Буду один. Обратил Молневержец товарищей в бегство.
Но для чего мое сердце волнуют подобные думы?
Знаю, что трусы одни отступают бесчестно из боя.
Тот же, кто духом отважен, обязан во всяком сраженьи
Крепко стоять – поражает ли он, иль его поражают".
Так размышлял он рассудком и духом. Меж тем отовсюду
Грозно ряды щитоносных врагов на него наступали
И замыкались вокруг, себе же готовя погибель.
Как окружают ловцы молодые с собаками вепря,
Он же, внезапно явившись из чащи дремучего леса,
Белый свой клык смертоносный острит в челюстях искривленных;
Те на него отовсюду бросаются, он же зубами
Ляскает. Как он, однако, ни страшен, стоят они твердо.
Так и троянцы тогда любимца богов Одиссея
Всюду кольцом окружали. А он, отбиваяся, пикой
Первым ранил в плечо безупречного Деиопита;
После того и Фоона, и Эннома наземь повергнул.
Херсидаманта в то время, когда с колесницы он прыгал,
В низ живота поразил под щитом его выпуклобляшным.
Тот покатился средь пыли, хватаясь за землю руками.
Бросил он их и ударил копьем в Гиппасида Харопа,
Брата родного богатством большим обладавшего Сока.
Быстро на выручку Сок ему кинулся, муж богоравный,
Стал, подойдя очень близко, и так Одиссею промолвил:
"Славный герой Одиссей, ненасытный в трудах и коварствах!
Либо двумя Гиппасидами ты уж похвалишься нынче,
Воинов свергнув таких и доспехами их овладевши,
Либо же, пикой моей опрокинутый, дух свой погубишь!"
Так он промолвил и в щит, во все стороны равный, ударил.
Щит Одиссея блестящий пробила могучая пика,
И пронизала искусно сработанный панцырь, и кожу
Всю отделила от ребер; но дальше, во внутренность тела,
Не допустила ту пику проникнуть Паллада-Афина.
Он увидал, что удар не в смертельное место пришелся,
И, отступивши назад, сказал, обращался к Соку:
"Эх, ты, несчастный! Приходит к тебе неизбежная гибель!
Рана моя помешает мне только с троянцами биться,
Я же скажу, что убийство и черная смерть ожидают
Здесь тебя в нынешний день, и, тебя ниспровергнувши пикой,
Славу я сам получу, конеславный Аид – твою душу!"
Так произнес он. А Сок повернулся и в бегство пустился.
Быстро меж плеч Одиссей многоумный бегущего в спину
Острым ударил копьем и чрез грудь его выгнал наружу.
С шумом на землю он пал, и вскричал Одиссей, торжествуя:
"Сок, рожденный Гиппасом, коней укротителем храбрым!
Раньше меня тебя смерть поразила, ее не избег ты!
О злополучный! Тебе ни отец, ни почтенная матерь
Мертвому глаз не закроют. Их выклюют хищные птицы,
Стаей слетевшись на труп и крыльями часто махая!
Я ж погребению буду ахейцами предан по смерти!"
Так говорил он и Сока бесстрашного крепкую пику
Вырвал из раны своей и щита многобляшного. Тотчас
Хлынула черная кровь, и душа у него затомилась.
Храбрые Трои сыны, лишь увидели кровь Одиссея,
Кинулись дружной толпой на него, ободряя друг друга.
Он же назад отступал и товарищей звал к себе криком.
Трижды он крикнул, насколько смогла голова человека;
Трижды услышал тот крик Менелай, любимец Ареса.
И обратился тотчас же к стоявшему близко Аяксу:
"Богорожденный Аякс Теламоний, властитель народов!
Слышится мне, – там кричит Одиссей, в испытаниях твердый.
Очень похоже на то, что один средь врагов он остался,
Ими отрезан от всех, и теснят его в битве могучей.
Лучше всего нам – его защитить. Так бросимся ж в свалку!
Не пострадал бы, боюсь, он, один средь врагов очутившись,
Как ни отважен. Великая скорбь поразила б данайцев!"
Так сказав, он пошел, за ним же и муж богоравный.
Скоро они Одиссея нашли. Упорно троянцы
Следом за ним устремлялись, как рыжие скачут шакалы
Вслед за рогатым оленем, которого острой стрелою
Ранил охотник в горах; от него его ноги спасают;
Мчится, покуда в движеньи горячая кровь и колени.
После того же, как силы совсем от стрелы он лишится,
Тотчас меж гор он добычей становится хищных шакалов
В чаще тенистой; но грозного льва в это время приводит
Бог; убегают шакалы, и лев пожирает добычу.
Так же вослед Одиссею отважному с разумом хитрым
Много стремилось троянцев могучих, герой же навстречу
С пикой бросался, безжалостный день от себя отражая.
Быстро Аякс подошел, пред собою неся, словно башню,
Щит свой, и стал близ него. Разбежались троянцы в испуге,
За руку взяв Одиссея, его Менелай нестрашимый
Вывел из свалки. Меж тем лошадей подогнал к ним возница.
Против врагов устремившись, Аякс опрокинул Дорикла,
Сына побочного старца Приама. Ранил Пандока,
Ранил Лисандра потом, а за ними Пираса с Пилартом.
Как устремляется с гор на равнину поток полноводный,
Вспухший от вод снеговых и от зевсовых ливней жестоких;
Много с собою несет и дубов он засохших, и сосен,
Много, бушуя, бросает он ила в шумящее море;
Так же тогда и могучий Аякс бушевал на равнине,
Коней разя и мужей.
Ни о чем этом Гектор не ведал.
Яростно бился на левом крыле он троянского войска,
На берегах Скамандра реки. Всего там обильней
Падали головы с плеч, и крик возникал неугасный
Около Нестора старца и храброго Идоменея.
Гектор с врагами сражался и дело ужасное делал,
Пикой и бурной ездой фаланги кроша молодежи.
Но не свернули б с дороги сыны богоравных ахейцев,
Если б супруг пышнокудрой Елены Парис не заставил
Подвиги кончить свои Махаона, владыку народов,
Правое ранив плечо у героя стрелою триострой.
В ужас поверглись великий дышавшие силой ахейцы,
Как бы его, при победе троянцев, враги не убили.
К Нестору Идоменей обратился немедленно с речью:
"Нестор, рожденный Нелеем, великая слава ахейцев!
На колесницу взойди поскорее, пускай за тобою
Также взойдет Махаон, и гони к кораблям колесницу.
Стоит многих людей один врачеватель искусный:
Вырежет он и стрелу, и рану присыплет лекарством".
Так он сказал. Не ослушался Нестор, наездник геренский.
На колесницу тотчас же взошел, а за Нестором следом
И Махаон, Асклепия сын, врача без упрека.
Коней хлестнул он бичом. Не лениво они полетели
К черным судам крутобоким, – туда и самим им хотелось.
Издалека Кебрион меж троянцев смятенье заметил.
К Гектору он подошел и такое сказал ему слово:
"Гектор, пока мы с тобою сражаемся в гуще данайцев,
Здесь, на краю многошумной войны, остальные троянцы
В полном смятеньи; смешались друг с другом и кони, и сами.
Гонит их Теламоний Аякс. Я узнал его сразу:
Щит у него на плече широчайший. Давай-ка, и сами
Коней туда с колесницей направим, где с ярою злобой
Толпы и пеших, и конных, сшибаяся в схватках ужасных,
Режутся между собою, и крик их гремит неугасный".
Так он сказал и свистящим бичом по коням пышногривым
Смаху стегнул. И удара послушались кони лихие.
Между троян и ахейцев помчали они колесницу,
Трупы топча и щиты. Оросилися черною кровью
Понизу медная ось и ручки вокруг колесницы;
Из-под колес и копыт лошадиных хлестали в них бурно
Брызги кровавые. Гектор великий спешил погрузиться
В толпы врагов и, влетев, раскидать их. Смятение злое
Внес он в ряды их. Покоя копье его мало имело.
(Всюду бросался в ряды аргивян шлемоблещущий Гектор,
Их и копьем, и мечом, и камнями большими сражая;
Боя с одним избегал Теламоновым сыном Аяксом:
Зевс раздражился бы, если бы он с мужем сильнейшим сразился).
Зевс же, высоко царящий, испуг ниспослал на Аякса.
Стал он в смущении, за спину щит семикожный закинул,
Вздрогнул, взглянувши, как зверь, на толпу и пошел, обращаясь
Часто назад и неспешно колено коленом сменяя.
Так же, как огненно-рыжего льва от стоянки коровьей
Быстрые псы и мужи деревенские яростно гонят,
Не позволяя ему до коровьего жира добраться,
Целую ночь сторожа. И, по мясу тоскуя, вперед он
Смело идет. Но старанья напрасны. Отважные руки
Частые копья в него и горящие факелы мечут.
В трепет невольный от них он приходит, хоть сильно желанье,
И с наступленьем зари удаляется, духом печалясь.
Так же с большой неохотой Аякс отступал пред врагами,
Сердцем скорбя: за суда он ахейцев тревожился сильно.
Словно упрямый осел, о которого спину немало
Было поломано палок, на ниву зайдя, побеждает
Силу мальчишек и щиплет высокие всходы; ребята
Палками гонят его, но ничтожна их детская сила.
Только тогда выгоняют с трудом, как насытится кормом.
Так Теламонова сына, могучего мужа Аякса,
Множество гордых троян и союзников гнало упорно,
Острыми копьями часто в средину щита попадая.
Он же то вдруг вспоминал в своем сердце о храбрости бурной,
И, повернувшись назад, удерживал грозно фаланги
Конников храбрых троянцев, то в бегство опять обращался.
Всем им однако мешал он судов быстроходных достигнуть,
Сам же стоял и сражался меж ратей троян и ахейцев.
Копья летели из дерзостных рук. Одни то и дело
В щит огромный Аякса втыкались, вперед порываясь,
Многие также в пути, не достигнув белого тела,
В землю жалом вонзались, насытиться жаждая телом.
Лишь увидал Еврипил, блистательный сын Евемона,
Как утесняют Аякса бессчетные копья и стрелы,
Кинулся, стал близ него и, взмахнувши блестящею пикой,
Аписаона сразил Фавсиада, ударивши в печень
Под грудобрюшной преградой и быстро колени расслабил.
Бросился к павшему он и снимать с него начал доспехи.
Как увидал Александр боговидный, что тот над упавшим
Аписаоном склонился, – немедленно лук натянувши
На Еврипила, в бедро поразил его острой стрелою, –
В правое древко сломалось стрелы и бедро отягчило.
Быстро к товарищам тот отступил, убегая от смерти,
И закричал во весь голос, чтоб слышали все аргивяне:
"О дорогие! Вожди и советники храбрых данайцев!
Станьте троянцам в лицо, отразите скорей от Аякса
Гибельный день! Осыпаем он копьями, вряд ли по силам
Вырваться будет ему из злосчастного боя. Навстречу
Встаньте троянцам вокруг Теламонова сына Аякса!"
Раненный так Еврипил говорил им. И близко друг к другу
Стали, к плечам наклонивши щиты, вкруг него аргивяне,
Выставив копья навстречу. Аякс к ним пришел невредимым
И, меж своих очутившись, лицом к врагам обратился.
Так, наподобье пожара, сраженье меж ними пылало.
Нестора ж мчали из битвы нелеевы быстрые кони,
Потом покрытые, с ним и владыку племен Махаона.
Их увидал и заметил тотчас Ахиллес быстроногий:
Он на огромном своем корабле на корме находился
И на плачевное бегство глядел и на муки ахейцев.
Тут же немедля к Патроклу товарищу он обратился,
Громко вскричав с корабля. Услышал Патрокл и из ставки
Вышел, подобный Аресу. Беды это было началом.^[65]
Первым к Пелиду Менетиев сын обратился могучий:
"Что меня ты зовешь, Ахиллес? Чего тебе нужно?"
Так Патроклу в ответ сказал Ахиллес быстроногий:
"Сердцем любимейший друг, Менетиев сын многосветлый,
Нынче к коленам моим падут, я уверен, ахейцы
С просьбой. Нужда к ним приходит, уже не терпимая дальше.
Вот что, Патрокл богомилый! Иди и спроси поскорее,
Нестора, кто это ранен, кого он увозит из битвы?
Сзади он мне показался подобным во всем Махаону,
Сыну Асклепия; мужа в лицо не успел я увидеть:
Мимо меня проскакали стремительно быстрые кони".
Так говорил он. Патрокл не ослушался милого друга,
Бросился тотчас бежать к кораблям и становьям ахейским.
Те между тем уж домчались до ставки Нелеева сына.
Сами сошли с колесницы на землю, кормящую многих,
Евримедонт же, возница того старика, колесницу
Тотчас отпряг. А они на морском берегу против ветра
Стали и начали пот охлаждать на хитонах, потом же
К Нестору в ставку вошли и в покойные кресла уселись.
Пышноволосая им Арсиноева дочь Гекамеда
Стала готовить напиток. Когда Тенедос Ахиллесом
Взят был, досталась она старику. Ее присудило
Нестору войско за то, что советами всех превышал он.
Прежде всего перед ними поставила стол Гекамеда
С черными ножками, гладкий, прекрасный; на нем поместила
Медное блюдо с закуской к напитку, – из сладкого лука,
Желтого меда и ячной священной муки. Возле блюда
Кубок поставила чудный, с собой привезенный Нелидом,
Весь золотыми гвоздями обитый; имел он четыре
Ручки; и около каждой из золота по две голубки
Словно бы зерна клевали; внизу его было две ножки.
По столу всякий другой лишь с усилием кубок тот двигал,
Полный вином; но легко поднимал его старец пилосский.
В нем Гекамеда, богиням подобная, им растворила
Смесь на прамнийском вине; натерла медною теркой
Козьего сыра и ячной присыпала белой мукою.
Смесь приготовивши так, Гекамеда их пить пригласила.
Мужи, когда утолили напитком палящую жажду,
Между собой говоря, наслаждались беседой взаимной.
Вдруг перед ними в дверях появился Патрокл богоравный.
Старец, увидев его, поднялся с блестящего кресла,
За руку взял и с собою повел, приглашая садиться.
Но отказался Патрокл и такое сказал ему слово:
"Не до сиденья теперь, не упросишь, питомец Зевеса!
Грозен и слишком высок пославший меня поразведать,
Кто это раненый тот, кого ты везешь. Но и сам я
Знаю теперь: Махаона я вижу, владыку народов.
С вестью обратно спешу, чтоб ее сообщить Ахиллесу.
Знаешь и сам хорошо ты, божественный старец, каков он:.
Очень легко обвинит и невинного муж этот страшный!"
Нестор, наездник геренский, ответил тогда Менетиду:
"Что беспокоится так Ахиллес об ахейцах, которым
Раны враги причинили? Не ведает он о печали,
Воинство наше постигшей: храбрейшие, лучшие мужи
В стане лежат, иль копьем пораженные, или стрелою.
Ранен стрелою Тидид Диомед, воеватель могучий,
Ранен копьем Одиссей копьеборец, Атрид Агамемнон,
Ранен стрелою в бедро Еврипил, Евемоном рожденный.
Я же вот и его из сражения только что вывел.
Он стрелой поражен с тетивы. А Пелид благородный
Чужд состраданья к данайцам, не знает о них попеченья.
Или он ждет, чтоб суда наши быстрые около моря,
Как бы ни бились ахейцы, палящим огнем запылали,
Всех же ахейцев подряд перебили бы? Нет у меня уж
Силы, какою когда-то полны были гибкие члены.
О, если б молод я был и так же силен, как бывало,
В годы, когда возгорелась вражда между нас и эпейцев
Из-за коров уведенных, когда Гиперохова сына
Итимонея сразил я, живущего в тучной Элиде,
Им в наказанье угнав их стада! Был из первых сражен он
Пикой моею, коров защищая своих от увода.
Пал он, – и в страхе тогда разбежался народ деревенский.
Мы от элейцев добычу богатую с поля погнали:
Стад захватили коровьих полсотни и столько ж овечьих,
Столько же стад и свиных, и широко пасущихся козьих,
Также и сто пятьдесят лошадей нам буланых досталось, –
Всё кобылицы, к тому же при многих из них жеребята.
Тою же ночью всю эту добычу пригнали мы в город,
В Пилос нелеев. И сердцем Нелей, мой отец, восхитился,
Видя, как много я добыл, столь юным в набег тот пошедши.
Только заря засветилась, глашатаи голосом громким
Начали тех вызывать, кто имели долги на Элиде.
И собралися пилосцев вожди и делить между всеми
Стали добычу. Довольно осталось долгов на эпейцах
В дни, как немного уж нас оставалось в стране разоренной.
Беды великие нам причинила гераклова сила^[66]
В старые годы. Погибли тогда наши лучшие люди.
Нас двенадцать родил сыновей Нелей беспорочный, –
Я лишь остался один, а все остальные погибли.
Этим гордясь, меднобронные нас обижали эпейцы^[67]
И, издеваясь, дела нехорошие делали с нами.
Взял себе стадо коров и большую овечью отару
Старец Нелей, – по триста голов, и взял пастухов к ним.
Долг и ему не ничтожный лежал на Элиде священной:
Победоносных четыре коня с колесницею вместе
Были должны, к состязаньям явившись, за ценный треножник
В беге участвовать. Авгий, владыка мужей, захватил их.
И воротился возница обратно, о конях печалясь.
Старец Нелей, оскорбленный словами царя и делами,
Много забрал для себя, остальное же отдал народу
В равный раздел, чтоб никто от него не ушел обделенным.
Мы совершали взаимный раздел и по городу всюду
Жертвы богам приносили. Враги же на третие утро
Силою всею, – и сами эпейцы, и быстрые кони, –
Разом явилися. С ними там были и два Молиона, –
Дети совсем и лишь мало знакомые с воинским делом.
Город есть Фриоесса, лежащий на холме высоком,
С краю песчаной пилосской страны, далеко от Алфея.
Город желая разрушить, эпейцы его окружили.
Только, однако, прошли чрез равнину, как ночью Афина
Вестницей бегом с Олимпа явилась и нам приказала
Вооружиться. Народ собрала она, шедший охотно,
Рвавшийся жадно в сраженье. Нелей, мой отец, запретил мне
Вместе идти с остальными и спрятал мою колесницу.
Он полагал, что совсем я военного дела не знаю.
Я же и так отличился меж конников наших пилосских, –
Пеший: такой оборот придала нашей битве Афина.
Есть Миниэий река; она невдали от Арены
В море впадает; на ней мы священной зари дожидались, –
Конники войска пилосцев; туда же стекалась пехота.
Соединившися с ней, в боевые облекшись доспехи,
В полдень пришли мы оттуда к священным теченьям Алфея.
Зевсу сверхмощному там принесли мы прекрасные жертвы,
Богу Алфею быка закололи, быка – Посейдону,
А совоокой Афине – пасомую в стаде корову.
Ужинать стали потом, по отрядам рассевшись повсюду,
И улеглись на ночевку, доспехов с себя не снимая,
Вдоль по теченью реки. А надменные духом эпейцы
Город уже обступили, желая его уничтожить.
Но предстояло им раньше великое дело Ареса.
После того как взошло над землей лучезарное солнце,
В бой мы вступили с врагом, помолившися Зевсу с Афиной.
Только еще началась у пилосцев с эпейцами битва,
Первым я Мулия мула сразил, копьеборца лихого,
Однокопытных коней захвативши. Был Авгия зять он,
Дочери старшей супруг, русокудрой жены Агамеды;
Все она снадобья знала, какие земля ни рождает.
Медною пикой, когда наступал он, его я ударил.
Грянулся в пыль он. А я, на его колесницу вскочивши,
Между передними стал. И немедленно мужи-эпейцы
Бросились все врассыпную, увидев сраженного мужа,
Воинов конных вождя, из эпейцев храбрейшего в битвах.
Я за бегущими следом понесся, как черная буря,
Взял пятьдесят колесниц; и по-двое воинов с каждой
Землю кусали зубами, сраженные пикой моею.
Я бы убил и двоих Акторидов, детей Молионы,
Если б отец их, пространнодержавный земли колебатель,
Их из сраженья не вынес, окутавши облаком темным.
Силой великою Зевс тогда преисполнил пилосцев.
Не уставая, врагов по широкому полю мы гнали,
Их избивая самих и доспехи с убитых снимая.
Но лишь пригнали коней мы в Бупрасий, богатый пшеницей,
Где Оленийский утес и холм, что зовут Алесийским,
Войско оттуда назад повернула богиня Афина.
Там из врагов я последнего сверг и оставил. Ахейцы
Быстрых погнали коней из Бупрасия в Пилос обратно.
Славили все меж богами Зевеса, а Нестора в людях.
Если когда-либо был я таким, то был я тогда им.
Но ахиллесова доблесть ему одному лишь полезна!
Позже, когда наш погибнет народ, он поплачет немало!
О дорогой Менетид, не тебя ль наставлял твой родитель
В день тот, когда отправлял тебя к сыну Атрея из Фтии?
Мы с Одиссеем тогда, находясь в пелеевом доме,
Слышали все, что тогда говорил он, тебя наставляя.
В дом Пелея, для жизни удобный, мы с ним приезжали,
Рать на войну собирая по всей плодоносной Ахайе.
Там мы в то время застали героя Менетия в доме,
Также тебя с Ахиллесом. Старик же Пелей конеборец
Тучные бедра быка сожигал молневержцу Зевесу,
Стоя в ограде двора. Он чашу держал золотую
И поливал искрометным вином горящую жертву.
Оба вы мясо бычачье готовили, мы ж с Одиссеем
Стали в воротах. И кинулся к нам Ахиллес удивленный,
За руку взял и в чертог к себе ввел, и сесть пригласил нас,
И предложил угощенье, какое гостям подобает.
После того как питьем и едою мы все насладились,
Начал я к вам говорить, убеждая отправиться с нами.
Оба в поход вы рвались, а отцы вам давали советы.
Старец почтенный Пелей Ахиллесу наказывал сыну
Храбро сражаться всегда, превосходствовать в битве над всеми.
Акторов сын же Менетий тебя наставлял пред отъездом:
"Сын мой! Родом своим тебя Ахиллес превышает,
Ты же старше годами. Но он тебя много сильнее.
Руководи же им словом разумным и мудрым советом,
Будь примером ему; на добро-то он будет отзывчив".
Так наставлял тебя старец, а ты забываешь. Хоть нынче
Это скажи Ахиллесу; быть может, его убедишь ты.
Если ты дух его с богом взволнуешь, – кто знает! Его ты
Уговоришь: не бессильны советы, что слышишь от друга.
Если ж его устрашает какое-нибудь предсказанье,
Если он что от Кронида узнал чрез владычицу матерь,
Пусть хоть тебя он отпустит и вышлет с тобой на сраженье
Рать мирмидонцев; быть может, ты явишься светом данайцам.
Пусть он позволит тебе облачиться в доспех свой прекрасный.
Может быть, в битве тебя за него принимая, троянцы
Бой прекратят, и ахейцев сыны отдохнут хоть немного
От понесенных мучений. В сражении отдых недолог.
Будет со свежими силами вам уж не трудно отбросить
Войско усталое прочь от судов и от нашего стана".
Так говорил он и сердце в груди взволновал у Патрокла.
Бегом помчался Патрокл вдоль судов, к Эакиду герою.
Он добежал до судов Одиссея, подобного богу,
Где для суда и народных собраний сбиралися люди,
Где алтари у них также бессмертным воздвигнуты были.
Раненный встретился там Еврипил ему богорожденный,
Сын Евемона; в бедро пораженный стрелою крылатой,
Шел Еврипил из сраженья, хромая. И мокрый катился
Пот с головы и до плеч, а из раны тяжелой струилась
Черная кровь. Но сознание в нем оставалося твердым.
Жалость при виде его охватила патроклово сердце.
Он с состраданьем горячим слова окрыленные молвил:
"Эх, злосчастные все вы, вожди и владыки данайцев!
Видно, вам суждено, вдали от отчизны и милых,
Жиром блестящим своим собак накормить илионских!
Но сообщи, Еврипил благородный, питомец Зевеса, –
Будут ли в силах сдержать аргивяне чудовищный натиск
Гектора иль уж погибнут, его укрощенные пикой?"
Раненный так Еврипил Менетиду Патроклу ответил:
"Богорожденный Патрокл! Никакого спасенья ахейцам
Больше уж нет. В корабли они черные ринутся скоро!
Наши храбрейшие мужи, какие лишь есть меж ахейцев,
Пред кораблями лежат, иль копьем пораженные вражьим,
Или стрелою. А сила троянцев растет непрерывно.
Вот что: спаси ты меня, отведи к кораблю, из бедра мне
Острую вырежь стрелу и отмой с него теплой водою
Черную кровь и хорошим целебным лекарством присыпь мне
Рану. Наставлен ты в том, говорят, Ахиллесом, который
Сам справедливейшим между кентавров обучен – Хироном.
Что же до наших врачей, Подалирия и Махаона, –
Тот, в сраженьи и сам получив, как мне кажется, рану,
В ставке лежит, во враче безупречном нуждаясь, а этот
На илионских полях против острого спорит Ареса".
Снова могучий Менетиев сын Еврипилу ответил:
"Чем это кончится все? Что, герой Еврипил, предпринять нам?
В стан я спешу сообщить Ахиллесу бесстрашному слово,
Что передать ему Нестор, ахейцев оплот, поручил мне.
Но и тебя не могу я оставить в подобных страданьях".
Так сказал он и, пастыря войск под грудь подхвативши,
В ставку повел. Сотоварищ увидел и кожу раскинул.
Там уложили его. Наконечник стрелы из бедра он
Вырезал острым ножом и, теплой водою отмывши
Черную кровь, порошком из целебного горького корня
Рану присыпал, в руках растерев. Порошок этот боли
Все прекратил. И рана подсохла. И кровь унялася.