Смерть Робин Гуда (Перевод Г. Блонского)

Там, где речка течет,
Где ракитник растет,
Вдоль по берегу шли.
Робин Гуд загрустил.
С ним всегда рядом Джон,
Напевал тихо он:
"Поохотились, ох,
Били дичь и зверей,
Тот охотник не плох,
У кого глаз верней".

"Отстрелялся я, брат,
Мимо стрелы летят,
Не сразить цель бегущую вновь.
Где реки поворот,
Там сестрица живет,
С божьей помощью пустит мне кровь.

Мне не сладко вино,
И еда все одно,
И не вкусно мне мясо с утра.
По реке вниз пойду,
В город Кирклис зайду,
Там мне вены откроет сестра.

По отцу мне родня,
Не обидит меня,
И в обители той старше всех.
От нее мне вреда
Я не жду никогда;
Ведь измена, мой друг - смертный грех".

"Не советую, нет! -
Возразил Джон в ответ. -
Ты послушай меня, господин:
Надо взять молодцов,
Самых лучших бойцов,
Чтоб, на случай, ты был не один".

"Ты ж не трус, Джон-Малыш,
Ты не то говоришь,
Оставайся ты дома тогда".
"Гнев ты должен унять,
А не то не видать
Здесь, ей-богу, меня никогда".

Робин двинулся сам
К монастырским вратам,
Видит: в платье простом,
Улыбаясь с крыльца,
Настоятельница
Осеняет радушно крестом.

Робин Гуд подает
Игуменье вперед
Ровно двадцать монет золотых,
Все потратить велел,
Для благих добрых дел,
Для заботы о людях простых.

"У меня погости,
Раз пришел навестить,
Отдыхай и садись пиво пить".
"Нет, не выпью с тобой,
И еды - никакой.
Только вены прошу мне открыть".

Быстро входит она,
Смертной веры полна.
Робин видит на бледной руке,
Задрожавшей слегка,
Два железных прутка
На батистовом белом платке.

Говорит: "Здесь вода,
Ставь жаровню сюда,
На огонь, подними рукава".
(Мне б его уберечь,
Запоздалая речь, -
Не услышал тревоги в словах).

И дрожащей рукой
(Вспоминаю с тоской)
Вену вскрыла железной иглой.
Каюсь я! Каюсь вновь!
Ярко-красная кровь,
Кровь вождя побежала струей!

Кровь шла густо сперва,
А затем лишь едва
Потекла очень тонкой струей.
Осознал Робин Гуд,
Что предательство тут,
Монастырь ему стал западней.

Сильный, храбрый боец
Побледнел, как мертвец,
Кровь по капелькам падала в таз.
Кровоточил весь день,
Становился, как тень,
Но никто не показывал глаз.

И всего-то одно
В той темнице окно,
На замке обе створки, видать.
Слабость так велика,
Ни нога, ни рука
Не послушны, ни сесть и ни встать.

А сигнальный рожок
Он любовно берег
При себе, как колчан, стрелы, лук.
Рог к губам приложил,
Но уж не было сил -
Слишком слабый послышался звук.

Джон-Малыш долго ждал
И призыв услыхал,
Под раскидистым дубом в тени.
"Слабый звук и глухой.
Страшно мне, что с тобой?
Ты совсем ослабел, господин,

Твой сигнал будто стон".
В Кирклис бросился Джон,
Торопился на помощь, как мог.
Еле-еле успел,
Хоть коней не жалел,
Быстро взламывал каждый замок.

А увидел когда,
Сразу понял - беда,
На колени упал Джон-Малыш,
Зарыдал: "Господин!
Виноват я один!
Неужели меня не простишь?"

"Ты не должен просить!
И за что, Джон, простить?
В чем вина? Нет вины, видит Бог!"
"Должен я отомстить,
Всех монашек спалить,
Весь предательский, мрачный чертог".

"Я подругам моим,
Милым девам святым
Нанести не посмел бы обид,
Ни за что бы не смог.
Но и ты дай зарок.
Обижать Робин Гуд не велит.

Будь любая беда,
Так пребудет всегда.
Смерть сегодня за мною придет.
Ты подай, верный друг,
Мой колчан, стрелы, лук;
Там копай, где стрела упадет.

Дерн стели в головах
И немного в ногах,
На могилу - зеленой травы,
Гравий, белый песок;
Боевой лук под бок -
Лучше музыки звон тетивы.

Друг, за труд не считай,
Посвободней копай
В ширину и длину,
Я спокойно засну
На восток головой.
На могиле простой,
Если вспомнить придут,
Пусть бы молвить могли:
"Славный был Робин Гуд -
Сын родимой земли".