Постановка пасхальной литургической драмы

Чтобы торжественно отпраздновать положение во гроб нашего спасителя и крепить веру невежественного простонародия и неофитов, мы решили следовать похвальному обычаю некоторых церковников. [...]

В части алтаря, где находится отверстие, должен быть помещен гроб, завешенный кругом занавеской. [...] Должны выйти два дьякона, держа крест, закрытый саваном, и затем понести его с пением антифонов, пока не подойдут к месту гроба и не возложат крест, как если бы это было тело господа нашего, которое они погребают. В этом самом месте святой крест должен оставаться до самой ночи воскресения. [...] В день святой пасхи, перед заутреней, пусть церковные служители поднимут крест, чтобы поместить его в надлежащее место. Во время третьего чтения пусть четверо из братьев облачатся; один, надев альбу (Альба (дословно—«белая»)—одеяние низших чинов католического духовенства, напоминающее стихарь православной церкви. В средневековом церковном театре альба являлась одеянием ангелов.) как бы для другой службы, пойдет незаметно к гробу и тихо сядет с пальмовой ветвью в руке. Во время пения третьего антифона пусть трое оставшихся, одетые в ризы, с кадилами направятся к месту гроба, делая вид, будто ищут что-то. Это происходит в подражание ангелу, сидящему на камне, и женам, пришедшим натереть миром тело Иисуса. Когда же сидящий увидит, что к нему приближаются трое как бы сбившихся с пути и ищущих что-то, пусть он начнет пение тихим и нежным голосом: «Кого вы ищете?» Когда он споет, пусть трое вместе в унисон ответят: «Иисуса Назарянина», а он им: «Его нет здесь; он восстал, как раньше предсказал. Идите, возвестите, что он восстал из гроба». После этого пусть они обратятся к хору со словами: «Аллилуйя, господь восстал!» Затем все еще сидящий ангел, как бы обратно их призывая, споет антифон: «Придите и посмотрите место...» При этих словах пусть он встанет и снимет покров и покажет им место, где нет креста, но осталась пелена, в которую завернут был крест. Те, увидев место, положат туда свои кадильницы, возьмут полотно и покажут его священникам, как бы указывая на то обстоятельство, что господь воскрес и более не завернут в пелену. Пусть затем споют антифон «Воскрес господь из гроба» и положат пелену на престол. По окончании антифона главный священник, радуясь вместе со всеми, что царь наш, победив смерть, воскрес, затянет «Тебя, бога, хвалим». В заключение идет колокольный звон.

Из монастырского устава («Regularis concordia monachornm») английского бенедиктинца св. Этельвальда (между 965 и 975 г.). Приведено в книге: G. Cohen, Le theatre en France au moyen age, Paris, 1928, p. 10.

Ремарки в тексте литургическом драмы

Мария Магдалина (здесь она поворачивается к мужчинам, протянув к ним руки). О братья! (здесь к женщинам) и сестры! Где моя надежда? (Здесь она ударяет себя в грудь.) Где мое утешение? (Здесь она поднимает обе руки.) Где спасение? (Здесь опустив голову, она бросается к ногам Иисуса.) О господин мой! (Здесь обе Марии встают и протягивают руки к Марии и Христу.) Отчего... и т. д.

Мария старшая (здесь она указывает на Марию Магдалину). О Мария Магдалина (здесь она указывает на Христа), сына моего сладчайшая ученица. (Здесь она целует Магдалину и обнимает ее обеими руками.) Оплакивай скорбно вместе со мной (здесь она показывает на Христа) смерть моего сладчайшего сына (здесь она указывает на Магдалину) и смерть твоего учителя (здесь она указывает на Христа), смерть того (здесь она указывает на Магдалину), кто так тебя любил (указывает на Магдалину), кто тебя освободил (здесь она освобождает свои руки и роняет их) от всех твоих грехов (здесь она обнимает и целует Магдалину, как в первый раз, заканчивает стих), сладчайшая Магдалина!

Мария Магдалина (здесь она приветствует Марию обеими руками). Мать Иисуса распятого (здесь она вытирает слезы), вместе с тобой я буду оплакивать смерть Иисуса...

Мария, мать Иакова (здесь она указывает по кругу на всех присутствующих и потом, поднеся руку к глазам, говорит). Кто есть здесь, кто не заплакал бы, если бы он увидел мать Христа в такой скорби...

«Плач трех Марий» («Planctus Ma- riae et aliarum»). Из обрядной церковной книги в Цивидале (рукопись XIV в.). Приведено (во французском переводе) в книге: Е u g. L i n t i l h a с, Histoire generale du theatre en France, v. I, Paris, 1909, pp. 48—49.

Описание устройства рая во Флоренции

Говорят также, что Филиппо (Филиппо Брунеллеско (1377—1446)—известный флорентийский скульптор и архитектор.) были изобретены машины для рая в церкви Сан-Феличе, что на площади в том же городе, на предмет представления, или, вернее, празднования благовещения по обряду, совершавшемуся во Флоренции в этом месте согласно древнему обычаю. Это была поистине удивительная вещь и свидетельствовала о таланте и изобретательности того, кто ее создал; действительно, в вышине было видно, как движется небо, полное живых фигур, и бесконечные светочи, которые, словно молнии, то вспыхивали, то вновь потухали. Однако я не хочу, чтобы показалось, что я ленюсь рассказать, каково было устройство этой машины, ибо дело это совсем разладилось и уже нет в живых тех людей, которые могли бы говорить об этом как очевидцы, а надежды на то, чтобы это было восстановлено, уже нет, так как в этом месте уже больше не живут, как прежде, камальдульские монахи, а живут монахини ордена св. Петра-мученика; в особенности же потому, что и у кармелитов уничтожили такого рода машину, так как она оттягивала вниз матицы, подпиравшие крышу.

Филиппо, дабы вызвать такое впечатление, приладил между двумя балками из тех, которые поддерживали крышу церкви, круглое полушарие, вроде пустой миски, или, вернее, таза для бритья, обращенное полостью вниз; это полушарие было сделано из тонких и легких дощечек, вправленных в железную звезду, которая вращала это полушарие по кругу; дощечки сходились к центру, уравновешенному по оси, проходившей через большое железное кольцо, вокруг которого вертелась звезда из железных прутьев, поддерживавших деревянное полушарие. И вся эта машина висела на еловой балке, крепкой, хорошо обшитой железом и лежавшей поперек матиц крыши. В эту балку было вправлено кольцо, которое держало на весу и в равновесии полушарие, казавшееся человеку, стоящему на земле, настоящим небесным сводом. А так как оно на внутреннем крае своей нижней окружности имело несколько деревянных площадок, достаточно, но не более того, поместительных, чтобы на них можно было стоять, а на высоте одного локтя, также внутри, имелся еще железный прут, то на каждую из этих площадок ставился ребенок лет двенадцати и на высоте полутора локтей опоясывался железкой таким образом, что не мог упасть, даже если бы он этого захотел.

Эти дети, которых всего было двенадцать, прикрепленные таким образом к площадкам и наряженные ангелами с золочеными крыльями и волосами из золотой пакли, брали в положенное время друг друга за руки, и когда они ими двигали, казалось, что они пляшут, в особенности же потому, что полушарие все время вращалось и находилось в движении, а внутри полушария, над головой ангелов, было три круга или гирлянды светочей, получившихся при помощи особо устроенных лампадок, которые не могли опрокидываться. С земли светочи эти казались звездами, а площадки, покрытые хлопком, казались облаками. От упомянутого выше кольца ответвлялся очень толстый железный прут, на конце которого было другое кольцо, с прикрепленной к нему тоненькой бечевкой, достигавшей, как будет сказано ниже, до самой земли. А так как упомянутый выше толстый железный прут имел восемь веток, размещенных по дуге, достаточной, чтобы заполнить пространство полого полушария, и так как на конце каждой ветви были площадки величиной в тарелку, то на каждую из них ставился ребенок лет девяти, крепко привязанный железкой, прикрепленной к вершине ветви, однако настолько свободно, что он мог поворачиваться во все стороны. Эти восемь ангелов, поддерживаемые упомянутым выше железным прутом, снижались при помощи постепенно опускаемого блока из полости полушария на восемь локтей ниже уровня поперечных балок, несущих крышу, притом таким образом, что они были видны, но сами не закрывали вида тех ангелов, которые помещались по кругу внутри полушария.

Внутри этого «букета из восьми ангелов» (так именно его и называли) находилось миндалевидное сияние из меди, полое изнутри, в котором во многих отверстиях помещались особого рода лампадки, в виде трубочек, насаженных на железную ось, которые, когда нажималась спускающаяся пружина, все прятались в полость медного сияния; покуда же пружина оставалась ненажатой, все горящие светильники были видны сквозь его отверстия. Как только «букет» достигал положенного ему места, тоненькая бечевка отпускалась при помощи другого блока, и сияние, привязанное к этой бечевке, тихо-тихо спускалось и доходило до помоста, па котором разыгрывалось праздничное действо, а на этом помосте, где сияние как раз и должно было остановиться, было возвышение в виде седалища с четырьмя ступеньками, в середине которого было отверстие, куда отвесно упирался заостренный железный конец сияния. Под этим седалищем находился человек, и когда сияние доходило до своего места, он незаметно вставлял в него болт, и оно стояло отвесно и неподвижно.

Внутри сияния стоял мальчик лет пятнадцати, в облике ангела, опоясанный железом и ногами прикрепленный к сиянию при помощи болтов так, чтобы он не мог упасть; однако, для того чтобы он мог стать на колени, этот железный пояс состоял из трех кусков, которые, когда он становился на колени, легко вдвигались друг в друга. И когда «букет» был опущен и сияние поставлено на седалище, тот же человек, который вставлял болт в сияние, отпирал железные части, связывавшие ангела, так что он, выйдя из сияния, шел по помосту и, дойдя до того места, где была дева Мария, приветствовал ее и произносил благую весть. Затем, когда он возвращался в сияние и снова зажигались светильники, которые потухали во время его выхода, человек, скрывавшийся внизу, снова заковывал его в те железные части, которые его держали, вынимая болт из сияния, и оно подымалось, в то время как ангелы в «букете» и те, которые вращались в небе, пели, производя впечатление, будто все это было настоящим раем; в особенности же потому, что, помимо хора ангелов и «букета», около скорлупы полушария еще был бог-отец, окруженный ангелами, подобными упомянутым выше и поддерживаемыми при помощи железных приспособлений—так, что и небо, и «букет» и бог- отец, и сияние с бесконечными светочами, и сладчайшая музыка—все это поистине являло вид рая.

Но этого мало: для того, чтобы можно было открывать и запирать это небо, Филиппо сделал две большие двери, в пять квадратных локтей каждая, имевшие снизу железные и медные валы, которые ходили по особого рода желобам; желоба же эти были настолько гладки, что, когда при помощи блока тянули за тонкую бечевку, прикрепленную с обеих сторон, дверь по желанию отворялась или затворялась, причем обе створки одновременно сходились и расходились, скользя по желобам. Таким устройством дверей достигалось, с одной стороны, то, что, когда их сдвигали, они вследствие своей тяжести шумели наподобие грома, с другой—то, что они, когда были затворены, служили помостом, чтобы одевать ангелов и приготовлять другие вещи, нужные внутри полушария. Итак, все эти приспособления и многие другие были изобретены Филиппо, хотя некоторые и утверждают, что их изобрели гораздо раньше.

Из «Жизнеописаний наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» Джордже В а з а р и (1550). Под ред. А. Дживелегова и А. Эфроса, т. I, «Academia», 1933, стр. 310 — 314.