59. О пастухе, который исповедовался не так, как нужно

LIX

Однажды пришел на исповедь овечий пастух из той части Неаполитанского королевства, где разбой был обыкновенным делом. Упав на колени перед священником, он воскликнул со слезами: «Прости меня, отец, ибо я совершил тяжкий грех». Священник велел ему сказать, в чем был его грех; тот много раз безуспешно пытался говорить, словно ему нужно было признаться в самом тяжелом прегрешении. Наконец, после долгих настояний священника, он сказал, что он готовил сыр во время поста и, когда выжимал его, несколько капель молока попало ему в рот и он их не выплюнул. Священник, который знал нравы родины этого пастуха, улыбнулся, услышав, что он считает тяжким грехом несоблюдение поста, и задал ему вопрос, не совершил ли он греха более тяжкого. Пастух отвечал отрицательно. Священник спросил тогда, не случалось ли ему вместе с другими пастухами, как это у них бывает, ограбить или убить чужеземного путника? — «Конечно, — отвечал пастух. — Я часто делал и то и другое вместе с товарищами. Но это у нас настолько обычное дело, что наша совесть этим не смущается». Священник стал сурово упрекать его за оба тяжелых преступления, а пастух стоял на своем и считал грабеж и убийство человека чем-то незначительным, ибо они одобрялись у них обычаем, и просил отпущения только за грех с молоком. Ужасная вещь, когда дурное дело становится обычаем, ибо тогда тяжкие преступления считаются пустяками.