Глава восьмая. Окружение Грааля

В романах Артуровского цикла упорядоченный мир замка противопоставляется миру авантюрному — волшебному лесу, лежащему за пределами замка и наполненному приключениями. Грааль всецело принадлежит миру замка и обычно появляется в зале во время пира. Грааль часто уносят в соседнее помещение, являющееся, по всей видимости, часовней. Однако мы не можем с полной уверенностью утверждать, что с залом граничит некое сакральное пространство. В исключительных случаях Грааль выходит за рамки упорядоченного мира и появляется в царстве приключений: например, в часовне в Опустошенной земле, — при этом ставший очевидцем явления Грааля Ланселот не может двинуться с места; а также в лесу, когда Грааль исцеляет Персеваля и Эктора. Загадочный ослепительно яркий свет предзнаменует появление Грааля в лесу, где его ищет Персеваль, и в опустошенной часовне, где явилась огромная черная рука, затушившая все свечи.

Явления Грааля в замке обычно происходят одним из двух способов: либо Грааль несут — и это случается во время процессии; либо он движется сам, и «ни одна рука смертного, как видно, не держит его». Впервые процессия Грааля описывается в поэме Кретьена, а также в «Продолжениях». В этих текстах Грааль всегда несет дева, которая обычно наделяется исключительной красотой. Грааль появляется в сопровождении копья, острие которого не перестает кровоточить, причем несет его юноша или оруженосец; за ним следует юная дева, держащая резное блюдо, именуемое во французском оригинале серебряным «tailleoir»; а за девой — мальчик со свечами в руках. Эти детали в общих чертах остаются неизменными, разве что в одном случае копье оказывается в руках юной девы, а в другом — в процессии принимают участие сразу два серебряных блюда. Эти яркие образы, созданные Кретьеном, остаются неизменными во всех «Продолжениях». Однако уже в них под влиянием новых приключений в честь Грааля возникают неизвестные дотоле мотивы и образы: в «Первом продолжении» вслед за процессией Грааля сквозь всю залу проносят мертвого рыцаря на похоронных носилках и сломанный меч, который, один — без мертвого рыцаря, упоминается в составе процессии Грааля во «Втором продолжении».

Детали, характерные для процессии Грааля, остаются неизменными и в последующих романах. В «Парлесво» Грааль и копье появляются в замке Короля-Рыбака во время пребывания там Гавейна. Грааль на этот раз несут две юные девы, которых сопровождают ангелы со свечами, никакого иного снаряжения или вооружения не упоминается.

Роман «Персеваль в прозе» предлагает неожиданную версию событий: Грааль несет «uns valles» — молодой слуга, шествующий в сопровождении другого слуги, несущего копье, и девы с двумя «tailleoir» (блюдами). В одном манускрипте, именующем Грааль «сосудом, в который была собрана кровь нашего Господа», в процессии участвуют «почитаемые реликвии», из этого следует, что и у копья, и у блюд есть своя «священная история». В «Парцифале» Грааль предстает совершенно в ином образе — причину этих перемен мы еще обсудим, — но сама процессия Грааля не претерпела радикальных изменений. Впрочем, Вольфрам описывает события, не скупясь на подробности. В процессии по-прежнему участвует копье, но сама процессия теперь необходима совершенно для иных целей: для того чтобы столы ломились от яств, а зала, предназначенная для пира, была залита светом. «Tailleoir» французского оригинала преображаются здесь в немецкие «mezzer», или обоюдоострые ножи, а полдюжины участников процессии, описанных Кретьеном, заменяются двенадцатью девами, шествующими по обеим сторонам от носительницы Грааля.

В «Ланселоте», напротив, число участников процессии сокращается до одного, точнее, до одной прекрасной девы, которая трижды, то есть когда Гавейн, Ланселот и Борс по очереди прибывают в Корбеник, входит и проносит по залу Грааль. В начале «Поисков Святого Грааля» он появляется при дворе короля Артура и свободно перемещается в воздухе. Во время застолья двор короля погружается в атмосферу мистического визионерства, весьма нетипичную для простого пира: слышатся удары грома, яркий свет заливает залу, а участники пира поражены немотой. Нечто подобное повторяется в Корбенике, когда огненный ветер предвещает появление Грааля. Этот ветер подобен языкам пламени, сошедшим на Апостолов в день первой в христианской истории Пятидесятницы, описанной в «Деяниях Апостолов».

_{9. Явление Святого Грааля при дворе короля Артура в день Св. Троицы. Хотя в тексте ясно говорится, что Грааль был обернут в белую парчу и никто не видел, кто его несет, художник, будучи верен первой детали, изобразил несущего Грааль монаха, который всецело является плодом воображения самого художника. Миниатюра из рукописи начала XIV в., созданной, по-видимому, во Фландрии. Британская библиотека.}

Чем дальше мы уходим во след искателей Грааля, тем больше знамений и чудес сопровождают его явление.

Где бы Грааль ни появился, его почти всегда сопровождает копье, с острия которого сочится кровь. Эти две реликвии неразрывно связаны друг с другом. Грааль появляется без копья лишь в романе «Иосиф Аримафейский» Робера де Борона и в цикле «Ланселот-Грааля». В Корбенике копье оказывается участником литургии в честь Грааля. В то время как Гавейн и Ланселот, совесть которых отягчена грехами, воспринимают таинство лишь в общих чертах, Борс видит все ясно и ему дано созерцать копье. Борса извещают о том, что это «копье расплаты». Но лишь Галахад сможет проникнуть в его тайну. В финальной сцене в Корбенике, когда литургия в честь Грааля совершается во всей своей полноте, копье и Грааль являются вместе.

В романах цикла число участников процессии сокращается до одного, что, возможно, необходимо для того, чтобы все внимание было сосредоточено на самом Граале. Однако копье остается непременным участником церемоний в честь Грааля. Двумя важнейшими характеристиками кульминационного таинства становятся присутствие копья и утверждение причастности Грааля Страстям Господним. Судьбы этих двух реликвий столь тесно взаимосвязаны, что даже в романе Вольфрама фон Эшенбаха, предложившего в корне иную версию событий, копье сохраняет свою прежнюю роль, невзирая даже на то, что сам Грааль претерпел радикальные изменения.

Приключения, порожденные тайной Грааля

Хотя поиск и обретение Грааля уже сами по себе являются приключениями, которые ничто не может превзойти по важности, но есть и другие приключения, происходящие, когда герои оказываются в поле влияния Грааля. Когда «В повести о Граале» рассказывается, как Король-Рыбак вручает Персевалю, оказавшемуся в замке Грааля впервые, меч, двоюродная сестра Персеваля предсказывает, что меч этот сломается в самый решительный момент. При этом только два писателя описывают, при каких именно обстоятельствах в руках Персеваля ломается меч. Вольфрам рассказывает об этой неудаче в самом конце романа «Парцифаль», когда главный герой вступает в бой со своим сводным братом по отцу — Фейрефизом (или Фейферицем), сыном Гамурета и чернокожей королевы Белаканы. А Жербер де Монтрейль (автор одного из продолжений романа Кретьена) сообщает, что Парцифаль разбил свой меч о врата Земного Рая. Однако образ сломанного меча, который является ключом к тайне обретения Грааля, проходит как лейтмотив через многие произведения. Он звучит в «Первом продолжении»: после того как процессия Грааля, за коей несут мертвого рыцаря и меч, проходит по зале, у короля в руках оказывается меч, который он вручает Гавейну, ставя перед ним сложную задачу — собрать меч по кусочкам. Если ему это удастся, тайна увиденного откроется ему. Неспособность Гавейна выполнить задание свидетельствует о том, что «он недостаточно преуспел на рыцарском поприще и не достоин знать истинный смысл увиденного». В конце «Второго продолжения» ту же задачу, то есть восстановить целостность меча, предлагают Персевалю: он оказывается более удачливым, но, «поскольку недостает одного фрагмента меча, остается крохотная щель». Хотя Персеваль — лучший рыцарь, проводящий жизнь в поединках и сражениях, но и он не обладает всеми совершенствами, необходимыми, чтобы постигнуть тайну. Сломанный меч обретает целостность в конце «Продолжения», созданного Жербером де Монтрейлем. А в начале «Третьего продолжения» Персеваль уже знает желанную тайну.

Приключение, связанное со сломанным мечом, изобретено самим Кретьеном, который, посредством этого символа, видимо, хотел указать на то, что Персеваль не стал еще рыцарем без страха и упрека. Однако продолжатели Кретьена воспользовались этим сюжетным ходом, чтобы отдалить развязку романа и рассказать серию новых приключений.

В «Третьем продолжении» Персеваль почти сразу же посвящается в тайны. Поэтому повесть возвращается вспять — к мертвому рыцарю, которого Гавейн видел в конце процессии Грааля. В результате звучит новая тема — месть убийце мертвого рыцаря, на котором покоится сломанный меч. В версии сюжета, предложенной Жербером, вновь речь идет о щели, указывающей опять-таки на неготовность Персеваля к постижению тайны Грааля, и далее приключения возвращаются на круги своя1.

_{10. Избранные рыцари присутствуют на службе в честь Грааля, которую совершает епископ Иосиф. Справа два ангела несут покрытый тканью Грааль и копье. Рядом, в центральной части композиции, пребывает Грааль, предстающий в роли потира, из которого появляется Спаситель, позади Коего покоится копье.　Миниатюра из манускрипта «Поиски Святого Грааля»,　переписанного, украшенного миниатюрами собственной работы и завершенного Пьераром ду Тьелем августа 1351 г., по-видимому — в Турне. Париж, Национальная библиотека.}

В романе «Перлесво» вновь звучит тема особой связи, существующей между мечом и Граалем. Гавейну сообщают, что он удостоится стать участником службы в честь Грааля только в том случае, если сможет добыть и принести в замок Грааля меч, которым была усечена честная глава Иоанна Крестителя. В результате оформляется самостоятельная сюжетная линия, связанная с приключениями Гавейна, которые довольно быстро увенчиваются успехом. Меч должен пополнить собой коллекцию реликвий, хранящихся в замке Грааля. Кроме того, эти приключения призваны засвидетельствовать то, что Гавейну в повести отведена роль предтечи Персеваля, то есть та роль, которую играл Иоанн Креститель по отношению к Самому Христу. Новые мотивы идеально вписываются в пропитанную сугубо религиозным духом образную систему романа «Перлесво».

Более того, в романе «Ланселот», предельно насыщенном приключениями, в центре стремительно развивающихся событий оказывается именно Грааль. К тому же приключения — как в самом замке Грааля, так и во Дворце Приключений — играют значительно более важную роль. Большинство эпизодов выдержаны в стиле «Продолжений» Кретьена, изобилующих рассказами о сверхъестественном: здесь и повесть о выстроенной на Опустошенной земле часовне, освещаемой единственной свечой, которую неожиданно гасит гигантская черная рука; а также таинственное древо в лесу, озаренном тысячей светильников, которые меркнут, как только к ним подходит Персеваль. В романе «Ланселот» рассказывается, что во Дворце Приключений находится Волшебное ложе: стоило Борсу сесть на него, как движущееся по своей воле пламенеющее копье нанесло ему первую рану. Вслед за этим Борс был вынужден вступить в поединок с неведомым ему вооруженным рыцарем, испытывавшим прилив сил всякий раз, когда ему удавалось хотя бы ненадолго уединиться в покоях, где пребывал Грааль. Затем на Борса обрушился град стрел из луков и арбалетов и напал лев. Но вот наступает черед последнего испытания: Борс становится свидетелем битвы меж леопардом и драконом и встречает арфиста, исполняющего «Лэ2 о слезах», в коем говорится о прибытии в Британию Иосифа Аримафейского.

Наконец, начинается служба в честь Грааля, и Борс исцеляется от своих ран. На долю Гавейна выпали столь же чудесные приключения, а также испытания, которые ожидали его во Дворце Приключений. Но именно Борс выдержал их с честью, несмотря на то что прежде ему не дозволялось даже приблизиться к Граалю, в то время как Гавейн вечером, накануне этих событий, сподобился лицезреть Грааль на пиру, но не почтил его должным образом, за что и был наказан: невидимая рука посадила его в телегу, и Гавейн был выдворен из замка. Духовная ущербность влечет за собой физическую кару.

Вопросы о Граале

Среди множества приключений решающее значение имеют отнюдь не те, в которых проверяется физическая мощь героя, но те, в которых он подвергается различным испытаниям. Когда в «Повести о Граале» Персеваль прибывает в замок Грааля, повествование устремляется к кульминационной сцене, разоблачающей неспособность Персеваля задать вопрос о таинственной процессии, свидетелем которой он стал. В дальнейшем двоюродная сестра сообщает Персевалю, что он должен был спросить, почему копье кровоточит и куда направляется процессия Грааля; в более поздних романах безобразный вестник дает несколько иную трактовку незаданного вопроса: «А также ты не спросил, кто из людей был достоин вкушать из виденного тобой Грааля». В «Продолжениях» этот вопрос звучит несколько иначе, но суть от этого не меняется, ибо вопрос не понуждает коснуться сущности Грааля (тайну которого мы узнаем в романе Кретьена из ответа, данного отшельником Персевалю), но понуждает поведать лишь о функциях и предназначении Грааля. Нечто подобное происходит и с Гавейном, история которого рассказывается параллельно повести о Персевале. Гавейну также необходимо задать вопрос о таинственной церемонии, ибо и он пребывает в поисках копья.

Когда Гавейну сообщают, что он еще недостаточно совершенен для того, чтобы постичь суть этих вещей, король обещает поведать ему о «Граале, копье и похоронных носилках» — вопрос, таким образом, должен касаться всех трех предметов. Во «Втором продолжении», в котором похоронные носилки отсутствуют, Персеваль вопрошает о «Граале, который дважды пронесли пред нами, а также о копье, что кровоточит», — и просит: «А также поведай мне о сломанном мече…» В «Третьем продолжении» Персеваль говорит: «Позволь мне не коснеть отныне в заблужденье относительно копья, Святого Грааля и плоского резного блюда, что я видел: коль желаешь, поведай мне сначала, кто из них вкушает и откуда приносят их…»

В дальнейшем вопрос, кто вкушает из Грааля, становится традиционным и неизменно повторяющимся во многих других романах, таких, как «Персеваль в прозе», «Перлесво» и пролог «Разъяснение». В «Персевале в прозе» вопрос Персеваля касается всех предметов, участвующих в процессии Грааля: «Кому служат эти вещи, которые проносят предо мной?» В «Перлесво» интерес сосредоточен на одном Граале. В прологе «Разъяснение» вопрос Персеваля сопровождается весьма любопытными комментариями, ибо герой «спросил, кто вкушает из Грааля, но не спросил ни о копье, почему оно кровоточит, ни о мече, половина которого утрачена, ни о великой пропаже». А в начале «Парцифаля» вопрос остается несформулированным: Вольфрам просто утверждает сам факт неспособности Парцифаля задать вопрос: «sit ir vragens sit verzagt!» («поскольку ты воздерживался от вопросов»), — постоянно повторяя слово vrage — «вопрос». Когда мы, наконец, доходим до финальной сцены, Парцифаль просто спрашивает Амфортаса: «Oeheim, waz wirret dir?» («Дядя, что тебя беспокоит?») Этот вопрос ни об области таинственного и ни о каких-то предметах — нет, в нем звучит простое человеческое сочувствие. По сравнению с Кретьеном у Вольфрама ситуация с вопросом разработана еще тщательнее и имеет более глубокий смысл. Если Персеваль не способен задать вопроса из-за неизбывного детского эгоизма, — ибо его заботит, что подумают о нем окружающие, если он вдруг нарушит некий принцип, в который сам уверовал, как в правило нарочито вежливого обхождения с людьми, — то Парцифаль, руководствуясь теми же эгоцентрическими принципами, доходит до полного подавления сострадания к хозяину замка.

Итак, незаданными оказались не один, а как минимум два вопроса: о Граале и о копье. Если учесть, что в поисках пребывают два героя Кретьена, ибо один ищет Грааль, а другой — копье, то двойной вопрос идеально соответствует композиции сюжета. Кроме того, двойной вопрос подспудно свидетельствует о том, что роль Грааля в повести отнюдь не уникальна, и напоминает нам, как важно обдумывать прочитанное. С другой стороны, данный эпизод создан исключительно воображением Кретьена. Поиск отгадки или ответа на хитроумный вопрос лежит в основе множества фольклорных и литературных произведений3. В загадке-символе слово стремится преодолеть себя и донести до усыновленных Богу христиан бессловесное ведение истины Божьей, но едва ли кому-нибудь посчастливилось найти сюжет, кульминационным событием которого стал бы сам факт задавания вопроса. Мне, например, до сих пор не удалось найти бесспорной аналогии столь смелого сюжетного хода, и это вполне естественно.

Вопрос о Граале породил сюжет постоянного вопрошания о Граале — то есть сюжет поисков. Когда Персеваль впервые входит в замок Грааля, он еще не ищет Грааль. Поиски начинаются, когда Персеваль осознает, что он утратил и какую оплошность он допустил. «Повесть о Граале», «Перлесво», «Персеваль в прозе» и «Парцифаль» — все эти романы единодушны в том, что Персеваль отправился на поиск замка, который он однажды уже нашел, в надежде оказаться в ситуации, в которой он уже однажды побывал. В цикле «Ланселот-Грааля» сюжет поисков развивается совершенно по-другому. Божественная воля извне вмешивается в сознание и внушает мысль отправиться на поиски, которые являются частью величественного Божьего промысла о судьбах королевства Логрия. Созданное усилиями короля Артура почти идеальное земное королевство получает божественную санкцию, которая знаменуется появлением при дворе короля чаши Грааля. Но вместо того, чтобы сосуществовать с повседневной реальностью, духовный мир, вторгшийся в земную гармонию, разрушает ее. Поиски Грааля совершаются ради тех духовных состояний, что испытывает человек при его появлении. Рыцари отправляются на поиски Грааля с тем же настроением, с каким бы они пустились на встречу любым другим приключениям. Но вскоре они осознают, что перед ними поставлена задача такого духовного масштаба, что решить ее не может ни один рыцарь в мире. Вместе с тем перед нами не что иное, как архетипическое действо рыцарского романа — поиск, связанный с принесением ритуальных обетов покинуть спасительные стены замка и — с какими тяготами это ни было бы сопряжено — отправиться разыскивать некий драгоценный предмет или человека. Тема поисков, возникающая в связи с Граалем, отнюдь не уникальна для рыцарских романов. В самом начале «Повести о Граале» духовная составляющая поиска еще полностью отсутствует, что становится абсолютно ясно при сопоставлении с поисками копья, которые параллельно ведет Гавейн. Если Персеваль обладает потенциалом духовной чистоты и невинности, то Гавейн всецело пропитан духом мира сего: даже на поиски копья он отправляется из чисто мирских соображений, ибо надеется таким образом оградить себя от ошибочно возводимых на него обвинений в убийстве.

Духовное паломничество к Граалю

В романе «Поиски Святого Грааля» и в последних главах «Ланселота», составляющих как бы прелюдию к нему, мы оказываемся за рамками привычного мира рыцарства. С появлением Грааля стиль повествования начинает меняться. При естественном ходе событий рыцарского романа, описывающего поиски, — с обычными в таких случаях чудесами и необычайными приключениями, выпавшими на долю героя, — все фантастическое нагромождение происшествий оказывается подчиненным единой сюжетной логике романа, который стремится увлечь читателя и не ставит перед собой цели более возвышенной, чем представить нам главного героя во всей полноте его рыцарских достоинств. С появлением Грааля атмосфера романа изменяется, ибо и буквальным, и духовным центром повествования теперь становится Грааль. Однако поскольку подлинное значение Грааля нарочито затемнено и затуманено, то истинный смысл Грааля — то есть его signification если говорить в категориях средневековой культуры, — должен быть, наконец, раскрыт кем-нибудь из героев. Миссия поведать тайну Грааля возлагается обычно на одного из отшельников, которых в романе почти так же много, как и рыцарей. Сразу после посещения замка Грааля Гавейн приезжает к «хижине монаха по имени Отшельник Сегр»4 — имя, весьма подходящее для святого мужа, первым поведавшего тайную историю. Впрочем, Сегр делится лишь частью своих знаний и опыта. Это связано с тем, что среди всех достигших замка Грааля Гавейн обладает самым низким потенциалом духовности. Поэтому ему открывается смысл лишь некоего видения, заключающегося в том, что на змею сначала нападает леопард, а затем змееныши — что в целом предзнаменует смерть короля Артура. Это не божественное откровение, а видение, аналогичное символическому сну самого Артура, которому, как повествуют английские романы, пригрезилось колесо Фортуны и собственная смерть. В конце романа «Ланселот» также появляется отшельник, который предрекает, что Артур и Галахад вернутся ко двору на Троицыной неделе и «и подведут итог приключениям в честь Святого Грааля».

Что же касается романа «Поиски», то другой отшельник говорит Гавейну, что «приключения, которые свершаются ныне, являют смысл и проявления (senefiances et demostrances) Святого Грааля; эти знамения никогда не увидит грешник или человек, живущий среди греха». У Кретьена Грааль появляется уже в самом начале романа, повествующего о достижении рыцарями зрелости. В поэме Эшенбаха мотив поиска Грааля вплетается в описание путешествия, предпринятого ради обретения земного совершенства. И лишь в финале Грааль получает новое воплощение, становясь символом наивысшего духовного совершенства. Однако Персеваль — в романах Артуровского цикла лицо весьма примечательное и хорошо известное как своей неспособностью задать вопрос о Граале, так и другими прегрешениями молодости, — словом, Персеваль не подходит на роль героя новой истории. Поэтому вводится новое лицо — Галахад, который в дальнейшем берет на себя функции Персеваля, но не замещает его в прежних приключениях. Повесть о Граале, таким образом, приобретает новое звучание. Сила воздействия прежних рыцарских романов заключалась в том, что их героям не были чужды человеческие слабости и ошибки, к тому же не мешавшие в самом конце достигнуть триумфа. На фоне героев былых романов Галахад удручал своей предсказуемостью. Этот эфемерный образ не мог вызвать глубоких симпатий. В процессе повествования он то исчезает, то вновь появляется, так что объектом поиска часто оказывается не Грааль, а сам Галахад — герой Грааля.

Если за Ворсом, Персевалем или Ланселотом мы часто следим с интересом и симпатией, ибо в них значительно ярче отразилась общечеловеческая природа, а приключения их более драматичны, то Галахад просто обречен преодолеть все трудности, которые встречаются на его пути. Интересно также, что Галахада ждут преимущественно физические испытания. Например, он занимает пустое сиденье за Круглым Столом — Погибельное Место — и при этом не погибает, подобно рыцарю, решившемуся некогда испытать на себе последствия такого же поступка. Именно Персеваль и Борс проходят все круги духовных испытаний — ибо Галахад недосягаем для искушений. Искушения же бывают весьма драматичными: когда Персевалю нужен оседланный конь, то искушение приходит к нему в облике прекрасной черной лошади, которая безудержно несется с ним в приступе дикой ярости, пока седок не догадывается осенить себя крестным знамением. Искушение встречает его в виде красивой девы, которая завлекает его в постель под полог богатого шатра, — но Персеваль избегает ее чар: взглянув на меч на земле, он вспоминает, что нужно перекреститься, — в результате шатер исчезает, а дьявол с криком и ревом уносится прочь. Другие искушения оказываются не столь явными, так что разоблачить их под силу лишь опытным отшельникам. Во всех этих приключениях духовные подвиги, совершаемые во время поисков, оказываются важнее подвигов светских и куртуазных. Однако неудача возможна всегда, а крушение надежд описывается ярко и живо: поджидает оно, например, Ланселота, чья любовь к Гвиневре мешает ему быть участником заключительного этапа поисков, несмотря даже на то, что доблестью Ланселот превосходит всех рыцарей земли, исключая трех избранников Грааля. За двумя из них, Персевалем и Ворсом, мы следим с волнением, не будучи до конца уверены, справятся ли они с дьявольскими кознями и исполнят ли свое предназначение. Но никаких сомнений в победе Галахада у нас не возникает.

По мере того как акцент повествования смещается — и на смену светским приходят духовные ценности, Грааль перестает казаться всего лишь реликвией, материальным объектом с каким-то таинственным смыслом, — он становится символом духовной власти. По определению блаженного Августина, Грааль — некий знак, «который являет себя нашим внешним чувствам и оказывается не постижимым ничем, кроме духа». Какой же смысл заключен в этом знаке? Эктор, брат Ланселота, удостоился видения, во время которого ему представилось, что Ланселот пытается напиться «из источника, красивее которого не видано на свете», но родник на глазах исчезает. От отшельника Эктор узнает, что Ланселот — грешник, поэтому ему невозможно пить из ключа, хотя «воды этого источника никогда не могут истощиться, но черпает из него воду разве лишь он один — Святой Грааль, таково произволение Святого Духа». Грааль, таким образом, возносится на самую вершину иерархии духовных ценностей. Но, как уже отмечалось, Грааль наделен символическим значением, затмевающим тот простой факт, что он «нематериален, вездесущ и окружен небожителями, ибо он всесилен и обладает чудесной благодатью — быть символом Бога».

Содержимое Грааля

Пытаясь понять, как выглядит Грааль, мы вместе с тем уяснили, что, как о том свидетельствуют большинство наших авторов, изначально в Грааль была собрана кровь Христова. Но что находится в нем сейчас? Кретьен сообщает нам, что в Граале содержится одна-единственная гостия, или облатка, но она пребывает там не материально, а духовно. Грааль — врата в духовный мир, физический центр метафизического. В «Парлесво», когда процессия Грааля двигалась по зале, пред Гавейном предстала вереница образов. Пристально вглядываясь в них, он «мыслил, что созерцает потир, который в те времена казался редким зрелищем». Он лицезрел несущих подсвечники ангелов, их было два, а стало три; когда же Грааль возвратился, Гавейн думал, что видит в нем младенца. Вот в третий раз Грааль проследовал перед Гавейном, и «ему открылось, что Грааль пребывает высоко в воздухе, а над Граалем он видел, или думал, что видит, венценосного Царя, пригвожденного ко Кресту, с копьем, пронзившим Его ребро». Эти образы весьма характерны для мессы и иконографии Распятия. Однако чудесные процессии совершались отнюдь не в часовне, но в зале во время рыцарских застолий. Впоследствии в «Перлесво» Артуру явится сам Грааль, который претерпит чреду изменений, то есть предстанет по очереди в «пяти образах», причастных тайнам и таинствам, «и, наконец, станет потиром». Похожие мотивы звучат в финале «Поисков», когда Христос явил себя двенадцати рыцарям Грааля: «Затем собравшиеся возвели очи горе и узрели фигуру человека, вышедшего из Святого Сосуда, без облачений, Его руки, ступни и бок продолжали кровоточить…»

Таковы свидетельства очевидцев и сторонних наблюдателей. В некотором смысле слова явления Грааля, в коих он предстает движущимся самостоятельно и без всякой поддержки, — что становится его постоянным атрибутом, — тоже следует расценивать как откровения. В цикле «Ланселот-Грааля» мистик-визионер тоже удостаивается ночных явлений, сопровождающихся предстательством ангелов и чудесной иерархии сил небесных, но даже эти видения раскрывают лишь внешние тайны Грааля. Ланселот подошел к Граалю слишком близко и был извергнут вон, пострадав за самонадеянность. Хотя впоследствии он постарается описать увиденное как «неземное, но духовное видение», — о чем романы не преминут нам сообщить, — но все увиденное было лишь обрядом, а не таинством в честь Грааля.

Искомым предметом и заветной мечтой рыцарей является сам Грааль, который должен предстать пред взорами без покровов. Ибо изначально Грааль окутан тайной и полотном, — таким он впервые появляется в «Повести о Граале». Впрочем, в тексте романа специально оговаривается, что Персеваль лицезрел Грааль «лишенным всяких покровов», — это наводит на мысль о том, что Граалю было присуще скрываться от глаз людских. В «Истории Грааля» возможность непосредственно созерцать Грааль знаменует собой ниспослание благословения. Дело в том, что Грааль предстал пред рыцарями короля Артура в Троицын день, пребывая под покровом, — и это событие стало знамением для поисков Грааля, а Гавейн обещал: «Пока я открыто не взгляну на тайну, которая мимолетно явилась пред нами сегодня, не вернусь ко двору короля Артура». Но грешникам, таким, как Ланселот из «Поисков Святого Грааля» и Наскьен с Мордреном из «Истории Святого Грааля», запрещено созерцать Пресвятой Грааль без покровов. В большинстве версий этой истории в самом конце подчеркивается мысль о том, что Грааль изъят из нашего мира. «Так что ни один человек более не посмеет утверждать, что он видел Святой Грааль», — так сказано в «Поисках Святого Грааля» и в почти тех же словах повторено во многих других романах.

_{11. Христос (в облачении епископа) причащает в Корбенике сэра Галахада, таинство совершается в конце поисков Грааля.　Миниатюра из северофранцузского манускрипта «Поиски Святого Грааля», созданного ок. 1290 г. Библиотека Бейнеке редких книг и рукописей, Йельский университет.}　

В «Истории Святого Грааля» предсказывается последнее видение Грааля: Мордрен, обращенный из язычества в христианство, отчаянно стремится увидеть, что пребывает внутри Грааля, и подступает все ближе и ближе, невзирая даже на то, что некий голос предупреждает его об опасности приближения. «Он уже подошел так близко, что никакой язык не смог бы имя дать тому, что он увидел, и сердце смертного не в силах было постичь оного». Разбитый за безрассудство параличом, Мордрен стал возносить горячие мольбы и был услышан, обещанье получив, что жизнь к нему вернется, когда «достойный рыцарь — тот, коему дано узреть таинства Святого Грааля», приблизится к нему. Когда же Галахад, «достойный рыцарь», действительно приблизился и исцелил Мордрена, то целый год затем он, Галахад, процарствовал в духовном дворце земли Саррас. Когда же год истек, то Галахад со своей свитой отправился к Граалю — туда, где некий человек в облачениях епископа служит мессу в честь Пресвятой Девы. А человек сей, как доподлинно известно, Иосифом зовется, ибо он сын Иосифа Арима-фейского. В кульминационный момент мессы Иосиф призывает Галахада пройти вперед, и раскрывает Грааль-потир, и говорит:

«— Приблизься, слуга Иисуса Христа, и взгляни на то, что ты так жадно желал увидеть.

Галахад робко приблизился и заглянул в Святую Чашу. Он совсем было заглянул в нее, но тут, на пороге духовной тайны, его бренную плоть обуяла сильнейшая дрожь.

Слова замирают на языке, не в силах сорваться с уст: «Господи, славлю и благодарю Тебя за то, что Ты исполнил мое желание, ибо теперь я познал то, о чем мой язык не смел молвить и сердце мечтать не дерзало. Здесь, предо мною, — чистейший источник жизни, Глава спасения нашего; здесь я воистину зрел чудо, затмевающее все остальные!» Галахад пребывает распростертым перед Граалем и умирает; а сам Грааль исчезает в небесной выси. Сие откровение преступает пределы дольнего мира и само являет его предел».

Мы достигли пес plus ultra своих исследований, так что пора возвращаться к анализу материальных атрибутов Грааля. Но прежде постараемся обобщить все сказанное: имея форму блюда или потира, он обозначается преимущественно такими словами, как «graal» (грааль), «vaissel» (сосуд), «calice» (потир) или их эквивалентами. Его называют «богатым», реже — «святым». Он бывал украшен драгоценными камнями и заливал алмазным сияньем. Его несла юная дева или он двигался по собственной воле. В романе Кретьена в нем пребывала одна-единственная гостия, или облатка. Следовательно, с ним обходились как с сосудом, содержавшим кровь Христа, как с реликвией, причастной Его Распятию. Он появлялся в окружении иных предметов, таких, как широкое блюдо или кровоточащее копье. В некоторых случаях он становится чудесным источником яств. Во имя его отправляются в путь, полный приключений. Причем приключения могли вписываться в традицию типичного рыцарского романа, а могли нести на себе отсвет особой религиозной символики.

Мы можем описать Грааль, но что мы знаем о его истории? Парадоксально, но романы о Граале вовсе не являются религиозными трудами, они пропитаны чисто светским духом рыцарства. Они не претендуют на особую религиозную глубину. Западный агностицизм XXI в. едва ли может представить мир, в котором так легко переплетаются светские и религиозные мотивы. Но если мы хотим постичь истоки Грааля, то нам необходимо исследовать именно мир Средневековья.

• 1. В одном из манускриптов присутствует именно такая версия, плавно подводящая повесть к ожидаемому финалу. См. «Продолжения Персеваля».
• 2. Лэ — строфическая форма в средневековой французской поэзии, состоящая из трех трехстиший, рифмующихся по схеме: ааб-ааб-ааб, при этом каждая третья строка была короче двух первых. Как самостоятельный жанр лэ разрабатывались в куртуазной литературе Франции. В них излагались популярные предания или сказочные приключения. Эти краткие баллады особо прославили имя Марии Французской, творившей во второй половине XII в.
• 3. Столь частое в мировой литературе испытание загадкой прообразует суд над человеком, выявляющий степень его родства с Божественной Истиной, что архетипически соответствует обретению мудрого царя или царского сына. Ибо царь в мифе всегда первый родственник Божий. Способность увидеть за парадоксами истину присуща уже Эдипу, превзошедшему мудростью Сфинкса и оставшемуся жить благодаря разгаданной загадке. В трагедии «Царь Эдип» Софокл подчеркивает мудрость своего героя, когда обыгрывает имя Oidipous, буквально значащее «с проколотыми ногами», соотнося его с греческим словом «видеть — ведать» — oida. А загадки Сфинкса уводят нас к греческой архаике с ее почитанием Дельфийского оракула или Сивиллы. Языческая загадочность речи жива предчувствием того, что за туманной речью и парадоксальным поведением юродствующего святого будет некогда скрываться благодатная истина, а парадокс станет единственным вместилищем Истины Божьей. Загадка («энигма») в Средние века возрождается в контексте теории символа, возводящего христианина к апофатическому ведению Бога — к непостижимому разумом.
• 4. Имя Сегр для английского слуха звучит как сокращение от «сегрегированный», то есть «отдельный», «изолированный», — словом, отшельник.